Дух воина (СИ) - Красовская Марианна

– Что ты сейчас сделал? – встрепенулась Женька. Подобного она не видела ни разу.

– Ты будешь смеяться, но я заморозил огонь, – усмехнулся степняк. – Аасор учил меня когда-то нескольким знакам… Самым простым, вроде огня, воды или стазиса. А я вот пробовал их соединять. Самый интересный результат получается, когда огонь и стазис одновременно. Огонь словно застывает – и не горит, и не тухнет. Надолго его не хватит, так – на два-три часа. Но куропаткам этого достаточно.

– А эти знаки, им любой может пользоваться? – заинтересовалась девушка.

– Нет, только тот, в ком есть искры вечного огня. Во мне – есть, и немало. Я могу даже Тойрог пробудить, как ты видела. Из меня бы мог выйти отличный шаман, но Аасор сказал, что дух воина во мне сильнее, чем дух огня.

– А мне можно будет попробовать? А вдруг я тоже смогу?

– Женщина? Еще ни разу… – но тут Баяр сбился, вспомнив, что и Тойрог еще до нее ни одна женщина не проходила, и кивнул. – Завтра. Сейчас время спать.

Он поглядел прямо ей в глаза – пристально, внимательно. Но Дженна опустила ресницы и молча улеглась на расстеленное одеяло. Стало быть, не готова. Не попросила снова. Передумала или испугалась опять. Ничего, он и не ждал.

Лёг рядом, подумав немного, притянул ее вплотную к себе. Она не сопротивлялась совершенно, напротив, прижалась к нему доверчиво, тихо и долго вздохнула. Демоны! Кажется, сегодня он снова не выспится. Днём ещё ничего, нормально. Но ночью мысли были только об одном. Но он сам дал ей время, сам позволил выбирать. Теперь вздыхай — не вздыхай, а терпи.

22. Угурская деревня

Утро было быстрым. Баяр, как обычно молчаливый и с совершенно каменным лицом, сунул Женьке в руки миску с вчерашней похлебкой. Проснулся он снова значительно раньше неё. Каким-то образом она чувствовала, что он недоволен, раздражён, возможно, даже зол. Но вида он не показывал.

Пока она ела, он успел оседлать лошадей, наполнить бурдюки водой, выкопать из золы куропаток, отряхнуть и завернуть их в ткань. Женька торопилась, не желая его задерживать, а Баяр только щурился. И молчал. Наверное, надо было вчера все же сказать ему, что можно. Настоять. Он, кажется, ждал. Но девушка откровенно струсила. День было слишком хорош, чтобы портить его бессмысленной возней. Эгоистка! Мужчины ведь всегда получают от этого удовольствие! Сейчас бы он был спокоен и доволен, а она могла бы и потерпеть. Как глупо!

Ехали сегодня быстро. Баяр предупредил, что места здесь дикие, много хищников водится. Здесь хорошо ранней весной – и стан ставить, и охотиться. А сейчас сухо, от реки далеко. Трава почти вся пожелтела. Лучше бы это место проехать одним днем, поэтому привал только по острой необходимости. А по нужде далеко не отходить и быть очень осторожными. А к вечеру, если все хорошо будет, уже до земель угуров они доедут и там переночуют.

– К угурам можно было бы и не заезжать, – пояснял Баяр на ходу. – Крюк придется делать. Но мне хочется кое-что купить. И может, договорюсь с ними, потом козленка заберу или еще кого. Будет и молоко, а потом и мясо.

Ближе к полудню он уже был не такой напряженный, как с утра.

Вопреки своим словам, останавливался Баяр, по прикидкам Женьки, каждые два-три часа. Он заставлял ее прыгать и махать руками и ногами, и сам прыгал и тихо смеялся над ее гримасами.

А к вечеру трава стала зеленее и начали появляться деревья, а потом Женька почуяла запах дыма.

— Угуры живут в домах, — сообщил Баяр. — Сегодня будем ночевать под крышей.

Женька, желудок которой давно уже перевалил маленьких куропаток, истово закивала головой. Она совсем не против была ночевать и под открытым небом, но вот за кусок хлеба отдала бы сейчас пару лет жизни. А ведь где дома — там и хлеб. И, возможно, даже баня.

— А почему кохтэ не живут в домах? — спросила она Баяра.

— У нас мало воды. Те же угуры занимаются земледелием, выращивают рис, пшеницу и ячмень. У них столько рек, что это вполне возможно. А мы выращиваем скот. Когда овцы и буйволы съедают всю траву, стан уходит в другое место.

— Ну вы же воины, — не унималась Женька. — Могучие и сильные. Отчего не завоевали эту землю?

— Пытались, — пожал плечами Баяр. — И ещё не раз пытаться будем. Но угуров намного больше. Кохтэ в последнюю войну сильно много погибло. Старики ещё помнят это поражение и рассказывают внукам и правнукам. Вот когда забудут, когда снова вообразят себя великими и непобедимыми воинами…

— А если бы ты был ханом, ты бы пошёл воевать?

— С кем? С угурами? Глупость. Я бы заключил с ними союз и вырезал всех иштырцев. Занял бы их земли, взял бы их женщин и детей. Вырастил бы как своих. Они бы стали кохтэ. И вот когда мой народ степь уже не вмещала, тогда бы и пошёл войной на угуров. Знаешь, Дженна, в чем сила кохтэ?

— В чем?

— В детях. Мы любим своих детей. Они — благословение народа. А угуры любят стариков. Детей у них много, но они часто умирают. И женщин — много. Женщина у угуров — служанка, ребёнок — лишний рот. Народ, который не любит своих детей, никогда не будет процветать.

Что-то Женька не заметила особого процветания среди кохтэ, но в словах Баяра, пожалуй, была истина. Наверное, если у них нет детских домов и брошенных детей, то это уже признак великого народа. Поэтому она не стала больше задавать вопросы, а просто почесала тихо зудящий затылок.

— Здесь люди.

— Почуяла? Да. Не враги. Дозорные. Нас двое, мы спокойны. Не тронут, мы не опасны для них.

А за холмом начались пронзительно-зелёные поля и появилась деревня. Маленькие кривые домики с крышами, покрытыми палками и соломой, собаки брехливые на каждом дворе, бегающие голозадые дети и вонь от помоев. Да, кохтэ как-то сразу показались Женьке куда более цивилизованным народом. Во всяком случае, они для естественных надобностей выкапывали ямы, а потом их закапывали. Тут же всю дрянь, кажется, сливали в канавы вдоль дороги. А дети так и вовсе присаживались прямо посередине единственной широкой улицы, не стесняясь никого.

– Баяр, – Женька приблизилась к мужчине, касаясь его колена рукой. – А может, переночуем в поле?

– Здесь не выйдет, – вздохнул степняк. – Змей очень много.

Вопросов больше у девушки не было. Змей она не то чтобы прямо боялась, но сталкиваться с ними не жаждала.

Угуры говорили на незнакомом ей языке, но Баяр вполне свободно с ними общался. Остановился возле большого и вполне приличного на вид дома, спешился и Женьку с лошади снял, провел внутрь. Тут было тесно, люди сидели прямо на полу на циновках, за низенькими квадратными столиками. Что-то ели прямо руками, что-то наливали в деревянные чашки из глиняных бутылей.

Степняк перекинулся парой слов с хозяином сего чудного заведения, потом провел Женьку сквозь обеденный зал внутрь дома – в крохотную комнатушку с узким окном, затянутым мутной пленкой. Все, что здесь было – большой тюфяк сомнительной свежести на полу и такой же маленький столик в углу.

– Подожди здесь, – велел Баяр Жене. – Я быстро. И вот, возьми.

Вручил ей свой кинжал – длинный, острый – и исчез за дверью.

Если это вот – ночевать под крышей, то она предпочитает шатры, однозначно. Или даже – лесную поляну. Попинала ногой тюфяк, надеясь, что внутри нет мышиного гнезда, подняла тучу пыли. Вздохнула тяжко и оперлась на стену. Умыться бы, да негде.

Баяр и правда вернулся очень быстро. Принес их тюки с одеждой, кинул в угол, с сомнением оглядел тюфяк – совсем как Женька пару минут назад – и постелил поверх него привычное уже покрывало.

– Отдыхай, сайхан.

– Сайхан? – Женька наморщила лоб, пытаясь вспомнить слово.

Баяр весело улыбнулся, пытаясь ей объяснить:

– Как ягода. Вкусная. Приятная. Как студеная вода в полдень.

А! Сайхан – сладкая. Тут уж Женька покраснела по уши. Нет, про воина “сайхан” не скажут. Так называют ту женщину, которую хотят. Она – сайхан? Немыслимо просто. И почти смешно – если б он не смотрел вот так жадно, словно ребенок на новогодний подарок. Совсем смутилась, до слез почти, отвернулась, разглядывая покрывало. А он снова вышел и вернулся уже с двумя деревянными мисками, от которых шел пар.