Три вентиля - Рональд Нокс

– Боюсь, что так, дорогая. Кажется, нынче гибнет одна репутация за другой. И вся ее история, по моему убеждению, наверняка сплошная выдумка, состряпанная с определенным прицелом. А мы опять на старом месте – понятия не имеем, знал ли Симмонс, что лишен наследства, или нет.

– С другой стороны, – заметила Анджела, – теперь нам известно, что так напугало молодого Симмонса. Когда вы с Лейландом вчера вечером обогнали в аллее галантерейщика и Эммелину, она, поди, как раз объясняла, что его подозревают в убийстве и что ему не мешало бы взвешивать свои слова, следить, кому и что он говорит. То-то он и струхнул, решив, что ты пришел выпытывать насчет дядюшки.

– Ну а Бринкман-то что задумал? У нас ведь нет против него никаких улик, кроме находок в автомобиле. Черт подери, разложишь тут пасьянс, как же!

– Не хочу мешаться в чужие дела, – виновато проговорил старый джентльмен, – но не стоит ли сообщить обо всех этих странностях в гараже мистеру Лейланду? Если Бринкман вправду намерен удрать, он может сняться с места в любую минуту. Жаль, что я совершенно не разбираюсь в автомобилях, а то бы непременно вывел из строя какую-нибудь важную деталь. Но, увы, толку от меня чуть.

– А кстати, где Лейланд? – спросил Бридон.

– Вон он идет, – сказал Эймс, глядя в окно. – Я позову его.

– Привет! Чем это ты занимался? – полюбопытствовал Бридон, когда Лейланд появился на пороге.

– Сказать по правде, следил за мистером Поултни. Вы уж простите меня, мистер Поултни, но я на всякий случай всю неделю держал вас под пристальным наблюдением и только в гараже, когда вы копались в машине, окончательно убедился, что вы ни в чем не виноваты.

– Что? Опять подозрения?! О, какой день! Если бы я хоть немножечко догадывался, что вы за мной следите, мистер Лейланд, уж я бы вас поманежил! Напустил бы туману, будьте уверены! Каждую ночь выходил бы на улицу с лопатой и фонарем «летучая мышь». Я просто вне себя!

– Простите мне, по крайней мере, шпионаж за вашими детективными разысканиями. Для любителя вы работаете превосходно, мистер Поултни, но у вас маловато недоверчивости.

– В самом деле? Я что-то проглядел? Какая жалость.

– Когда вы поднимали переднее сиденье, вы не заметили на нем тонкого разреза, который зашили совсем недавно. Иначе вы бы наверняка сделали то же, что и я, – распороли шов.

– А можно узнать, что вы нашли внутри?

– Мы зашли уже слишком далеко, и секретничать друг перед другом незачем. Я уверен, и вы, мистер Поултни, и вы, мистер Эймс, хотите, чтобы свершилось правосудие, и готовы помочь нам хотя бы своим молчанием.

– Безусловно, – сказал Поултни.

– Располагайте мною, – сказал Эймс.

– Хорошо. А нашел я вот что. – Театральным жестом Лейланд вытащил небольшой водонепроницаемый бумажник и вытряхнул на стол его содержимое. – Здесь тысяча фунтов в купюрах Английского банка.

– Ну и как? – спросил Бридон, когда утихли возгласы изумления. Ты все еще подозреваешь молодого Симмонса?

– У меня пока нет полной ясности. Но, как я понимаю, Бринкман замешан в этой истории куда больше, чем я думал. Невиновный человек не готовится удирать с тысячей фунтов на чужой машине.

– Так, – сказал Бридон, – по-моему, за Бринкманом надо присмотреть.

– Дорогой мой, – улыбнулся Лейланд, – неужели ты не смекнул, что двое моих людей уже целую неделю торчат в «Лебеде» и что Бринкман ни минуты не оставался без надзора? Беда в том, что он знает о слежке и не станет себя выдавать. По крайней мере тут я вполне уверен. Но автомобиль, безусловно, ставит нас в весьма выгодное положение. Нам известно, каким образом он собирается бежать, а потому мы можем снять наблюдение за его персоной и взять под надзор машину. Вот тогда он раскроет свои карты, ведь ему не терпится поскорее пуститься в бега. Сейчас он у себя в комнате, курит сигарету и читает старый роман. По-моему, он шагу не сделает, пока не удостоверится, что мы ему не помеха. Скорее всего, он тронется в путь после ужина, не раньше, поскольку ночной поезд устроит его лучше всякого другого. И ночка, кстати, тоже как по заказу: если не ошибаюсь, надвигается сильная гроза.

– А как насчет Симмонса? – спросил Бридон.

– И буфетчицы? – добавила Анджела.

– Ну, можно, конечно, опросить обоих сразу или поодиночке. Правда, я предпочел бы воздержаться от этой тягостной процедуры. Миссис Бридон, а не потолковать ли вам после чая с девицей Эммелиной? Вдруг вытяните из нее что-нибудь путное?

– Я не против. Честно говоря, мне даже хочется разобраться с малюткой Эммелиной. У меня с ней свои счеты, знаете ли. Ну а сейчас давайте-ка выпьем чайку. Интересно, Бринки спустится?

Бринкман спустился, и чаепитие вышло не очень веселое. Все в гостиной считали его вероятным убийцей и, уж точно, вором. А следовательно, все старались быть с ним полюбезнее и оттого вели себя до крайности фальшиво. Даже красноречие мистера Поултни словно бы иссякло в этой затруднительной ситуации. Фактически лучше всех держался Эймс. Его сухая меланхолическая манера ничуть не изменилась; он говорил с Бридоном о пасьянсе, обсуждал с Бринкманом пулфордские сплетни, пытался завести Поултни насчет проблем образования. Но большинство участников облегченно вздохнули, когда чаепитие закончилось, Бринкман снова ушел наверх, а Анджела отправилась в подсобку разбираться с буфетчицей.

С общего согласия «парадная» гостиная превратилась в подобие штаба; там кипели страсти, там мучительно размышляли и спорили – и все это время в их подсознание назойливо вторгались броские портреты покойного мистера Дэвиса, нахально заполонившие стены. Именно в той комнате Анджела и нашла нашу честную компанию, когда через полчаса с покрасневшими глазами явилась из подсобки.

– Ну, на сей раз я финтить не стала, выложила ей все напрямик. Тогда она заплакала, я тоже, словом, мы обе здорово наревелись.

– Все-таки женская натура – это загадка, – сказал мистер Поултни.

– Да где уж вам, мужчинам, понять. Что ни говори, а бедняжке пришлось несладко. В тот первый вечер, когда подслушивала у нас под дверью, секунду-другую, просто из любопытства, она не узнала ничего интересного. А вот вчера вечером ваш разговор ее насторожил. Начало она подслушала случайно, что лишний раз доказывает, как важно соблюдать предельную осторожность. Она перехватила имя «Симмонс», впервые услыхала про страховой полис и про то, какое значение он бы мог возыметь для них обоих. После этого Эммелина, разумеется, стала слушать дальше, и таким образом ей стали известны все соображения мистера Лейланда по делу против Симмонса. Вы не убедили моего мужа, мистер Лейланд, зато весьма преуспели по ту сторону стены. Бедная девушка, выросшая на повестушках и грошовых романах, впитала всю историю как губка. И вправду поверила, что человек, который за ней ухаживал, которого она любила, хладнокровный убийца. Она решила действовать, и, по-моему, действовала вполне правильно. В тот вечер он пригласил ее прогуляться, по дороге она и выложила ему обвинение в убийстве. Если вдуматься, поступок очень рискованный.

– Верно, – кивнул Лейланд. – Людей находят мертвыми в канавах и за меньшие обиды.

– Так или иначе, вышло как надо. Симмонс выслушал ее обвинения и от всего открестился. Веских аргументов в свою пользу он привести не смог, но она ему поверила. И ссориться они не ссорились. Наутро, то есть сегодня, Эммелина услыхала, как вы договаривались о встрече возле мельницы. Ловушки она не заподозрила и прямиком в нее угодила. Ваш разговор убедил ее, что единственный способ спасти Симмонса – подбросить свидетельства того, что он знал насчет страховки и своих нулевых шансах на ее получение. Бедняжка вспомнила, что в ту ночь, когда умер Моттрам, Симмонс слонялся возле гостиницы: ждал, когда она закончит работу и выйдет. И тогда – опять-таки храбрый поступок, по-моему, – она преподнесла мне историю про свою подругу и молодого человека, оставленного без наследства. Да я и сама по чистой случайности помогла ей состряпать эту басню и попалась на крючок. Она думала, что хоть и запятнает немножко собственную совесть, зато спасет жизнь невинного человека.

– И это все, что ей известно?

– Нет. В конце обеда она услышала, как ты, Майлз, сказал, что даешь мне полчаса на все возражения, и, увидев, как мы пробираемся в то укромное местечко возле мельницы – она-то на похороны не пошла, – побежала за нами и опять стала подслушивать. К своему ужасу, из твоих слов она поняла, что все ее вранье оказалось напрасным. Лейланд по-прежнему и даже еще тверже верит, что ее жених – преступник. От волнения она забыла об осторожности и, неожиданно чихнув, выдала себя. Вернуться в дом она не посмела, спряталась в кустах бирючины.

– Короче говоря, – подытожил Лейланд, – эта ее история тоже ничего не доказывает. Симмонс с равным успехом может быть и виновен, и невиновен; она ничего об этом не знает. Она не сообщила, что делал Симмонс в ночь убийства?