Леди Маллоу - Дороти Иден

— Нет, мой милый.

— А вид у него был сердитый.

— Помоги мне собрать кубики и повтори буквы, которые мы с тобой учили. (Нет, твой отец не сердится, а просто скучает. Какое нахальство — сперва отобрать у Амброса его наследство, а потом маяться от скуки среди этого богатства!)

Леди Мальвину тоже тревожила непоседливость сына. Он находился в усадьбе всего три дня — после многих месяцев ожесточенной борьбы за овладение поместьем — и уже чувствовал себя так, точно пребывал в тюрьме. Главной причиной скверного настроения являлась, конечно же, его жена, которая постоянно чего-то требовала, постоянно раздражалась. Судя по поведению Амалии, можно было подумать, что перед вами не счастливая и довольная женщина, располагающая всеми благами жизни, а несчастный человек, с которым все время несправедливо поступают. Существовала реальная опасность, что если она и дальше будет продолжать в том же духе, то вынудит Блейна бежать из дома. Он уже тосковал по своей прежней свободной жизни. Леди Мальвина слышала, как крупно ссорились накануне вечером.

— Послушай, Амалия, я с самого начала предупреждал тебя, чтобы ты не докучала мне какими-то полковниками и своими знатными дамами. Если тебе непременно нужно устроить прием — пожалуйста! Но на этом давай и остановимся. Я не намерен разъезжать с визитами. Ведь я приехал сюда, чтобы пожить на природе простой деревенской жизнью.

— Но это и есть деревенская жизнь. Мы обязаны вести себя как все, иначе людям покажется странным, и они могут подумать…

— Какое мне — черт возьми! — дело, что подумают люди! Мы здесь, и это главное. И хочу еще раз повторить: я не намерен тратить тысячи на ненужную внутреннюю отделку, которая обветшает и выйдет из моды, прежде чем Тайтус успеет вырасти.

— Тайтус! Но это также и мой дом.

— С моей точки зрения, этот дом только Тайтуса!

— Блейн! — услышала леди Мальвина дрожащий голос Амалии. Хитрая тварь пыталась разжалобить Блейна, хотя она уж должна была знать, что слезами у него ничего не добьешься. — Почему ты всегда так суров со мной?

— Суров?

— А как бы ты это назвал? После того как я так откровенно показала свои чувства…

— Более чем откровенно.

— Блейн, дорогой…

— Послушай, Амалия, предупреждаю тебя: если ты снова начнешь то же самое, я завтра же отправлюсь на Карибское море. Не выношу, когда начинают скулить.

— Жена вправе говорить, что считает нужным.

— О Боже!

Блейн так быстро выскочил из комнаты, что леди Мальвина не успела сделать вид, что случайно в этот момент проходила мимо.

Столкнувшись с ней, он пробормотал извинения и проследовал дальше, словно даже не заметив, кто перед ним. После его ухода леди Мальвина слышала, как рыдала Амалия. На этот раз слезы были самые неподдельные: в комнате, кроме нее, никого не было и, следовательно, не было нужды притворяться.

В какой-то мере, однако, этот эпизод успокоил леди Мальвину; по ее представлениям, из сына должен был выйти именно такой муж: жестокий, нетерпеливый, властный. Даже угроза уехать на Карибское море была вполне в его духе. Конечно, он ничего подобного не сделает. Ведь он не стал бы так настойчиво бороться за усадьбу Маллоу, чтобы тут же ее покинуть. И он пообещал ей драгоценности. Амалия тоже кое-что получит, ничего не поделаешь. Она его жена, а леди Мальвина всего лишь мать. По крайней мере, этот факт почти не вызывал сомнения. Нужно сделать скидку на странные провалы в памяти. Например, относительно четверостишия на оконном стекле. Какая удача, что этот эпизод не фигурировал в суде. Амброс просто ничего не знал о нем. А теперь столь важные мелочи всплывали слишком поздно, чтобы привлечь чье-то пристальное внимание или вызвать излишние подозрения. Они счастливо устроились в усадьбе Маллоу, и все прекрасно.

Вздохнув с облегчением, леди Мальвина позвонила Бетси; нужно было засветить лампы и разжечь огонь в камине. Вот-вот придет играть Тайтус. Под надзором ласковой и миловидной мисс Милдмей мальчик сильно изменился к лучшему. Скоро он станет таким же, каким был его отец: заносчивым, упрямым и красивым. А его бабушка получит свои драгоценности и душевное спокойствие на все времена.

— Подбрось дров в камин, Бетси, — сказала она появившейся старухе. — И задерни гардины, чтобы не было видно темноты за окнами.

— Ох и холодно же на дворе, миледи.

— Но не у нас, — заметила леди Мальвина. — Здесь нам удобно и тепло. — А все-таки хорошо дома, Бетси. А вокруг меня снова все мои родные.

— Да, миледи.

Леди Мальвине почудилась некая неуверенность в голосе старой Бетси. Быть может, среди прислуги ходят какие-то разговоры? Возможно, у них появились какие-то подозрения?

Чепуха! Откуда им взяться? Если она услышит от кого-нибудь хоть одно лишнее слово, то моментально всех уволит. Разве они не понимают, что им крупно повезло? Ведь новым хозяином мог оказаться ее бесчувственный племянник Амброс.

Дрова вспыхнули ярким пламенем, а зажженные лампы сделали комнату еще уютнее.

— Ха! — воскликнула леди Мальвина, торжествуя. — А теперь, Бетси, налей-ка мне стаканчик портвейна. И пришли мне внука. Мы устроим великолепную возню. Попроси прийти и мисс Милдмей.

Мисс Милдмей — превосходная девушка, спокойная и симпатичная.

Ведет себя безупречно. Настоящая леди, заслуживающая всякого доверия. Конечно, делиться с ней своими сомнениями невозможно, но, по крайней мере, для разнообразия можно немного посплетничать.

ГЛАВА 9

Шли дни, и Сара постепенно начала терять мужество. Слов нет, она все время что-то обнаруживала, но ее открытия были абсолютно бесполезными для дела, ради которого она старалась. Например, она знала и без откровений леди Мальвины, что Амалия несчастлива. Амалии удалось-таки, в конце концов, получить от Блейна согласие на некоторые перемены во внутреннем убранстве дома, после чего в усадьбу зачастили купцы и ремесленники, и помещения были завалены ворохами дорогой материи. Она приглашала к себе соседей и выезжала сама в гости. И всякий раз ее наряды были слишком изысканны для деревенских условий. Однако вся эта суета, казалось, лишь добавляла внутреннего напряжения, усугубляла ее дурное настроение, делала еще раздражительнее. Между Амалией и Блейном пролегло что-то более серьезное, чем временная супружеская размолвка, но этот факт не принадлежал к тем доказательствам, которые искала Сара.

Разговоры с Тайтусом нисколько не помогли. По мере того как он осваивался в новой обстановке, то прошлое, когда его звали Джорджем, быстро стиралось из его памяти. Он уже едва помнил свой дом в Лондоне, не говоря уже о жизни в Вест-Индии. Теперь он учился под руководством Соумса ездить верхом на пони и успешно преодолевал былую робость. Это обстоятельство радовало Сару, которая полюбила маленького застенчивого мальчика. Как бы она ни относилась к двуличию его родителей, Тайтус был ни в чем не виноват. Находясь в детской комнате с ребенком и несколько медлительной, но добродушной Элизой, Сара чувствовала себя мирно и спокойно; в присутствии же Блейна и Амалии она неизменно пребывала в чрезмерном умственном возбуждении.