Колыбель - Михаил Попов

Бараны, всего лишь бараны, ловко играющие в дурака и шахматы.

Его величество помотал головой. Афраний все еще стоял перед ним.

— Хорошо, говори.

— Я узнал, как зовут ближайших людей Председателя.

— Тоже мне информация, он сам мне называл: Туполь, Черепан — короче, советские инженеры.

— Нет, я про тех, кто помогает ему управляться с народом.

— А ну?

— Никита, Молот…

— Тьфу! Даже обидно! — Его величество действительно сплюнул. — Никакой фантазии у нашего великого соседа, реставрирует какой–то урезанный, обкромсанный совок… Ладно, что–то мелкий у тебя сегодня улов. А там кто у тебя, внизу, рыжий, и зубы редкие. Неприятная улыбка. Раньше никогда не видел. Чего он прячется?

— Нам лучше спуститься, он хочет говорить тайно. Здесь, на башне, он слишком на виду.

— Какие еще тайны?

С нескрываемой неохотой его величество спустился вниз и немного углубился в чащу, где, держась за лиану, прятался за широкими листьями тот самый рыжий клиент начальника тайной службы. Уже после его первых слов стало понятно, что спуститься к нему стоило.

— Так ты из–за Глиняного ручья?

— Мы к тебе, к тебе, великий государь.

— Кто это «мы»?

— Меня послали. Таких, как я, немного, но они есть и очень хотят к тебе.

— Так пусть придут.

Рыжий закряхтел, слова царя царей поставили его в непростое положение. Выручил Афраний: гость и его друзья боятся стражников Председателя.

— А они что — наказывают за провинности?

Оказалось, что очень даже наказывают. Главное преступление — утаивание продуктов. Они–де нужны строителям большой лодки, там, в лесу, а остальным — хоть вообще не ешь. После того как оттащишь положенное к скале, в хижине ни плошки риса, одни зеленые топинамбуры. А в поле иди.

— Так вы бы не носили, — провокационно усмехнулся его величество.

Рыжий испуганно замотал головой, в глазах смятение.

— Да, понимаю, вера такая.

— Такая, такая, а если дома оставишь лишнее, все равно люди Председателя заберут — «на государственные нужды».

Вот оно в чем дело, усмехнулся снова его величество.

— А мои–то, вавилонцы, отдают мне то, что раньше отдавали скале.

Рыжий заулыбался:

— Мы тоже тебе готовы все свое отдавать, если ты будешь нам обещать так же, как своим.

— То есть веру хотите поменять?

Рыжий закивал — хотим, очень хотим.

Царь царей с трудом сдерживал довольную улыбку. Похоже, история великого противостояния сходит с мертвой точки. Пока строится деревянный корабль Председателя, государственный начинает давать течь. И по большому счету не важно, будет ли достроен первый, если потонет второй.

— Ты согласен, величайший, принимать от меня и всех моих яйца, рис, коров и глину?

— И глину можешь?

Выяснилось, что с глиной проще всего. Имение рыжего расположено неподалеку от одного узкого и очень глиняного места на пограничном ручье, так что и ценного материала можно отгрузить незаметно, да и переправу остального продукта организовать под покровом ночи и тайны. Стражники Председателя ведь не стеной стоят, а прогуливаются — улучай момент, если смел.

— А что вам председатель дает за ваши продукты?

— Поощряет словесно.

— Как и я?

— Нет, ваше величество, по–другому. Вы говорите всякие богатые, конкретные слова, и каждому свои, а он всем одно и то же: «Вы приблизили великий момент», «Вы герои прогресса», «Страна вами гордится». Недавно он стал выдавать куски коры, а на них метки, называются «Медаль за трудовые заслуги». Сдашь сто яиц — медаль.

— Зачем она? Почет?

— Не только. Если наберешь пять таких — тебе десяток яиц возвращается.

— Логично. — Его величество не смог удержаться от ехидной либеральной улыбочки. — А прятать не пробовали продукты?

— И бесполезно, и опасно. Меня однажды застали за такой попыткой, так высекли.

— Унизительно.

— Нет, просто больно. Тот, кто донес, получил как раз пять медалей и яйца положенные. Тот, кто сек, — тоже десяток. Из тех, что я сдавал.

— Социальная справедливость. Председателю надо кормить не только инженеров и работяг, но и полицию… Хорошо, и вот ты с единомышленниками решил сделать финт ушами, убить сразу двух зайцев — спрятать излишки на территории Вавилонии и получить за спрятанное плату твердым словом, да?

Рыжий кивнул, так он и задумывал.

Что ж, расклад получался красивый, он обретает серьезную пятую колонну во вражеском стане, да и поток продуктов будет нелишним, им можно будет расплачиваться за колхозные поделки, поставить выкачивание ресурсов из врага на самообеспечение. Внутри били прохладные фонтанчики веселого злорадства.

— Послушай, а тебе часто приходится видеть Председателя?

— Иногда.

— Тебе не кажется, что он нервничает?

Его величеству хотелось бы услышать, что враг в цейтноте, почти в панике, на грани нервного срыва, — ведь дело разваливается. Он отрывает от полевых работ все новые и новые руки, а работающих собственно на строительстве лодки больше не становится. Сконструированная товарищем инженером конструкция абсолютно нежизнеспособна.

Перебежчик задумался.

— Чувствует он, что его колхоз разваливается?

— Он торопится.

— Торопится? Ты про лодку?

Рыжий кивнул.

— А ты веришь, что он ее построит?

— Я об этом не думаю.

— А ты хочешь, чтобы он ее построил?

Рыжий снова задумался.

— Если он уплывет, можно будет совсем ничего не отдавать в закрома лодочникам.

Собеседник кивнул, но без азарта:

— Я буду доволен, но другие не будут довольны.

— Почему?

— Прекратятся ласковые слова.

— Что–что?!

— Кто нас будет называть товарищами, надеждой человечества, солью земли? Кто будет кричать: «Ребятки, навались!», «Да я с вами до Берлина бы дошел!»?

— Приятно?

— Да.

— Даже тебе?

— Даже мне. Но мне таких слов мало, хочется еще и твоих слов, государь батюшка. И есть досыта тоже неплохо бы.

Его величество вздохнул. В ровном течении приятного разговора образовалась отмель. Оказывается, правление Председателя опирается все же на какие–то реальные вещи и обладает определенным обаянием.

— Как тебя зовут?

— Череззабордрыщенко, — не моргнув глазом отвечал экономический перебежчик.

— Председатель назвал тебя так за то, что ты поглядываешь на территорию счастливой страны через возведенный им забор. Почувствовал диссидентские настроения.

— Он поймал меня с припрятанными продуктами, — напомнил гость.

— Это только в их системе извращенного законодательства заработанное своими руками может считаться украденным. Такое имя не годится. Мой тайный союзник на вражеской территории должен носить более благопристойное имя.

Глаза перебежчика загорелись.

— Ты будешь теперь зваться Богатый Йорик. Для начала тебе две бензоколонки «Бритиш Петролеум» у въезда в Амстердам со стороны Роттердама. И сеть закусочных «Пицца — Хат» в Страсбурге.

Гость расплылся в улыбке.

И в этот момент произошло нечто непонятное: солнце частично померкло, сердце его величества ударило сначала в грудь огромным молотом, потом упало, а вслед за этим в том месте, где оно обычно билось, образовался кусок льда.

Крича что–то нечленораздельное, царь помчался наверх, на смотровую палубу своего царства.

Почти мгновенно выяснилось: не катастрофа, не апокалипсис, и не садится на Убудь гигантский цеппелин — небольшая, но грозовая туча наползает на солнечный диск. Было в этом и что–то ужасающее, и что–то праздничное одновременно.

Небо тут не окаменело, оно даже не так стабильно, как океан, иногда играющий ночными штормами с затонувшими катерами.

Воздушные массы перемещаются сюда из неизвестных пределов. Время от времени.

— Афраний, знаешь, что такое дракон?

— Нет, ваше величество.

Туча заворчала, как будто поняла, что каким–то образом она задета в этой речи.

— Значит, они к вам еще не прилетали.

Ворчание сделалось более отчетливым.

— Погоди, так это же может быть дождь. Бунша, собирай всех, срочно ставьте большие зонты над «банком», такие же, как у меня наверху. Быстрей. Не то — всеобщее разорение!

6

Даже Афранию его величество решил не объяснять тайную цель своих «новых прогулок» по Убуди. Начальнику тайной стражи он, в общем, доверял: кто, если вспомнить, показал своему царю убегающую Эсмеральду? Трудно представить, что превратившийся в узкую функцию человек способен к такому объемному делу, как заговор. Да и среди остальных реального заговорщика не просматривалось. Совокупностью своих идиотизмов они, вероятно, могли создавать пока не проницаемую для пронзающего царского взгляда муть.