Дикое поле - Андрей Посняков

— Можете и царицу. Баракчин-хатун — женщина очень даже влиятельная. Обязательно ей надо что-нибудь этакое подарить, а уж она в долгу не останется.

— Вот-вот, — радостно потерев ладони, собеседник подозвал служку и, алчно блеснув глазами, заказал еще выпивки.

Выпили.

— А худой-то этот ваш, в шапке собольей, — закусив, промолвил Михаил. — Неужто такой бедняк?

— Худой? А, князь Владимир Константинович. Ну ты, Мишаня, нашел бедняка! Не, князь Владимир богат, я тебе скажу! Но и прижимистый, гад худой, и, между нами говоря — скупердяй, каких мало.

— А, вон оно что… А ростовские, конечно, богаты.

— Да уж, конечно. Князь Василько Ростовский, гнида пучеглазая, всю масть нам тут портит. Ишь, понаехали. Со всеми мурзами задружиться хотят.

— А Ярослав Всеволодыч как на это посмотрит?

— Похабник старый! Помним, помним, как он башку себе побрил да в ногах татарских валялся, ярлык выпрашивал. Юрия, родственника своего, предал — специально у Сити-реки на помощь не пришел, с татарами сговорясь… А потом — хап! И уже — великий князь владимирский! Стар, стар — а ухом не вялит, так-то!

Похожий на гусара князь быстро хмелел, и вот уже заорал песни, а потом, вдруг протрезвев, спросил:

— А ты про баскака… правду ли молвил?

— Вот те крест! — Ратников размашисто перекрестился. — Даст Бог, баскаком и стану. Буду для царя дань собирать.

— На откуп бы хорошо…

— Ишь ты, на откуп! — насмешливо ухмыльнулся Михаил. — На откуп-то хорошо, никто не спорит. Только таких желающих, я чаю, и тут, в татарах, много найдется!

— Да уж, — князь Василий сокрушенно мотнул головой. — То так. Ладно, значит, к царице податься советуешь?

— Да ничего я вам не советую, с чего ты взял? Просто намекаю.

— Что ж — благодарствую за намек. Еще по кружечке? На посошок?

— Давай, — Ратников поспешно спрятал усмешку. — Слышь, княже, а ты, случайно, людишками не торгуешь?

— Я — нет.

— Жаль. А то б я красивых холопок прикупил. А кто торгует, не знаешь?

— Хм… — гусар-князь задумчиво подкрутил усы. — Да можно найти. Константиныч, вон, девок с собой привез… но это все — на подарки, а не так, чтоб продать.

— А ростовские? Эти как?

— Да пес их знает. Мы ведь не особо дружимся, хоть и соседи.

— А Ярослав Всеволодыч, князь великий Владимирский — над вами всеми старший?

— Гнида бритая! Ну да, так — старший. Ярлык, сука гладкая, выпросил.

— Не очень-то ты, я смотрю, его любишь.

— А он не девка красная, чтоб любить! Два сынка вон, тоже еще подрастают — Алексашка с Андреем. Меж собой собачиться начинают — Александр на татар смотрит, Андрей — на свеев с прочими немцами.

— Александр-то на Неве-реке хорошо свеев прибил!

— Александр? На Неве? Свеев? Никогда не слыхал.

— Ну то новгородские дела…

— А-а-а…

— А про Чудское озеро ты хоть слыхал?

— Про Чудское слыхал. С немцами орденскими там собачились… татары еще войско давали… Ладно, ладно, оставь! Сам заплачу. Эй, теребень…

Вытащив из кошеля горсть меди, князь картинно швырнул всю это мало что стоящую мелочь на стол, и, казалось, сейчас подкрутит усы да совершенно по ухарски скажет — сдачи не надо!

Нет. Не сказал.

А на столе, средь мелочи, Михаил вдруг углядел денежку… серебристый российский пятак!

— Ого! Это у тебя откуда? Непонятная какая серебряшка.

— За такую серебряшку купцы морду набьют!

— Неужто, не серебро?

— В том-то и дело, что нет! Так, железка. Третьего дня Бориско Ростовский в кости ей расплатился, гад ползучий! Я-то дурень, не посмотрел, тоже вот, как ты, думал — серебряная. Хрен те на!

— Что же, Бориско Ростовский…

Михаил хотел сказать «бесчестную монету чеканит», да вовремя спохватился: в русских землях в эти времена вообще никаких монет не чеканили, так в истории и прозвали — «безмонетный период». Для расчетов использовали серебряные слитки — гривны, беличьи и куньи шкурки, разноцветные бусины или пользовались монетами иностранными — старыми арабскими дирхемами, византийскими солидами или вот — серебряной ордынской «денгой».

А в монгольской империи, кстати, уже был основан первый банк и выпущены бумажные ассигнации…

Значит, Бориско Ростовский… Борис Василькович. Тот самый хряк… Или хряк — это Василько?

— А точно — от князя Бориса монетина эта?

— От него, от него, от гада! Век не забуду и тоже свинью подложу, ужо попомнит.

Ну, естественно, вечером Ратников снова явился домой пьяным — такая уж сложилась традиция, в чем, по старой монгольской традиции, никто не видел ничего худого — ну выпил человек, идет себе осторожненько, шатается — значит, хорошо у него на душе, радостно! Значит, ничего он дурного не замышляет… Да уж, что и говорить, трезвенников в Орде не жаловали, в полном соответствии с позднейшим русским присловьем о том, что ежели человек совсем водку не пьет, так он либо больной, либо сволочь. Кстати, так оно частенько и выходит.

— Отправлю-ка я в следующий раз с тобой слуг, — смеялась Ак-ханум. — Вот Джаму и отправлю. Мало ли, свалишься еще в канаву, замерзнешь — ночи-то нынче холодные.

— Вот уж спасибо тебе за заботу, краса моя, вот спасибо! Неужто тебе не все равно, что там со мной случится?

— Конечно, не все равно! Ты же мой человек, верно?

— Ну конечно — твой.

— А по-настоящему преданных людей у меня не так уж и много. Как и у всех.

— Ишь ты, — Ратников покачал головой. — Значит, я тебе по-настоящему преданный?

— Да, похоже, что так. Просто тебе больше деваться некуда.

— А… Слышь, Ак-ханум, а почему ты замуж не выйдешь? Такая красивая, богатая… свободная женщина степей!

— Вот именно, что свободная! — княжна хмыкнула — видимо, ее этот поздний разговор забавлял. — А выйду замуж? Одену себе на шею хомут — оно мне надо? Нет, может быть, когда-нибудь и выйду… хорошо бы по любви. Я ведь до сих пор еще никого не любила. Тебя тоже не люблю…

— Кто б сомневался…

— Но использую.

Молодой человек желчно усмехнулся: все-таки, ну, до чего же откровенная женщина эта Ак-ханум! Без всякого там восточного коварства-притворства — один голый расчет и цинизм. Наверное, то и неплохо…

— Ну? — Велев принести в юрту (нынче в ней и сидели) вина и закуску, юная госпожа сверкнула глазами. — Давай, докладывай. Вызнал чего?

— Да кое-что есть…

Ратников вполне толково и обстоятельно доложил о разговоре с углицким «молодшим» князем. Ак-ханум слушала внимательно, кивала:

— Так, значит, углицкие к Баракчин-хатун решили податься? Ну-ну… А ростовцы?

— К ростовским загляну завтра.

— Ладно… иди к себе, спи.

Выгнала все же. Ну и ладно. Миша давно уже заметил ошивавшегося вокруг юрты молодого и красивого воина из десятка толстощекого Шитгая. Что ж… Ак-ханум в своем праве. С кем хочет, с тем и спит. Свободная госпожа степей!

Утром Ратников поднялся поздно — никто не будил, а во дворце у него уже была своя каморка, в левом крыле, рядом с лестницей. Ничего себе такое помещеньице, площадью метров двадцать с глинобитной лежанкою и застеленным кошмой полом.

Все остальные русские — невольники и слуги — жили в приземистом сарайчике во дворе, никто их не сторожил — да и куда было бежать-то? Здесь хоть кормили, и очень даже не плохо, к тому же совсем непосильной работой не тиранили. Так — все строили, строили… За водопровод вот только не брались — раз уж Михаил обещал договориться с профессионалами.

Итак, «пятак» Бориса Ростовского! Откуда у князя такая денежка? Спер где-нибудь? Или на сдачу дали? Что гадать, нужно было выяснять, спрашивать… А для начала встретиться с подрядчиком Евстафием — Ак-ханум просила, да и самому нужно было: вдруг ушлый рязанец что-нибудь да узнал об Артеме? Обещал ведь.

Когда молодой человек наконец выехал на гнедом своем коньке с усадьбы, с серого низкого неба накрапывал мелкий холодный дождик. День выдался хмурый, пасмурный, что, однако, не мешало мелким торговцам, водоносам, разносчикам…

— А вот шербет, шербет… Купи, господине!

— Пошел ты со своим шербетом. Лучше бы вина предложил!

Вот и знакомая харчевня, за церковью Петра и Павла, там и уговаривались встретиться с подрядчиком. Да и как же не встретиться, коли теперь уж они — друзья?!

Пока Ратников спешился, пока подозвал служку да препоручил коня, подошел и Евстафий. Улыбнулся:

— Здрав будь, друже.

— И тебе не хворать. Что бездельничаешь?

Рязанец засмеялся:

— Скажешь тоже! Артельных своих по работам расставил с утра еще, проверил, что там да как. Теперь новые заказы искать надобно! Кстати, как там твоя ханум?

— Тоже водопровод хочет. А что — у тебя заказы кончились?

— Да нет. Просто и о будущем ведь нужно думать.

— Понятно — расширяешь, так сказать, практику. Как там моя просьба?