Живые и прочие - Лея Любомирская

Вдали голубоватыми холодными искрами мерцают огни небольшого поселка.

Дом как дом.

Скорее избушка. Небогатая, но справная. Типовая улучшенка.

На воротах табличка, точь-в-точь повторяющая рисунок нарукавной нашивки: костер солнца в перекрестье ядовито-зеленых стрел. Не метка даже — отметина.

Здесь все дома такие. Здесь известно кто живет. В заводском этом поселке.

Девица беспомощно озирается. Боязно, аж оторочка на капюшоне дыбом. Проникается девица важностью момента — назад дороги нет, путь заказан — и, проникнувшись, беззвучно скулит.

Пропуская скулеж мимо ушей, Иван грубо вталкивает блондинку в прихожую.

В доме тепло. И не просто тепло, а… Девушка пугается до одури.

— Меня Лена, Лена зовут!.. — плачет, стараясь разжалобить. — Меня мама ждет.

Иван думает о своем.

Теперь, после увольнения, выселят? Да ну на! Хрен там выселят — выкусят! А кого горяченьким угостить? Я могу.

— Иди в комнату, — говорит блондинке.

Та не двигается с места. Оттаявшие слезы стекают мокрыми дорожками.

Хозяин скидывает тулуп и в одно движение… Блондинка не верит глазам, трет кулачками, моргает: Иван разжигает печь! Девица едва не лишается рассудка. Кулем сползает на пол; сидит, кутаясь в меха, будто они чем-то могут помочь, защитить.

— Чего расселась? Впервой, что ли? Не видала ни разу? Ну так любуйся!

Специалист подхватывает девушку на руки — легко, уверенно — и несет в комнату, на кровать.

— Ты не думай, — бурчит он. — Без согласия — ни-ни. Нешто я дикарь неотесанный? А вот показать кое-чего… Раз они так, и я в долгу не останусь. Ты, девка, правды не знаешь.

С холода-льда, говорите?

Нате! — Иван крутит дулю мосластыми пальцами. Подавитесь!

С пылу, с жару!

«Весна» брикетированная, ГОСТ 0803–0105! С полной биоразверткой!

Ногти у специалиста обгрызенные, с грязной каемочкой, будто… в земле испачканные. Белки глаз треснули сеточкой кровяных прожилок. В осколках полыхает зарево пожара.

Горит душа…

Пропадай оно пропадом! Ясным, значит, пламенем.

Вся жизнь — во славу державной мощи. После армии — сразу на производство. Компенсация за вредность, подпись о неразглашении и — гордость. Гонор! Косые взгляды? Ха! Знали б вы… А теперь что, моржей доить?! Да неужто он, Иван, для этого столько лет не за так и не за четвертак, а во имя! из идейных соображений, преисполнясь интересами Родины!

— Нет! Нет! — кричит Лена. — Не надо! Я все сделаю! Я согласна! — и раздевается, обнажая белое тело.

А Иван дерет глотку, распаляясь пуще прежнего:

— Родине то есть и представителю ея, генеральному директору оборонного завода, не нужны высококлассные спецы?! Которые собственным гением и этими вот руками создают новейшие системы уничтожения? Которые надежда и опора, оплот и твердыня! Верные сыны отечества!

Без надобности?!

Ах, подите вон? Не-е-ет. На такой, знаете ли, случай имеется в загашнике. В закромах, но не Родины, что высокомерно отказалась, а в личных!

Уж конечно, у него, Ивана, припасено чуток жара.

И ландышей.

И подснежников.

И ласточек парочка имеется.

И вообще!

Печь исправно нагревает помещение. В доме тропики, знойная пустыня.

Что такое тропики и пустыня и каково значение слова «зной» — проходят в школе. На уроке истории. И на основах безопасности жизнедеятельности. Как поражающие факторы.

— Ну пожалуйста! — умоляет девушка.

Термополоска на скинутой шубке налилась запредельно ярким сиянием, показывая опасный уровень температуры. Уровень несовместимый со здравым смыслом.

Громыхает и громыхает.

Грохочет и ввинчивается в уши электрообертонами.

Снаружи.

В мегафон орут. Уговаривают. Стращают.

— Отпусти заложницу, и тебе ничего не будет!

Врут поди. Так уж и ничего? На кой ляд согнали сюда групзахов и не продохнуть сколько народу из интересной организации «Контртеррор»?

Самый интересный — убеленный сединами полковник с кустистой бровью; вторую половину лица от скулы до лба закрывает армейский монокль. Поодаль — все как на подбор, без страха и упрека, косая сажень в плечах, рост два метра и выше — сноровисто, четко занимают позиции бойцы в комбезах и противогазах.

Любопытно, как прознали-то? О девице, в смысле. Ну да что гадать: мир не без добрых людей. Полно их, самаритян-то. Донесли, не иначе.

Сплошная непруха и злосчастье.

И такая досада разбирает, прямо жуть.

— …немедленная выдача заложницы как гарантия… — разоряется усилитель.

Гарантия, значит?

Вы где раньше были?

Где вы были, когда ценнейшего умельца вышвыривали с проходной?!

Где, вашу мать?!!

Досада кипит, и бурлит, и клокочет, и… Гнев. Гнев и обида погребают разум лавиной.

— Чихал я на ваши гарантии!

— Сопротивление бесполезно, — увещевает мегафон. И многозначительно намекает: — Будет хуже. А пока — даем время на размышление.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — ноет блондинка. И хлюпает носом. И глотает слезы.

На некрасивом, опухшем лице стынет обреченность. Девушка не верит в спасение и слова представительного полковника. В общем-то, правильно не верит. Спасение, оно где-то там. Не здесь. А спец-оружейник — вот он, наяву и в припадке ярости.

В такого и влюбиться можно. В других обстоятельствах.

Шире плечи, пронзительней взгляд, резче складки на лбу, горделивей осанка.

Аз есмь перст карающий. Падите ниц и благоговейте.

— Да видал я всех в талой воде! — надсаживается в крике Иван. — Да я сейчас печку покруче раскочегарю и углей сыпану через край — снег на двадцать метров растает!! У меня «Весны» припасено — девать некуда. Дернется кто, всем плохо будет!!!

За окном настороженно внимают.

Короткое совещание, беготня, последний хрип умолкшего мегафона.

Полковник дает отмашку — и…

Целя жерлами в дом, разворачивают башни криогенные установки. Приведены в полную боеготовность барражирующие над поселком вертолеты, на борту каждого — цистерны с жидким азотом. Урчат моторами вихревые машины…

Секунды растягиваются.

В них плотно, тесно укладываются удары сердца. Много-много ударов. Миллион. Или больше.

Пульс частит. Здравствуй, тахикардия.

Слышно, как всхлипывает девчонка.

Больше ничего не слышно. С оглушительным ревом в партию для ударных вступает криогенный ансамбль, следом подтягиваются остальные.

Кончерто гроссо, господа!

Солируем из всех видов оружия при поддержке военно-полевого оркестра.

Групзахи, виртуозы штыка и хладострела, идут на штурм.