Счастливая семья (сборник) - Маша Трауб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приходящая медсестра была близким человеком и одновременно очень далеким. Ни за первый, ни за все последующие годы Лена так и не узнала, что творится в Валиной душе, как она проводит свободное время, есть ли у нее друзья. Они не стали подругами, хотя оказались ровесницами. Все попытки Лены приблизиться, поговорить по душам, посплетничать натыкались на Валину пуленепробиваемую защиту. Как будто та выросла в английском пансионе, где девочек с детства приучали молчать и держать лицо. За десять лет Лена узнала не так много, по крупицам собирая подробности. Впрочем, не за десять лет. За первые года четыре. А потом Лена перестала интересоваться – она поправилась окончательно и вышла на работу, Степка пошел в детский сад и ничем не отличался от других детей, заботы захлестнули. Это было нормально. Валя оставалась для Лены человеком, который приходит раз в неделю в десять утра – делает массаж, ставит укол или капельницу, если требуется курс, растирает, разминает и уходит.
– Валюш, мне что-то нехорошо, – говорила Лена. Валя разминала, выворачивала позвоночник, делала укол, и Лена бегала, летала. Валя знала все и даже больше, чем все, – про Степку, про Ленину свекровь, про мужа. Она видела, что муж спит в другой комнате, что Степка опять проворочался всю ночь, а Лена мучилась бессонницей – читала, смотрела сериал.
За эти годы было все – Валя варила бульон и кормила всех с ложечки. Гладила белье, когда Лена не могла встать, и подарила Степке аквариум с золотой рыбкой, которая исполняет желания. Даже когда медсестра была не нужна, Лена просила о визите. Валя стала тем якорем, который давал ощущение стабильности. Точно таким же якорем она сделалась для Анькиной мамы, которой врачи давали максимум полгода, а Валя ее тянула уже третий.
– Тебе нужно замуж, – иногда говорила Лена Вале. Когда становилось очень больно физически и ноги опять становились ватными, было проще говорить, разговаривать, пока Валя давила и мяла икры, стопы.
– Нужно, – отвечала Валя, поддерживая разговор. Она видела, что Лене плохо.
– Давай тебя с кем-нибудь познакомим…
– Давай, – легко соглашалась Валя, понимая, что дальше разговоров дело не пойдет. Боль отступит.
– Тебе нужно родить ребенка. Хотя бы для себя, – говорила Анькина мама Вале.
– Нужно, – не спорила Валя.
– Ты же молодая и красивая, – твердила Лена.
– Да, – соглашалась Валя, хотя не считала себя ни молодой, ни красивой. Как и Лена. Они уже были немолоды. Под сорок.
– У тебя еще есть время, – говорила Лена.
– Есть, – эхом отзывалась Валя.
Лет пять назад Лена заметила, что у Вали блестят глаза. И одеваться она стала по-другому.
– У тебя кто-то появился? – спросила Лена.
– Не знаю, – честно ответила Валя.
– Как это, не знаешь?
– Ну, смотря что ты вкладываешь в понятие – появился.
Валя всегда отвечала такими обтекаемыми фразами. Мол, как хочешь, так и понимай.
Однажды Валя пришла к Лене и чуть не упала прямо в коридоре.
– Что с тобой? – Лена кинулась поднимать, искать нашатырь в аптечке, намочила полотенце. Потом почувствовала запах спиртного. – Ты пила?
– Да, – ответила Валя, поднимаясь. – Водку. Немного. Чтобы в себя прийти. Ничего страшного. Не волнуйся. Я в норме.
Что тогда случилось с Валей, Лена так и не узнала. В разговорах они ни разу не вспоминали этот случай.
В последние года два, наверное, у Вали совсем потухли глаза. Она работала, улыбалась, приходила и уходила. Поздравляла с праздниками, дарила Степке игрушки. Лена догадывалась, что Валя окончила какие-то курсы повышения квалификации, но работу не меняла. Даже не пыталась. И новых клиентов не заводила.
Раз в год Валя уезжала домой, проведать родителей. Это было ее условие – месяц отпуска. В сентябре. Когда у всех начинается рабочая жизнь, когда Валя всем становится нужна. Но пациенты покорно ждали – не искали замену, терпели из последних сил. Знали, что Валя вернется, потому что обещала. Не может не вернуться. Не может всех бросить.
Когда Валя сказала, что собирается домой насовсем и не вернется, в это никто не поверил. Анька звонила Лене и причитала, чтобы та уговорила Валю вернуться. Ведь здесь и работа, и все ее клиенты, и вся жизнь. А там, дома, – что? Огород? Деревня? Ни работы, ни перспектив, ни денег. Лена попросила Валю подумать, не рубить сплеча. Анька чудом разузнала телефон Валиной клиентки-бабули и добралась до чиновника. Как выяснилось, все Валины пациенты встали единым фронтом – бабуля пообещала прописать Валю в собственной квартире, выделить комнату и относиться как к родной дочери, – чтобы Валя не платила за съемную квартиру, чтобы приходила «домой», а не на постой. Чиновник обещал Вале оформить гражданство, да и вообще все, что она пожелает. Пусть только скажет. Он, как выяснила Анька, предлагал ей даже пойти замуж. Причем не один раз, а трижды. Но Валя отказалась.
– Она сказала, что я пью, – рассказывал чиновник Аньке. – Я ей говорил, что пью, потому что у меня никого нет. Если бы были жена и дети, то не пил бы. Ради них бы и жил. Ей любовь была нужна. А мне она. Чтобы каждый день рядом, под боком. Чтобы я ее видеть мог не раз в неделю. Это разве не любовь? Разве уважение, забота, поддержка – это не любовь?
Анькина мама пошла на крайние меры – заявила Вале, что если она уедет, то она, мама, точно умрет. А мальчик с ДЦП нарисовал для Вали картинку и попросил, чтобы она «пришла завтра» – у этого мальчика было только два дня в неделе – сегодня с мамой и завтра с Валей. Но даже это Валю не остановило. Она уехала. Все работодатели заявили в один голос, что будут ее ждать. Как всегда после отпуска. И не будут искать замену, даже если она вернется через два, три месяца, полгода.
Прошло полгода. Валя не вернулась. Анька развила бурную деятельность и нашла семейную пару, с которой Валя снимала в доле крохотную комнатку в квартире. Анька попросила сообщать ей, если Валя выйдет на связь. Семейная пара показала вещи, которые медсестра оставила, чтобы забрать позднее, – пальто, шубу, пылесос, постельное белье. И Анька обзвонила всех Валиных пациентов и сказала, что Валя вернется. Обязательно. Вещи-то здесь.
Лена чувствовала себя виноватой. Так уж совпало, что они с Валей родились с разницей в один день. И каждый год поздравляли друг друга совместно. Лена дарила Вале подарок, а Валя вручала свой. Но на этот раз Лена уехала с мужем и Степкой отдыхать и лишь спустя месяц вспомнила, что так и не поздравила Валю. Впрочем, Валя тоже не проявилась. Жизнь продолжалась. Анька нашла для мамы новую сиделку, которой та была очень недовольна – все делала не так, не так, как Валя. К одинокой бабуле приехала внучка, и та была счастлива без всякого массажа лица. Мама мальчика с ДЦП ходила в новую клинику, с современными технологиями, где ее мальчик начал ходить с помощью хитроумных устройств. Лена вынуждена была признать, что может обойтись без массажа. Степка рос, слава богу, здоровым. Чиновник собирался жениться на собственной секретарше.
Все шло своим чередом, и про Валю вспоминали от случая к случаю. Когда Лена пришла в гости к Аньке, ее мама решительно заявила, что не ожидала такого от Вали – вот раньше, в былые годы, работу так не бросали, а несли ответственность. Анька тоже пришла к выводу, что Валя совершила несусветную глупость – лишиться всего, чтобы кормиться с огорода? А зимой? Лапу сосать? И ладно бы уезжала за новой жизнью, к мужчине, так нет же.
– У нее ничего здесь не было. Пятнадцать лет в столице, и ничего, – сказала Лена.
– Сама виновата. Не воспользовалась случаем, – отрезала Анька. – Кто хочет, тот устраивается. А как она будет жить дальше?
– Мне ее не хватает, – призналась Лена.
– Мне тоже, – поддержала Анькина мама. – Надо узнать, все ли у нее хорошо.
– Хорошо, узнаю, – буркнула Анька.
То, что выяснилось, стало для Лены потрясением. Она ведь считала, что они с Валей – близкие люди, если не родные, то уж точно не посторонние. И даже сочла произошедшее предательством – ведь можно было объяснить, сказать по-человечески. Неужели не поняли бы?
Валины родители жили в деревне – двадцать километров от райцентра. Все заработанные деньги Валя тратила на дом – латала крышу, ремонтировала крыльцо, устанавливала забор. Но деньги уходили в песок – дом все равно рушился на глазах. Проще было все снести и поставить новый. Но это уже другие деньги. Валина мама, когда дочь приехала в отпуск, призналась, что больше не может. Сил нет справляться с отцом. Они были женаты сорок пять лет, и у мамы кончилось терпение. Отец в свои семьдесят шесть стал невыносим до такой степени, что мама перестала с ним разговаривать. Вообще. В принципе.
Валя посмотрела на свою старенькую маму, которая всегда была боевой, поджарой, деятельной, и заплакала. Потому что мама больше не была ни боевой, ни деятельной. Она сидела, сложив руки на коленях, и говорила, что не может, сил нет никаких. Тогда Валя приняла решение остаться и присматривать за родителями. Ведь ее ничто не держало. Точнее, родители перевешивали все якоря.