Завещание веков - Анри Лёвенбрюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я узнаю ваш псевдоним, а железяку нет…
— Он может опознать наш компьютер? — удивился я.
— Да, — ответила Софи. — Это не так уж трудно.
— Все в порядке. Я сменила машину… Пришлось вновь скачать программу, но это на самом деле я. У меня возникли небольшие проблемы. Ничего серьезного.
— Вот-вот. Я как раз хотел сообщить вам, что у меня тоже становится жарко.
Софи нахмурила брови и бросила тревожный взгляд на меня.
— Что такое?
— С тех пор как мы пообщались с помощью ICQ, к моему компьютеру стали проявлять интерес очень многие люди. К счастью, у меня надежная броня, но атаки следуют одна за другой.
— Кто-то пытается пошарить у вас?
— Несомненно.
— Хм. Вор у вора…
— Вроде того, хотя я ничем не рискую. А вот вы…
— Вы полагаете, что и ко мне попытаются проникнуть?
— А вы думаете иначе?
— Да, это более чем вероятно. Что можно предпринять?
— Поскольку вы не очень в этом сведущи, начнем с установки лоджера.
— Что это такое?
— Маленькая программа, которую я составил. Она позволяет отследить все заходы на ваш компьютер. Это не защищает от взлома, но вы будете видеть всех посетителей.
— А вы не подсунете мне вирус?
— Пфф.
— Это означает, что вы получите доступ к моим файлам?
— Если вы не против. Напоминаю вам, что самый горячий из ваших файлов именно я вам и презентовал!
Софи повернулась ко мне:
— Как быть? Довериться ему?
— Честно говоря, если бы он хотел к нам влезть, давно бы уже это сделал… Впрочем, не исключено, что он у нас уже побывал.
— Значит, позволим ему установить эту штуку на мой компьютер?
— Если это нас хоть немного защитит…
— О'кей! Присылайте программу!
— Прекрасно. Вы ее установите, а затем уберете все по-настоящему важные файлы с жесткого диска. Сбросьте их на дискету или на CD.
— Ладно. Кстати, ваша фотография будет напечатана в завтрашнем номере «Либерасьон».
— Правда? Вот здорово!
— Свяжемся, когда будут новости?
— Договор остается в силе.
В отеле не было ресторана, и мы решили поужинать в городе. В мае в Париже всегда была особая атмосфера — не только со времен 68-го или Азнавура. Конец весны, ленивая поступь лета, заставляющего себя ждать, возвращение листьев, раскрывающая грозди сирень. Мы немного прошлись — между Эйфелевой башней и собором Инвалидов, вдоль здания Военного училища, по тенистому левому берегу, — слегка морщась от вечерней прохлады.
Свернув чуть в сторону от Сены, мы в конце концов остановили выбор на большом ресторане в красно-черных тонах, расположенном на площади Военного училища, в двух шагах от «Турвиля». Я много раз бывал здесь в юности и мог поручиться за свежесть их морепродуктов… Интерьер совершенно не изменился. Те же кожаные кресла и медные столики, то же оживление, легкое позвякивание приборов вперемежку с рокотом голосов — подлинно парижский ресторан во всем его великолепии. И разумеется, официант, подогретый амфетаминами, который никогда не смотрит вам в глаза и придерживает большим пальцем штопор в кармашке куртки, который никогда не забывает про вино, поскольку за него платят, — зато о хлебе и воде ему приходится напоминать несколько раз. Париж всегда останется Парижем. Мы отужинали, как полагается, и вернулись в «Турвиль» ближе к ночи.
Едва войдя в номер, Софи сняла туфли, бросила их под стул и легла. Я посмотрел, как она устраивается в постели поудобнее, потом сел за письменный стол и обхватил голову руками. Лежавший передо мной ноутбук Софи напомнил мне о работе. О моих сценариях. Все осталось в Горде. Я был бессилен что-либо сделать. Но при этом чувствовал облегчение. «Сексуальная лихорадка» перестала меня интересовать. И даже по Нью-Йорку я не особенно тосковал.
Когда я перевел взгляд на Софи, она уже спала. Неяркий свет лампы на письменном столе отбрасывал мягкий желтый отблеск на ее вытянутое тело, и во сне она выглядела восхитительно. Кроткая улыбка, застывшая на лице, никогда еще не казалась мне такой нежной. В объятиях Морфея она была еще красивее.
Мне давно следовало признаться себе в этом. Я влюбился. Влюбился в женщину, которая любила и мальчиков тоже. По правде говоря, ни к одной женщине я не испытывал ничего подобного. И уж конечно, не к Морин — даже в первые наши дни. Софи была другой. Независимой. Прекрасной в своем одиночестве. Цельной. Какого черта должен я возвращаться в Нью-Йорк?
Я открыл программу электронной почты на компьютере журналистки и начал сочинять послание своему агенту.
Дорогой Дэйв!
Мне ужасно жаль, что я не смог связаться с тобой раньше. У меня возникли кое-какие проблемы, и совершенно не было времени ни на тебя, ни даже — признаюсь тебе — на сценарии.
Но все, несомненно, к лучшему. Потому что меня это больше не интересует. «Сексуальная лихорадка» не интересует. Подозреваю, что для вас в агентстве это страшная новость, но притворяться я не намерен. Это могло бы отразиться на качестве сериала. Попроси кого-нибудь из ваших script doctors закончить пять финальных серий. Даю на это согласие. Более того: я собираюсь уступить все свои права на сериал в пользу Эйч-Би-Оу. И хотел бы, чтобы вы оформили соглашение. «Сексуальная лихорадка» сейчас бьет все рекорды популярности. Вы получите кругленькую сумму. Пришли мне контракт, я предлагаю вам 15 % от того, что мне предложит Эйч-Би-Оу. Поднажмите и добейтесь, чтобы Эйч-Би-Оу сохранила тех же соавторов сценария, это ваши цыпочки, поэтому «Сексуальная лихорадка» останется в вашем каталоге. Но на меня больше не рассчитывайте, я с этим покончил.
Мне очень жаль, что я так с вами поступаю. Но изменить ничего нельзя. Умоляю тебя, не пытайся меня переубедить.
Держи меня в курсе ваших дел. Я остаюсь во Франции. Скорее всего, надолго. Ты можешь писать мне на этот мейл. Никому другому адрес не давай.
Спасибо за все.
Дружески обнимаю,
Дамьен.
Я на мгновение заколебался, прежде чем нажать кнопку «отправить», потом со вздохом кликнул до ней мышкой. Письмо ушло за одну секунду. Одна секунда, чтобы изменить жизнь.
Я выключил компьютер и закрыл крышку. Взгляд мой упал на гравюру Дюрера. По-настоящему я ее так и не разглядел.
На гравюре была изображена какая-то возвышенность с видом на море и на побережье. В центре крылатая фигура, быть может, женщина, быть может, ангел. Лицо и облачение говорят скорее о женщине, но мускулы и стать странным образом напоминают мужчину. Сидя перед неким зданием без окон, фигура опирается левым локтем о колено и высоко держит голову — поза одновременно печальная и грациозная. В правой руке у нее компас, но размышляет она явно о другом, взор ее устремлен вдаль. К поясу на ленте привязана связка ключей. В ногах спит собака. Рядом я заметил ангела со смехотворно маленькими крыльями и кудрявыми волосами. С серьезным видом он что-то записывает на табличку. Рядом с ним, пересекая гравюру по диагонали, словно с целью отделить крупный план от фона, видна прислоненная к стене лестница. Но больше всего меня поразило множество самых невероятных предметов, лежащих на земле или висящих на стене здания. У ног крылатого персонажа — свисток, гвозди, пила, рубанок, линейка, шар; на заднем плане — громадный обтесанный камень с многими гранями, а на стене здания — безмен, песочные часы, колокол, циферблат солнечных часов и таинственный магический квадрат…
Лес символов, как сказал совсем другой человек. Трудно представить, как сумеем мы разгадать значение этого беспорядочного и вместе с тем изящного нагромождения вещей. Гравюра производила совершенно необыкновенное впечатление. Превосходно иллюстрируя свое название, она рождала ощущение грусти, одиночества, ностальгии. Некую сладкую боль.
Я погасил небольшую лампу, стоявшую на столе. Встал и подошел к кровати Софи. Медленно склонившись к ней, я молча поцеловал ее в лоб. Потом лег сам. Когда я устроился поудобнее, за спиной моей послышался ее голос:
— Спокойной ночи.
Семь
Утром меня разбудили три стука в дверь. Софи была уже одета. Направившись ко входу, она впустила служащего отеля, который толкал перед собой маленький столик на колесиках. Журналистка заказала два завтрака.
Дав молодому человеку на чай, она подкатила столик к нашим кроватям и поставила его между ними.
— Доброе утро, байкер-бой! — сказала она, раздвинув занавески. — Посмотрите, какое солнышко! Разве это не идеальный день для похода в… Национальную библиотеку?