Красавица и игрок (ЛП) - Мэдден-Миллз Ильза

— Никаких фотографий. Приготовься проиграть, милая. Давай сделаем это снова. — Я готов выиграть это дело.

Она бросает на меня многозначительный взгляд.

— Мне интересно, почему ты не попросил меня быть твоей поддельной подружкой.

— Потому что я уверен в себе. — И этот лифчик, самая чертовски сексуальная вещь, которую я когда-либо видел. Полностью собираюсь подрочить на это. Мы снова бросаем, и я выигрываю. — Да! — Я сжимаю кулак, пока она хмурится, уперев руки в бедра.

— Чего ты хочешь?

Я думаю об этом.

— Во-первых, мы должны сделать больше, чем три броска. Ты в деле?

— Может быть. — Она смотрит на Дарта Вейдера. — Я бы хотела темного злодея. Я могла бы повесить на него одежду или потанцевать с ним. Так чего же ты хочешь?

Я скольжу по ней взглядом.

— У тебя не так уж много с собой.

— Это правда. Я довольно бедна. — Она выставляет один сапог, демонстрируя длинную, стройную, загорелую ногу. — Как ты относишься к ботинкам?

— Они не моего размера.

— Но это одна из моих самых ценных вещей.

— Ложь. Они из средней школы. Я хочу поцелуй, — бормочу я.

Она вальсирует ко мне, покачивая бедрами. Затем, быстро, как молния, она протягивает руку и расчесывает волосы на на моей покрытой шрамами щеке.

У меня перехватывает дыхание, когда она медлит, ее пальцы слегка ласкают линию от моего виска к моей шее. Мое сердце сжимается, колотится в груди, жаждет… чего-то, чего я не могу иметь.

Она пристально смотрит на меня.

— Мне нравится твое лицо. Это ты. О, ты был симпатичным до появления шрамов, на самом деле, мне нравилось называть тебя Генри Кавилл… Эта линия подбородка чертовски привлекательна, но теперь… — Ее плечи сдвигаются. — У тебя есть характер. Значение. Ты выжил и вышел с другой стороны ущербным… но красивым.

Я хмурюсь, пытаясь понять, как я отношусь к ее словам.

— Я не красив.

— Красота не снаружи. Я научилась этому на конкурсах красоты. Я встретила несколько красивых женщин, которые были уродливы внутри, а некоторые были невероятны. Красота — это то, как мы продолжаем жить, жизнь, которую мы создаем вокруг себя. Жить осмысленной жизнью. Честно говоря, я не уверена, что я там. Я очень стараюсь. Мы все такие. Я знаю, что возвращение домой пошло мне на пользу, хотя причина печальна. Честно говоря… — Она вздыхает с задумчивым выражением на лице. — Мне нужен был якорь в моей жизни, чувство принадлежности, и Сабина и дом — это то, что мне нужно. — Она смеется. — Посмотри на меня. Я заставляю нас говорить о серьезных вещах, когда мы должны метать дротики.

До меня доходит, что у меня нет якоря, если не считать тренерства.

Возможно, она первая женщина, которая когда-либо целовала мои шрамы. Конечно, я был с женщинами с тех пор, как провел ночь с Новой — беззаботными, молодыми женщинами, которых я мог забыть — и обычно они просто притворялись, что моих шрамов там не было. Возможно, они не знали, что сказать. Возможно, они просто хотели забыть об их существовании.

— Давай двигаться дальше, — говорю я и отодвигаюсь от нее.

Она бросает первой и попадает прямо в яблочко; затем я иду, и мой дротик попадает в стену.

— Черт возьми.

Она скандирует.

— Я победила, модные штанишки, — пока я сердито смотрю в угол. Останавливаясь, она встает перед до мною. — Я хочу Дарта Вейдера на неделю. Ты должен доставить его ко мне.

Я стону.

— Он очень дорогой. И тяжелый.

— Эта игра была твоей идеей. Давай еще раз. Я могу заниматься этим всю ночь, — поет она.

Я выстраиваюсь в линию и бросаю, но мой дротик уходит от центра. Я снова проклинаю. Ее стойка точна, ее локоть идеален, когда она бросает прямо в яблочко.

Я выдыхаю, когда она вальсирует по комнате, останавливаясь у змеиной манжеты принцессы Леи.

— Я хочу браслет. Навсегда. В любом случае, он мой. Мне это нужно, чтобы дополнить мой наряд. — Ее голова поворачивается, и она приподнимает бровь. Я подхожу к ней, открываю футляр и вкладываю его в ее раскрытую ладонь.

— Тебе даже не нравятся " Звездные войны ", — бормочу я.

— Ты ненавидишь проигрывать, не так ли?

— Да, — рычу я.

Она возится с манжетой, не в силах справиться с застежкой, и я беру ее у нее, поднимаю рукав, и прикрепляю его. Сама по себе моя рука скользит вниз по ее руке.

— Эта игра похожа на прелюдию, — бормочет она, затем отстраняется от меня.

— Я никогда не представлял себе прелюдию со мной в лифчике, — жалуюсь я.

Она смеется.

— Шестой раунд окончен. — Она бросает, и ее дротик проходит не по центру.

Я делаю шаг вперед и посылаю дротик прямо в середину доски. Забил. Я смотрю на нее, улыбаясь. Она теребит кончик своего хвостика.

— Я не буду раздеваться.

Я сажусь на один из табуретов.

— Мне нужно подумать об этом.

Она садится напротив меня, подпирая подбородок руками, и наши взгляды встречаются. Я чертовски люблю смотреть на нее, и дело не только в ее красоте. В ее улыбке есть что-то заразительное, ощущение неудержимой радости, которая ее окружает. Игра в дартс с ней, возможно, лучшее время, которое я провел в этом большом доме.

— Расскажи мне что-нибудь о себе, — прошу я. — Что-то, чего я не знаю. Секрет.

— Секрет… хм… — Наступает долгая пауза; затем, внезапно, она кричит и прыгает по комнате.

— Что?

Она плюхается на пол, стаскивает ботинок, отбрасывает его, а затем потирает свою лодыжку.

— Судорога. Вся эта позиция перед доской для игры в дартс… может быть, туфли на шпильках, которые я носила. Прошло много времени с тех пор, как я их носила. Я не знаю. Тьфу. У меня тоже болят икры. — Ее лицо морщится от боли.

Я наклоняюсь и беру ее за ногу.

— Вот, позволь мне. — Я нажимаю большими пальцами на ее свод, вращая ими с глубокими толчками. — Сначала больно, но постарайся расслабить мышцы ног, хорошо?

— Хорошо. — Она вздрагивает, от нее исходят маленькие клубы воздуха. — Извини. Я испортила игру. Я собиралась заставить тебя танцевать в моем лифчике в следующем раунде. Или взять телевизор с большим экраном. Маминому уже десять лет… Ой! Это больно. Почему? — причитает она.

— Это может быть обезвоживание, или обувь, или что угодно.

— Я не могу остановить обувь. Я буду встречаться с Эндрю!

— Ты бы оделась для мужчины, который причинил тебе боль?

— Я буду одеваться, чтобы он увидел, что он пропустил.

Мои губы сжимаются при этих словах.

— Снова согни ногу, — говорю я и массирую ее ступню, нажимая на верхнем носке, затем протягиваю руку к ее пятке.

Облегчение пересекает ее черты, из нее вырывается вздох.

— Это ушло. Боже. Твои руки как магия. Спасибо тебе.

— Нет проблем. У меня было миллион судорог. — Я сажусь рядом с ней на пол. Ее майка задралась, и я вижу ее живот. Я опускаю ее так же, как и она, и наши руки встречаются. Наши пальцы замирают, затем слегка сплетаются вместе. Мой большой палец касается ее руки. Маленькие круги на нежной коже… Тепло окутывает меня.

— Расскажи мне свой секрет, — бормочу я, наклоняясь ближе к ее лицу.

Медленный румянец поднимается к ее горлу.

— Я не могу.

— Почему?

У нее вырывается прерывистое дыхание, когда она смотрит на меня, зрачки расширены.

Мое дыхание учащается.

— Нова…

Ее рот приоткрывается.

— Ронан…

При звуке моего имени на ее губах желание, которое я отталкивал, врывается, как цунами. Забудь о гребаном Эндрю. Да, она все еще влюблена в него, но…

Ее рука запутывается в моих волосах, обхватывает кожу головы.

— Что это… — бормочет она.

Это безумие. Это неоспоримая искра. Желание.

Часть меня говорит мне остановиться, не идти по этому пути, что я пересекаю опасную черту…

Я наклоняюсь, и она встречает меня на полпути, наше дыхание смешивается, когда наши рты соединяются в отчаянном поцелуе. Ее губы мягкие, как атлас, и я стону от ощущения ее сочности. Наши губы отрываются и возвращаются снова, в поисках большего. Я прикусываю ее нижнюю губу зубами, и она делает то же самое, со мной. Наши языки сплетаются, пробуя друг друга на вкус, пока мы не отстраняемся, задыхаясь. Как будто наши губы узнают друг друга, синхронизируясь в вековом ритме.