Епитимья - Рик Рид

Рэнди шел по улице. Ветер с озера был таким холодным, что у него захватывало дух, кожа на лице сразу же обветрилась. Ему не хотелось думать о том, как он выбросил на помойку свою жизнь, но от этого так трудно удержаться, когда колкий декабрьский ветер щиплет твои уши и острыми когтями пробирается в штанины джинсов, к костенеющим коленям. Особенно тяжело вспоминать родителей, живших примерно в сорока пяти минутах ходьбы у озера Форест, в одном из богатейших пригородов. Вот сейчас они, вероятно, сидят у камина, сложенного из грубого камня и, глядя на поленья, потрескивающие в огне, нежатся в домашнем тепле. И не думают о своем сыне Рэнди, которого, насколько они знали, не было в живых.

Все последние тринадцать лет, собственно, были для него медленной смертью. Рэнди двинулся по Лоренс-авеню, нагибая голову с каждым порывом ветра, несущим порцию снега, и мысленно переживая все эти годы: воспоминания приходили непрошеными, как взрывы кислой отрыжки.

Он видел себя в тринадцать лет, почти как на фотографии. Образцовый среднеамериканский мальчик ирландского происхождения с коротко подстриженными темно-рыжими волосами, синими глазами, великолепными зубами — результат хорошего подбора предков и выведения породы. Именно тогда, собрав все имевшее для него цену в рюкзак, он вместо того, чтобы направится в университет имени Лойолы, двинулся по шоссе на запад. Тремя неделями позже, плененный цепенящим миром марихуаны и дешевого крепленого вина, он оказался в округе Тендерлойн города Сан-Франциско. Это был кратчайший путь к тому, чтобы начать торговать своим телом. Это давало возможность обеспечить себя самым важным: вином, пищей и наркотиками. Позже он кое-что урезал в своем рационе, упростив свою жизнь до одних наркотиков, и только в случае, когда их не было, компенсировал это крепленым вином.

Такой жизнью он жил достаточно долго, став алкоголиком и наркоманом. К тому же заразился сифилисом и долгое время, почти три года, не подозревал об этом, потому что болезнь была вялотекущей.

В своем воображении он видел себя шестнадцатилетним мальчиком, брошенным на окраинах Чикаго на милость тех, кто годился ему в дедушки, и промышляющим в кварталах, где в прежние времена не бывал ни он сам, ни его близкие, ни друзья. Но ведь когда-то, в незапамятные времена, которые теперь казались ему столь же далекими, как старая сказка, он жил на озере Форест. В стране, куда ему никогда не суждено было вернуться.

Универсальный образец американского юноши, в шестнадцать лет он навсегда потерял свой облик. Рэнди мотал головой, вспоминая, как он выглядел, когда был панком. Тогда он носил прическу стиля «мохавк» с гребнем стоящих черных волос по самому центру головы. Весь затянутый в черную кожу, вплоть до черных ботинок. Нос его был проколот, а кожа на голове татуирована, на груди же красовалось изображение черепа и костей.

Он промышлял на улице проституцией. В те времена, в 1981 году, на этом можно было заработать хорошие деньги. И никто в Чикаго особенно не беспокоился о СПИДе, а подростки вроде Рэнди продавались и перепродавались по цене баллона бензина.

Рэнди дрожал, но не от холода. Тогда-то, в возрасте «относительной невинности» он и получил (теперь он был в этом уверен) ВИЧ, но узнал об этом только четырьмя годами позже, когда работник социальной сферы уговорил его сделать анализ на СПИД.

В двадцать лет он решил положить конец своей карьере уличной проститутки — но это все равно что запирать двери конюшни после того, как конь уже украден.

Главной причиной, почему Рэнди решил идти один, был СПИД, хотя он никогда бы не сказал этого мальчику. Рэнди фыркнул: мне уже нечего терять.

Рэнди остановился под фонарем на автобусной остановке. Закурил сигарету, размышляя об опасности уличного ремесла. Как бы там ни было, я уже слишком стар для такой работы. Он оглядел пустынную улицу, высматривая серо-зеленый автобус, идущий на запад.

А вирус даже в эти минуты размножается и размножается в его теле. Он ощущал его как некое чужеродное существо, которое поселилось в нем. К счастью, пока что не проявлялось никаких особых симптомов, правда, иногда от азитотимидина, который ему давали в отделе социальной помощи, его мутило, что было достаточно противно. Но он все ждал, когда сляжет с пневмонией (об этом его предупреждали врачи), или с кожными поражениями, или с туберкулезом, — пока что проносило. Кто знает, когда это проявится?

Ему говорили даже о вероятности того, что он вообще никогда не заболеет. Конечно, если его зарежут или он попадет под автобус прежде, чем болезнь проявится.

Рэнди увидел автобус. Он не хотел думать, что будет потом. Во всяком случае не сейчас, когда ему нужно беречь энергию для предстоящей борьбы. Когда он отсчитывал мелочь, которую собирался опустить в кассу, его вдруг посетила мысль, связавшая его инфекцию с человеком, которого он собирался посетить: будем думать, что я получил ее от тебя.

Автобус, громыхая, мчался на запад по Лоренс-авеню — мимо складов, ресторанов, маленьких бакалейных лавчонок, окошечек банковских пунктов с прорезями для кредитных карточек. Мелькали вывески порнотеатров и книжных магазинов для взрослых, поражающие своим убожеством.

А помимо всего этого в душе Рэнди горело желание встретить Дуайта Морриса. С той ночи, когда Дуайт Моррис подцепил его на Фостер-авеню-бич, в парке, а это была одна из последних ночей, когда Рэнди работал на улице, прошло много лет. Дуайт привез его в одноэтажное кирпичное бунгало, похожее на все остальные одноэтажные дома в этом квартале. (Боже, как я найду его?)

Ему не хотелось думать о той ночи. Но она все равно всплывала в памяти. Он позволил этому человеку, хлипкому и слабому на вид, со странными белыми глазами и мерзким хихиканьем, связать себя и в таком виде ласкать. Но он не должен был позволять ему прижигать себя сигаретами и вырезать на груди греческую букву «лямбда» лезвием бритвы. «Пусть этот знак твоей извращенности останется с тобой», — бубнил тип, не отрывая глаз от крови, которая сначала по каплям, а потом ручьем потекла по его гладкой коже. Он не должен был позволять вставлять себе в анус бутылку из-под кока-колы, не должен был позволять ему хихикать и радоваться и говорить о том, что почувствует Рэнди, когда бутылка сломается у него внутри, а стеклянные осколки порежут его прямую кишку и убьют его. Он не должен был позволять ему размазывать по своему лицу экскременты, хотя в его рот был засунут кляп, чтобы он еще дышал этим запахом.

Нет, он не должен был позволять проделывать с собой все это. Но этот человек проделал все! Потому что Рэнди был связан. И никто не мог услышать его криков в пустоте хорошо изолированного дома.

Не могли услышать и самого Дуайта, когда болезненные взрывы его похоти и вопли достигли своего пика и он взывал к Богу, чтобы тот не стал помогать этому порочному мальчику, а его, Дуайта, действия и муки Рэнди расценил бы как неизбежную жертву очищения от грехов — и его самого, и мальчика. Боль отмоет от черноты душу этого «куска грязи», запятнавшего себя пороком, — так он считал.

Только притворившись, что он принимает эти болезненно извращенные игры, Рэнди смог незаметно ослабить свои путы. Задушив нестерпимую боль, загнав ее внутрь и притворившись, что он даже благодарен за «спасение», Рэнди сумел установить контакт с Дуайтом. Освободившись от веревок, он извернулся и больно лягнул Дуайта в низко свисавшие яички, а затем — в лицо, угодив в глаз. Так он убежал из этого дома. Голый и истерзанный. Он был благодарен судьбе, что вообще остался жив.

Этой ночью он поклялся покончить с проституцией. Поклялся также, что никогда не вернется в этот кошмарный дом. Даже чтобы отомстить.

Теперь, просматривая улицу на север от Харлем, он пытался и не мог вспомнить, где расположено это проклятое логово. Ведь это было много лет назад.

А что я предприму, когда попаду в дом? Ну, пока что не решена и первая задача. Ты опережаешь события.

Поднялся ветер. Он швырял дождь со снегом в обожженное непогодой лицо Рэнди, колол его иголками. Продвигаясь на юг, он оказался перед «Бургер Кинг», маленьким ресторанчиком, и подумал: а вдруг справочник платного телефона окажется на месте. Это был выстрел наугад, но с дальним прицелом. Он придвинул к себе том в черной обложке и раскрыл его. Однажды человек по имени Дуайт Моррис вошел в мир себе подобных людей. Вампир, но с семьей и домом, купленным в кредит. Возможно, даже с собакой.

И почему бы здесь не остаться его телефону? Рэнди повел пальцем по списку напечатанных мелким шрифтом имен и... нашел Дуайта Морриса. Слишком просто. Улица Брунер находилась отсюда всего в трех кварталах.

Рэнди смотрел на «Бургер Кинг». Ресторанчик казался ему теплым и уютным. У кассового аппарата стояла одинокая девушка. «Привет. Принять у вас заказ?» Накручивая прядь темно-рыжих волос на указательный палец, он почувствовал тошноту. Ему не хотелось идти дальше. Как славно было бы зайти в «Бургер Кинг», заказать чашечку кофе, посидеть у окна, глядя на падающий снег. Он мог бы сказать потом, что не сумел найти Дуайта Морриса или что тот переехал, ушел в подполье — все что угодно! Ну а как насчет Крошки Ти и Уор Зона? И мальчика, который всплыл в озере Мичиган? Возможно, он спасет Крошку Ти и Уор Зона от той же участи.