Тринадцатая рота (Часть 2) - Николай Бораненков

Генерал не был пьяницей. Он пил умеренно, лишь в редких случаях и потому счел, что для полного капута ему хватит и одной бутылки. Однако петушиная проблема так расшатала его нервы, факт прощания с жизнью так его взвинтил, что свалила с ног только вторая бутылка. Сидя в мягком кожаном кресле и целуя фотокарточки сына и невестки, генерал, обливаясь слезами, что-то бормотал насчет продления славного рода Шпицев и чувствовал, как душа его и весь он сам проваливаются в какую-то зыбкую, темную яму, где ни звезд, ни месяца, а только мрак, мрак, мрак… Но что такое? Мрак вдруг рассеялся, испарился, и впереди показался залитый солнечным светом огромный двор, а по двору — о, какая радость! — бегают куры: белые, рыжие, черные, рябые и петухи… знакомые длинноногие французские петухи. А кто это сидит там на крыльце в пестрой юбке, цветастом фартуке и с военной фуражкой на голове? Ба! Да это же фюрер! Сам фюрер кормит кур. Бедный главнокомандующий. Ему теперь так много надо жареных кур для окруженных! В одну шестнадцатую армию нужен эшелон. А кур на дворе и трех ящиков не наберется. Но подожди, мой фюрер, подожди… я сейчас, сей момент тебе помогу. У нас много будет кур! Много! Тысячи! Миллионы! Все окруженные дивизии будут лопать только жареных кур.

Спотыкаясь, задыхаясь от охватившего волнения и горячего желания помочь фюреру, генерал Шпиц бежит в курятник, набирает в подол френча яичек пятьдесят, сто, двести, семьсот пятьдесят! Он пытается их высыпать в снарядный ящик, но ящик для такого количества яиц ничтожно мал, и тогда генерал бежит к автомашине, выгружает яички в кузов и, задрав френч, спустив брюки, умиротворенно закрыв глаза, усаживается на поклажу. С крыльца из-под лакированного козырька на него пристально и недоуменно смотрит фюрер. Вот он спускается с крыльца и, крадучись, будто боясь спугнуть, подходит к кузову грузовика. Ну конечно же он узнал главного квартирмейстера четвертой армии, но вот чем занят тот, никак не поймет.

— Что вы здесь делаете, генерал? — вдруг спрашивает фюрер строго и, кажется, злобливо.

— Мой фюрер! Я высиживаю кур для окруженных героев. Ко-ко-ко…

— Я награждаю вас Железным крестом, генерал! — произносит возвышенно фюрер. — Продолжайте сидеть!

— Хайль Гитлер! — закричал было в ответ генерал, но, вспомнив, что он не человек, а наседка, во весь дух закудахтал и замахал руками, как крыльями. Гитлер куда-то исчез, двор вместе с курами растворился в каком-то молочном тумане, и до слуха донесся чей-то удивительно знакомый голос:

— Господин генерал! Мой генерал! Да очнитесь же! Очнитесь! Что с вами?

Генерал встрепенулся, потряс головой, открыл глаза. Перед ним стоял перепуганный адъютант.

— Что со мной было? — спросил генерал, грустно глядя на пустые бутылки, которые так предательски подвели, и все еще не веря, что он снова на этом свете, в тех же цепких лапах забот о замерзающих, завшивевших и голодных окруженных.

— Вы очень крепко уснули, господин генерал, — ответил адъютант. — Я вас полчаса никак не мог разбудить. Вы кричали "хайль Гитлер!" и… и, извините, помахивая руками, кудахтали наседкой.

— Фу, какая мерзость! — выругался генерал и, потирая виски, потребовал: Чаю мне! Крепкого чаю!

— Слушаюсь, мой генерал! Чай сейчас же будет подан, и смею доложить, к вам на прием прибыл господин Гуляйбабка.

— Отлично! Давайте чай и Гуляйбабку.

Личный представитель президента вошел в кабинет с бодрой улыбкой на лице. В душе генерала мелькнула надежда, и он впервые после того, как очнулся, поблагодарил судьбу за то, что она не прикончила его и дала возможность надеяться.

Гуляйбабка меж тем снял шапку и, слегка поклонясь, заговорил:

— Господин генерал! Движимый высоким чувством к рейху и лично к вам и проведя ночь в глубоком раздумье, я, смею сообщить вам, нашел тропку к решению вашей тягчайшей петушиной проблемы. Я не знаю, господин генерал, примете ли вы мое скромное предложение, удобно ли оно будет вам, но иного выхода из вашего тупика я, к глубочайшему сожалению, не вижу.

— И… и какой же выход вы предлагаете?

— Вас, господин генерал, могут спасти только эрзац-куры.

Генерал выпучил глаза:

— Не понимаю…

— Имею честь пояснить, господин генерал. Под эрзац-курами я подразумеваю весьма неглупых и весьма распространенных на европейском континенте птиц, а именно тех самых, которые кричат «кра-кра» и каждое утро летают на свалку.

Мертвенно-бледное, обрюзгшее от перепоя лицо генерала Шпица оживилось:

— Так, так… слушаю вас. Продолжайте, наш друг. И что же вы предлагаете делать с этими «кра-кра»?

— Я предлагаю, господин генерал, вместо французских петухов вручить окруженным героям этих «кра-кра», то есть жареных русских ворон.

— Ворон? Солдатам рейха? Да вы в своем ли уме? Какой же идиот нам поверит, что это французские куры? Да за эти штучки, господин Гуляйбабка, мы с вами в два счета угодим в гестапо.

— Напрасное беспокойство, господин генерал. Зачем называть вещи своими именами, если слова-синонимы есть.

Мы назовем этих паршивых ворон не так грубо, а изысканней, изящнее, ну, скажем, жареные рябчики от фюрера! Или белые куропатки от фюрера! Уверяю вас, что солдат, получивший такой подарок, из кожи вон полезет, чтоб отблагодарить фюрера. В огонь кинется с криком:

"Хайль рябчик фюрера!" Так что решайте, господин генерал, пока тучи ворон не улетели со свалки.

— Решаю и утверждаю! — сказал генерал. — Именем фюрера, огонь по воронам!

26. ОКРУЖЕННЫЕ ГЕРОИ РЕЙХА ПОЛУЧАЮТ ПОДАРОК ФЮРЕРА

Транспортный самолет со свастикой и продырявленными боками шел на посадку. Два других, нагруженных подарками фюрера, рухнули еще на подходе к Демянскому котлу. Третьему, охраняемому четырьмя «мессершмиттами», удалось благополучно коснуться колесами Демянского аэродрома. И едва самолет остановился, заглушив моторы, и распахнулась дверь дырявого фюзеляжа, как грянул военный оркестр и по заснеженному полю прокатилась команда:

— Па-рад-д, выстроенный для торжественной встречи делегации с подарками фюрера, смирр-но-о! Равнение на самолет!

Длинная зеленая шеренга, прекратив толкотню и чесание, враз застыла. Высокий худющий генерал в кожаном пальто с черным меховым воротником и тесных лакированных сапогах, явно не по погоде, выхватив из ножен саблю, чеканя шаг, двинулся к самолету. Однако, пройдя несколько шагов, генерал вдруг остановился и так, не спуская поднятую выше носа саблю, застыл. В бомбовой воронке, припорошенной снегом, два укутанных в шали, посиневших на лютом холоде солдата пилили большой пилой убитую мерзлую лошадь. Они уже напилили себе полный мешок и теперь отрезали передние ноги.

— Встать! Смирно! — гаркнул генерал. — Вам что тут надо?

— Так что ноги, господин генерал, на холодец! — выпалил один из посиневших.

— Идиоты! Ослы! Политические олухи! — закричал генерал. — В такой торжественный момент пилят кобылу, С какого полка? Какой дивизии?

— У нас нет ни того, ни другого, господин генерал. Мы осиротели.

— Что значит осиротели?

— Так что мы ничейные, господин генерал! Бесприютные. Наш полк и дивизия, господин генерал, разбиты.

— За расхищение продукции и мародерство я обязан сдать вас под суд военного трибунала, — выпалил генерал. — Но, учитывая торжественность момента и то, что вы остались без командиров, приказываю; мешок конины немедля сдать на гарнизонную кухню, две задние булдыги отнести в мою машину, переднюю часть вместе с копытами разрешаю взять вам и шагом марш ко всем чертям!

Солдаты подхватили мешок с продукцией, а генерал, вскинув еще выше саблю, зашагал к самолету, к которому аэродромная команда уже подкатила трап.

Из самолета между тем вышли генерал Шпиц, Гуляйбабка, увешанный фотоаппаратами личный корреспондент доктора Геббельса и несколько сопровождающих высокое начальство офицеров. На Шпице было зеленое зимнее пальто на искусственном меху. На Гуляйбабке красовалась белая дубленая шуба, серые валенки выше колен и пышная шапка из зайца-русака.

Плечом к плечу (так пожелало начальство) Шпиц и Гуляйбабка двинулись по расчищенной дорожке полевого аэродрома навстречу начальнику окруженного демянского гарнизона. В трех шагах от него остановились, выкинули руки в приветствии: "Хайль!"

— Господин генерал! — слегка покачиваясь не то от ветра, не то от голода, начал рапорт начальник гарнизона. — Согласно вашей радиограммы, герои рейха, отличившиеся в демянском окружении, в количестве семисот тридцати двух человек собраны для встречи делегации с подарками фюрера. Рады видеть вас, господин генерал!

— Вольно, — сказал генерал и, увидев, что солдат, стоявших в строю, одолевает зуд, скомандовал: — Можно почесаться и закурить!

Команда старого, опытного генерала, знавшего как свои пять пальцев нужды солдат и особенно окруженных, была очень кстати. Герои демянского «зоба» сейчас же полезли под кепи, воротники, поясные ремни… Иные, прислонясь друг к другу спиной, стали тереться. Но были в строю «героев» и те, которых не могли вывести из ледяного оцепенения даже и вши. Глазами скотины, которую должны вот-вот стукнуть обухом по голове, смотрели они на все происходившее.