В Иродовой Бездне. Книга 2 - Юрий Грачёв

Руководители лагерных работ начали опрашивать прибывших, что те умеют делать. Огородники и пчеловоды не требовались, и у Левы остался один выход — записаться к бригаду плотников: в них испытывали особенную нужду. Правда, он не скрыл от своего бригадира, что не специалист, а топором умеет рубить лишь дрова, но тот обещал научить.

После обязательной выдержки в карантине этапников разместили по бригадам. В бараке, где оказался Лева, было много казахов. Они резко выделялись среди русских заключенных своей многоречивостью: их говор не прерывался до ночи. Расположились на нарах так: русские — по одну сторону барака, казахи — по другую.

Зима в тот год стояла холодная. Частые сильные бураны сопровождались большими снежными заносами. Но заключенных вывели на работы. Окруженные тесным кольцом конвоя, они шагали по снегу. Без конца слышались крики:

— Не отставай! Подтянись! (Эта команда относилась к русским.)

— Жур-жур-жур! (что в переводе означало то же самое) — кричали казахам.

Бригада, в которую был определен Лева, состояла в основном из крестьян — тех вечных тружеников, которые привыкли работать и днем, и ночью. За работу они принялись с азартом, ведь тому, кто будет работать усердно, лагерное начальство посулило самую большую (в кило двести) хлебную пайку. К тому же ударный труд давал возможность заработать зачет рабочих дней. (При условии добросовестной работы заключенного и при выполнении нормы ему засчитывались дополнительные рабочие дни — не те, которыми мерялся его срок, а как бы вольные — сверх отсиженного срока.)

Строила бригада бараки и большие двухэтажные дома. Материалом для строительства служили деревянные заготовки стандартных размеров, различные же утеплители, рамы, стекло доставлялись по железной дороге.

Учтя слабые силы Левы, бригадир зачислил его просто подсобником. Юноша подносил лесоматериалы и шлак для засыпки завалин, выполнял другую работу — делал все, что ему поручали. Не было случая, чтобы он когда-нибудь отказался. Лева помнил слова Христа: «И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» — и, следуя им, старался исполнять все добросовестно.

Иногда на душе у него делалось тяжело: что это он, окончил почти девятилетку, имеет познания в огородничестве, садоводстве и пчеловодстве, а пригодился только на то, чтобы засыпать завалинки Да что-нибудь подтаскивать?! Но работа сглаживала боль.

Жизни без труда Лева не представлял, и когда в газетах писали, что трудом исправляют человека, что труд в нашей стране — дело чести, доблести и геройства (такие плакаты повсюду были расклеены и в лагерных стенах), он это вполне принимал, считая, что Бог, создав человека на земле, заповедал ему трудиться.

Лева видел также, что те, кто стремится к праздности и не любит труд (воры и преступный мир лагеря), особенно развращены и их излюбленное занятие — картежная игра — не только не приносит им отдохновения, но, наоборот, приводит к новым страданиям. Ведь иногда они проигрывали в карты последнее — одежду, пайки хлеба за целую неделю.'

Глава 4. Брат

Лева тосковал без общения. Как он ни искал, как ни спрашивал, никого из близких, то есть верующих так же, как он, не встречал. Что делать? Он решил молиться и просить Бога, чтобы Он помог ему встретиться хотя бы с одним братом (верующим).

По вечерам, когда все отдыхали на нарах: кто чинил одежду, кто рассказывал что-нибудь, кто напевал знакомую песню — Лева, хотя и не был певцом, тоже нередко пел. В тот вечер, когда, склонившись головой к столбу, на котором держались нары, юноша тихо пел, ои вдруг услышал, как кто-то всхлипывает. Заключенные много переживали и терпели, часто сильно страдали, тоскуя о близких, но редко бывало так, чтобы кто-нибудь плакал. Сердца их словно окаменели, и все чувства находили выражение только в брани — в непристойном трехэтажном мате.

— Кто это! Что это? — тревожно подумал Лева.

По другую сторону столба сидел пожилой человек. Его заплаканное лицо было обращено к Леве:

— Вы брат? Я слышал, вы пели гимн.

— Да, я брат, — воскликнул юноша. — А вы?

— Я тоже люблю Иисуса, — сказал незнакомец, утирая слезы, Я латыш, давно здесь и не встречаю никого. Все чужие.

Лева бросился к нему. Они обнялись и поцеловались.

— Вы что, брат? — послышались голоса рядом сидящих.

— Да, да, братья, — ответил Лева.

— Вот редкий случай! — удивился кто-то, — Неожиданно в лагере два родных брата встретились…

Люди смотрели на радостные, в слезах лица и думали, что действительно два разлученных брата по плоти случайно наши друг друга в лагерях. Как они ошибались! Это была не случайность. Они встретились потому, что их Небесный Отец, услышав их мольбу, дал им эту встречу. Люди ошибались еще и потому, что духовное родство объединяло глубже и значительнее родства плотского, эти братья были более родными, чем обычные братья. Пусть они встретились впервые, пусть один из них был русский, а другой латыш — все равно они были близки друг другу, потому что их породнила Голгофская кровь Христа, Они долго не спали, делились своими переживаниями, а потом, склонившись на нарах, благодарили Бога за эту необыкновенную встречу.

Встреча эта ободрила обоих. Скорбь стала не столь тяжелой. С новой силой разгорелась вера в Того, Кто слышит молитвы и отвечает просящим Его.

Засыпая, Лева думал: «О, если бы люди уверовали в Бога Отца и были послушны Ему! Погасла бы вражда, национальная рознь, и все человечество стало бы одной дружной семьей. Что же мешает людям стать на путь мира, счастья? Почему они так противятся Богу? Христос об этом сказал так: «Люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы».

Глава 5. Могильщик

В лагерном лазарете двое умерли. Это известие вызвало у заключенных грустные чувства. Каждый невольно думал: «А не придется ли и мне тоже умереть здесь? Окончить жизнь в позоре, как преступнику, так и не получив извещения, что осужден незаконно и без вины, так и не повидав родных, не побывав на родине?»

Утром бригадир отозвал Леву и сказал:

— Там есть наряд копать могилу. Плотников мне отпускать жалко. Так вот, копать пойдешь ты и еще двое подсобников.

Двое других пытались отнекиваться, Лева же молчал. Бригадир отвел их на вахту, где их принял конвой и повел куда-то в сторону. Шли долго, потом свернули на холм, и там, среди степи, расчистив снег, стали копать могилу. Земля оказалась рыхлой — наподобие щебенки. К обеду кончили.

— Мы в лагерь не пойдем, — решил конвоир. — Я сообщу, что могила готова, покойников привезут, и сразу закопаем.

Скоро на дороге показалась подвода. На санях покрытые толем лежали два трупа. Это были двое мужчин среднего возраста — совершенно голые, замерзшие, застывшие, словно статуи. Отчего они умерли, Лева так и не узнал.

Заключенных тогда хоронили без гробов и белья. Гробов не делали потому, что весь лесоматериал шел на строительство, белье же было нужнее живым. На дно могилы положили лист толя, затем без слов, молча опустили на веревках похожие на мумии трупы, покрыли сверху другим листом толя и, не проронив ни слова, стали забрасывать могилу землей. Работали настолько торопливо, даже вспотели, и все о чем-то, каждый про себя, думали.

Стоявший рядом конвой тоже не проронил ни слова. Видно, и в эти минуты думал о чем-то значительном и важном. Ведь там тоже были люди, и они знали, что конец любого человека один — смерть и могила. Лева не задумывался о том, что может быть, и его тело будет подобным образом брошено в могилу. Он сожалел лишь, что жена и дети умерших уже не дождутся своих родных.

Да и были ли эти умершие действительно преступниками? Кто знает… Ведь тогда за каждое случайно оброненное слово давали статью 58–10 (контрреволюционная агитация). Нередко бывали случаи, когда по злобе или из-за зависти соседи или даже товарищи по работе наговаривали на невинного в сущности человека, и он получал десять лет заключения, как самый страшный преступник…

У Левы на все подобные вопросы был свой взгляд. «Не в этом дело совсем не в этом, — размышлял он про себя. — Беда в том, что люди навеки гибнут без Христа, умирают без веры в спасение, в верную жизнь. Это и было подлинным горем многих, слишком многих. Однако сами они не осознавали этого…»

… Никто не произнес ни слова. Лишь вздохнул возница, расконвоированный:

— Да, все под конвоем ходили. А вот как померли, мне их доверили — освободились они, без конвоя я их и привез… Видимо, ему хотелось хоть немного разрядить обстановку. Но шутки не получилось. Вес, понуро опустив головы, побрели обратно — в лагерь. И конкой не подгонял, видно, и у этих людей было на душе нерадостно…

Глава 6. Лютеране

Лева так же, как и брат-латыш, очень хотел иметь хотя бы часть Евангелия. Однако достать его не было никакой возможности, Написать матери, чтобы она выслала Евангелие, Лева не решался, так как знал, что оно наверняка пропадет. Все посылки, прежде чем выдать заключенному, вскрывались в его присутствии. Все «неположенное» отбиралось, а Евангелие относилось к неположенному.