Волнолом - Владимир Прягин

Насечки на раме жирно мерцали.

Генрих взял графин с тумбочки, присосался к горлышку. Вода стекала по подбородку, ласково щекотала.

Значит, сработало?

'Чернильное' зрение вернулось к нему, но радоваться не было сил. Так же, как и желания разбираться, что из ночных видений было сном, а что - явью.

Теперь он еще немного поспит, но уже без всяких кошмаров. Даже наоборот - разум, переварив ударную дозу света и оправившись от первого шока, способен к неожиданным озарениям. Возможно, именно сейчас он сложит все накопленные зацепки и факты в одну картину. И Генрих увидит, в чем состоит план Сельмы.

Но увидел он совсем не то, чего ожидал.

ГЛАВА 19

- Эй, братец! Узнаешь меня?

- А как же, сударь! - белобрысый возница приподнял картуз и осклабился. - С вокзала вас вез. Недели две тому, если не ошибаюсь.

- Не две, а три с лишком, - подправил Роберт фон Вальдхорн. - Задержался я тут у вас, пора и честь знать.

- К поездам, стало быть, желаете? Домчу с ветерком.

- Ну-ну, не завирайся уж слишком. Помню я твою колымагу. Можешь не гнать, времени еще много.

Зной за эти дни не ослабел ни на градус - так и висел над округой удушливо-пыльным пологом. Солнце ярилось, небо вылиняло почти добела, облака попрятались где-то за горизонтом.

- Забавно, - сказал Роберт вознице, - опять ты мне попался. Полагаешь, к удаче?

- И не сомневайтесь, сударь! Я утром сюда клиента привез, а обратно - нет желающих, хоть ты тресни. Жарища, все по домам сидят. Думал уже, порожняком придется трястись. А тут вы. Ну, думаю, свезло - так свезло...

Дрожки тащились той же дорогой, что и три недели назад, только теперь в обратную сторону. Мимо чахлой рощицы, через мост. Обогнули пригорок, подкатили к домику у развилки, и Роберт заволновался, увидев, как на крыльцо вышла девушка в простом платье.

- Притормози-ка, братец.

Кучер послушно натянул вожжи.

- Загляну еще разок к вашей травнице, - сказал барон, вылезая из экипажа. - Водица у нее - просто чудо. Сказочный эликсир.

Хозяйка спустилась с крыльца и скрылась за высоким кустом шиповника. Роберт, пройдя через лужайку, свернул туда же. Теперь с дороги их видно не было. Стояла вязкая тишина, лишь где-то в траве стрекотал кузнечик.

- Ты не приехал ночью, - она подняла глаза.

- Прости, прости! - он схватил ее руку, поднес к губам. - До утра сидели с наместником, разбирали бумаги - он зануда первостатейный, вцепился совершенно как клещ... Я готов был на стенку лезть, но так и не вырвался, ты же знаешь, это дело такого рода... Впрочем, что я несу, тебе это неинтересно...

- Погоди, я должна спросить. Помнишь, ты говорил... - она запнулась, нахмурилась.

- Помню, конечно, помню! Все, как я обещал. Вот адрес и ключ, там маленький домик с садиком, оплачен на год вперед... Тебе понравится, вот увидишь, а я приеду осенью на неделю или даже на две... И деньги возьми, на первое время хватит... Ну, перестань, не плачь... Я ведь тебе предлагал в столицу, а ты уперлась...

- Я не плачу. На что мне твоя столица? Или, может, замуж решил позвать?

- Я... я бы хоть сейчас, но...

- То-то же, - она вдруг улыбнулась светло и без всякой горечи. - А раз так, то и нечего мне туда. Здесь-то я при деле - соседи, вон, всегда с уважением. Опять же, за бабкой надо приглядывать. А там? Сидеть одной, как курица на конюшне? Нет уж, спасибо. Так что езжай-ка, сударь, и пораскинь мозгами - нужна ли тебе девчонка из хаты, соломой крытой? А осенью, коли надумаешь, возвращайся. Тогда, глядишь, и домик твой пригодится. С садиком.

- Не хочу ехать... - он целовал ее жадно, гладил по волосам. - Бросил бы эту столицу к чертям собачьим, но ведь не выйдет... И так уже Его Высочество пишет - почему, мол, так задержался? Надоело, честное слово...

- Ну-ну, - она мягко приложила ладошку к его губам. - Так ты, сударь мой, и до бунта договоришься. Скажешь потом - задурила голову ведьма деревенская, хитрая...

- Задурила, а как же? Натурально, с ума свела...

- Все, все. Отправляйся, не трави душу.

Она высвободилась, отступила на шаг, поправила платье. Роберт глядел на нее, переводя дыхание.

- Возьми вот, - она протянула ему баклажку. - И кучера угости. Чтобы болтал поменьше... Да не смотри ты так! Пейте оба - не помрете уж как-нибудь. Просто он позабудет, что по дороге было, а ты - совсем даже наоборот. Будут тебе сегодня сны на прощание сладкие...

Когда повозка скрылась из виду, хозяйка вернулась в дом. Присела к столу, подперла кулачком щеку и надолго задумалась. Ставни были прикрыты. Прохладная полутьма терпко пахла шалфеем, тимьяном, мятой.

- Яна! - из смежной комнатки донесся надсадный кашель.

- Иду, бабуля.

Старуха лежала в дальнем углу - иссохшая, с запавшими глазами и заостренным, будто птичьим, лицом. Узловатые пальцы комкали покрывало.

- Ближе подойди. Сядь.

- Что такое, бабушка? Плохо?

- Опять твой хлыщ приезжал?

- Да, - сказала Яна спокойно. - Но теперь уж долго его не будет.

- Сбежал-таки?

- Говорит, до осени.

- Ишь ты. А с этим как? - старуха, протянув костлявую руку, прикоснулась к животу внучки. Прикрыла глаза, прислушиваясь к чему-то. - Сказала ему?

- Собиралась, да так и не собралась. В жены все равно не возьмет - разного поля ягоды. Ну и смолчала. Вернется - узнает, а нет - так нет.

- Эх, - тоскливо сказала бабка, - это я проглядела, дурища старая, проспала. Не отвадила его вовремя. Эти бароны да графы - как воронье. Не шуганешь - склюют подчистую...

- Тихо, тихо, - внучка погладила ее по плечу. - Развоевалась, защитница. Уж как-нибудь своим умом проживу.

- Проживет она... Ума-то - амбар, не меньше... А дитю каково придется? Ну, положим, родится дочка - силу ведовскую ей передашь, как мамка тебе когда-то. А если сын? Хоть и редко, но ведь бывает у нас такое. Вот и представь. Учить ты его не сможешь - будет с соседскими весь день ошиваться. А те, чуть что, пальцем тычут, скалятся - выблядок...

- Путь только попробуют - враз языки отнимутся.

- Угу, а на следующий день - соседи к тебе с дрекольем да с вилами.

- Тьфу на тебя, старая. Умеешь ты застращать! Да только к чему все это? Нету мужа - и точка. Что я его - из горшка достану?

Старуха пожевала губами, уставившись в потолок. Покосилась на Яну:

- Ты Штефана-плотника давно видела?

- Месяца три, пожалуй. Он в городе был, на заработках.

- Вчера заходил, тебя не застал. Расстроился.

- И что с того?

- Присмотрись к нему.

- Бабуля! - травница фыркнула. - Что мне к нему присматриваться? Он за мной с детства хвостиком ходит. Вот уж кто мне даром не нужен...

- А ну, цыц! - старуха, приподнявшись, так сжала внучке ладонь, что та испуганно ойкнула. - Я что - прошу ему глазки строить? Сказала же - присмотрись! Вот прямо сейчас сходи. Поняла?

Яна кивнула растерянно. Бабка обессиленно откинулась на подушку и отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Внучка поправила ей покрывало и вышла. Потопталась в соседней комнате, потом махнула рукой - ладно, дескать, так уж и быть. Сбежала с крыльца и зашагала к деревне.

Дом Штефана стоял с краю. Сам плотник - высоченный, чуть сутулый детина с длинными жилистыми руками - возился на улице, поправляя забор. Рубаха на нем взмокла от пота, волосы слиплись. Увидев Яну, он заулыбался, отложил инструмент.

- Здорово, Штефан. Заходил вчера, значит? Чего хотел?

- Ага. Так я, это...

Он сбивчиво и смущенно рассказывал, как подзаработал деньжат, да и отец ему кое-что оставил, так что он, Штефан, не такой уж и голодранец, а Яна красивая, умная - просто ужас, и вообще давно ему нравится, вот он и подумал, значит...

Но травница почти ничего не слышала. Вглядываясь в него, она все яснее видела то, о чем говорила бабка. На его лице лежала легкая тень, будто от крыла пролетевшей птицы, а глаза потускнели, как старое серебро.

Нет, это не болезнь, прикидывала она, и не чьи-то козни. Скорее, несчастный случай. Доска с крыши упадет, или топор не туда отскочит - что там еще бывает у плотников? Месяц, пожалуй, остался, от силы два. Человек еще жив, смеется и строит планы, но смерть уже подула ему в лицо. Просто судьба - ничего нельзя изменить. Ведовское чутье в таких случаях не обманывает.

Штефан замолчал и ждал от нее ответа. Она заставила себя улыбнуться:

- Значит, говоришь, замуж?

Роберт фон Вальдхорн, щурясь на солнце, отхлебнул из баклажки. Травяной настой, чуть тягучий и сладковатый, отлично утолял жажду, и даже зной уже не казался пыткой. Травница дело знала.

Барон усмехнулся. Кто бы мог подумать еще недавно, что он, человек, умудренный житейским опытом, советник будущего монарха, поведет себя как восторженный гимназист? Будет ночью верхом приезжать к развилке, чтобы, едва девчонка выскользнет неслышно из дома, подхватить ее, задохнуться от нежности и до рассвета отгородиться от остального мира, оставив лишь лунный свет, неясный шепот деревьев и мягкую прохладу травы. А наутро с красными от недосыпа глазами сидеть на очередном совещании и разглядывать обрюзгшие морды местных поганцев, почитающих себя знатью.