Где-то я это все… когда-то видел(СИ) - Виктор Сиголаев

Кивает. Заметно, что он в легком замешательстве. Чего от него хотят?

— Так вот. Ты упадешь с велосипеда. Сильно упадешь. Повредишь руку. А когда захочешь научиться играть на гитаре, это тебе будет очень сильно мешать. Ты меня понимаешь?

Вовка отрицательно мотает головой. Это правильно, узнаю своего старого друга. Ни за что не соврет. Если не понятно — даже из деликатности не будет кривить душой.

— Ну, ладно. Ты просто запомни мои слова. Договорились? А сейчас, позови свою маму…

Вовка торопливо спрыгивает со скамейки и бежит к матери, которая неподалеку развешивает белье.

— Мам! Мальчик с тобой хочет поговорить!

Вытирая руки о передник, подходит Вовкина мама и садится напротив меня. Она несколько встревожена — странное что-то происходит. Вовка садится рядом с ней. Видно, что ему ужасно интересно.

Я вздыхаю и сцепляю пальцы в замок на столе перед собой. А вот сейчас выложу всю правду! Тогда, действительно, будет интересно…

— То, что Вы сейчас услышите, Надежда Васильевна, невероятно, и покажется Вам бредом. Тем не менее, выслушайте. Я легко смогу доказать, что психушка здесь не при чем. Посмотрите на меня внимательно.

— А что случилось?

Мать Вовчика начинает серьезно беспокоиться.

— Не надо волноваться. Просто посмотрите и скажите, сколько мне лет?

— Ну, наверное, семь или восемь…

— На самом деле мне сорок девять лет. В этом детском теле сознание, память и рассудок взрослого человека, отца двоих детей и счастливого деда, которым я стал в две тысячи одиннадцатом году. Да-да, Вы не ослышались. В этой самой голове — полная информация о том, как ребенок, который у Вас перед глазами, будет взрослеть, жить и стареть вплоть до две тысячи пятнадцатого года. Можно сказать, что я знаю будущее.

Я замолчал. Надежда Васильевна была в полном замешательстве. На лице промелькнула недоверчивая улыбка, потом — что-то похожее на понимание и, в конце концов, — явная тревога о моем психическом состоянии.

Мне показалось, что ей очень хочется потрогать мой лоб.

— Не нужно мне верить на слово, дорогая Надежда Васильевна. Через неделю на Ближнем Востоке начнется война между Израилем и Египтом. Ее назовут «Войной Судного дня». Запомните только дату — 6 октября. Я повторяю — 6 октября. Повторите.

— Ш-шестое октября…

— Советские информационные агентства сообщат об этом чуть позже. Но война начнется именно 6 октября. Именно тогда Вы и поймете, что сейчас я говорю Вам правду. В эту минуту об этой войне не знают даже ее будущие участники. А я уже знаю. Потому что для меня она в прошлом…

Надежда Васильевна слегка прикрыла глаза и легко встряхнула головой. Будто отгоняя наваждение.

— Но все это не важно. Я хочу сказать Вам… другое. Попросить кое о чем.

Запутавшаяся женщина с надеждой посмотрела на меня, рассчитывая снова обрести твердую почву под ногами.

— У Вас замечательный сын, Надежда Васильевна. После Московской Олимпиады в 1980 году мы станем с ним хорошими друзьями. И знаете, что ему будет очень не хватать в жизни? Музыкального образования! Отдайте его в музыкальную студию через пару лет. Такая у меня к Вам просьба. Только, обязательно на класс гитары. Шестиструнной. Поверьте, это будет правильный поступок. Для его будущего…

Вовка сидел возле матери с открытым ртом и смешно хлопал своими пушистыми ресницами.

Я улыбнулся. Вспомнилось, что когда нам было обоим по пятнадцать лет, Вовка точно так же хлопал своими огромными глазами, когда…

И вдруг я обомлел.

Улыбка медленно сползала с моего лица.

…когда…

Мелкая песчинка пустякового воспоминания вдруг легко пробила стены лабиринта в моей памяти и метавшаяся в глубине сознания недавняя мысль нашла выход наружу.

Я понял…

Ох, не зря я проделал весь этот путь, казавшийся в самом начале бестолковым капризом! Не прощаясь, я вскочил и помчался на выход к калитке. Наверное, люди подумали, что я спасаюсь бегством после замысловатого и дурацкого розыгрыша.

Не важно! Все не важно.

Важно, что я понял!

Я понял, что означают два последних снимка с раздавленной фотопленки.

И для чего они были сделаны.

Глава 24

По сути, делать мне на Северной стороне было уже нечего.

Самое правильное было бы лететь обратно к Ирине и делиться своими предположениями. Только Любимовка рядом — рукой подать. И для очистки совести я все же решил заглянуть на место службы Родькиного папаши.

Как и ожидалось — безрезультатно.

Меня только обескуражило вопиющая беспечность, с которой военный городок практически слился с гражданским поселком. Я даже не заметил, как оказался на его территории. Нет, ну, разумеется, сам аэродром, ангары и сопутствующие структуры охранялись, как положено. А вот штаб, казармы столовая и котельная вольготно раскинулись между кварталами частного сектора. Даже КПП не было. Просто маленькая площадь с памятником крохотному боевому самолетику МиГ 19, по которому ползали дети. Да что там! Я даже побывал в пятидесяти метрах от взлетной полосы, без всякой опаски срывая сочные ягоды на плантациях совхозного виноградника.

Теперь я не спеша прогуливался по очень уютной и живописной улочке, соседствующей с гарнизоном, и, буду откровенен, собирался искупаться в море. Улочка прямо упиралась в дикий песчаный пляж. Справа расположились приветливые частные домики, заросшие цветами и фруктовыми деревьями. Слева, тянулся невысокий вал дикого кустарника и маслины. Там шумно резвилась детвора, играя во что-то военное. И в самом конце улицы синело море, призывно маня размеренным рокотом и одуряющим запахом йода и морских водорослей.

Я не торопился. Удовольствие надо уметь смаковать. Сейчас я смаковал свое недавнее открытие.

А получилось вот как.

Будучи в возрасте беспокойных недорослей, мы с Вовкой Микояном один раз отправились на «Скалки». На тот самый пляж, куда нам первоклашкам — ни-ни! До одури нанырявшись в кристально чистой воде, нам вдруг приспичило обследовать пляж в самой дикой его части — в стороне открытого моря. В какой-то момент мы уперлись в скалы, которые сразу уходили в воду, не оставляя даже пятачка для пешеходных прогулок. Сверху над обрывом виднелось ржавое ограждение из металлических листов и колючей проволоки.

Нас это не остановило. Нащупывая в мокрых утесах трещинки и уступы, мы полезли по скалам дальше. Не скрою, это было яркое путешествие. Мы открыли для себя гроты, в которые посуху не попасть. Нам встречались крохотные пятачки галечного пляжа, изъеденные волнами ноздреватые каменные клыки, изобиловавшие крабами. Иногда, ломая ногти и сдирая кожу с ладоней, мы срывались в воду, и вплавь преодолевали особо трудные места. И в конце трудного пути получили главный приз — ровную, отшлифованную волнами каменную площадку на самом кончике миниатюрного мыса.

Наше место! Это будет только наше секретное место. Неведомый оазис дикого побережья почти в самом центре цивилизации. Мы уже строили планы веселых пикников и шумных ночевок на нетронутых ногой человека скалах.

Мокрые, исцарапанные, и совершенно вымотанные мы выбрались на площадку, и…вдруг я увидел, как Вовка глупо и разочарованно хлопает своими мохнатыми ресницами. За небольшим выступом к дальнему краю площадки с обрыва тянулась легкая и аккуратная алюминиевая лесенка. Оказывается, рай уже освоили до нас. Он оказался обитаем!

Сверху была закрытая территория либо ученых, либо военных. Мы даже туда не рискнули подняться. Уныло искупались пару раз, позагорали и поползли обратно. Но перед этим, с интересом разглядывали противоположный берег бухты, древние скалы Херсонеса, которые с этой неисхоженной точки выглядели непривычно и как-то по-особому.

Точно так, как это было запечатлено на засвеченной пленке. На одном из снимков. А на втором угадывалась та самая, так и не ставшая нашей, труднодоступная чудесная площадка.

И фотографии были сделаны с самого центра водной глади. С точки, которая находилась точно между двумя берегами Стрелецкой бухты. Там, где находится фарватер, ведущий к базе дислокации торпедных катеров. К месту, которое, по всей видимости, очень кого-то заинтересовало.

И где служил папаша поджигателя гаражей Трюхи, про бабушку которого я вспомнил, во время моего морского путешествия на катере в сторону Северной стороны. Тоже в самом центре, только другой, главной городской бухты. Что и зародило в моей голове трепетный огонек догадки…

Вот такими неисповедимыми бывают тропы ассоциаций и аналогий!

А ты говоришь, напрасно поехал.

М-да…

— Это наша улица!

Что? Возвращаюсь с небес на грешную Землю.

— Ты чего тут ходишь? Наша это улица!

Слева от меня стоит пятилетний бутуз с надутыми губами и сурово хмурится исподлобья. Надо же! От горшка два вершка, а туда же. Уже территорию столбим? Ну и ну! Даже не собираюсь снисходить для диалога, неспешно прохожу мимо.