Жуков. Портрет на фоне эпохи - Лаша Отхмезури

В боях с казаками

Театром Гражданской войны были окраины России. Основные сражения проходили на широкой восточной и южной полосах, охватывающих исторический центр страны, образуя как бы перевернутую букву L. Длинная черточка этой буквы покрывала регион между Уралом и Нижним Поволжьем; короткая шла от предгорий Кавказа до Южной Украины через земли донских и крымских казаков. В 1919 году Жуков участвовал в ряде боев на Восточном фронте против сил адмирала Колчака; в 1920 году на юге, в Тавриде, он сражался с одним из генералов Врангеля. Но больше, чем с белыми, ему пришлось воевать с зелеными, то есть с участниками крестьянских восстаний, которые во множестве вспыхивали в 1920 и 1921 годах, в частности на Тамбовщине.

Мы оставили командира отделения Жукова 17 мая 1919 года на ершовском вокзале. Через неделю, на подступах к Шипово, он в составе своего полка принял участие в ожесточенных кавалерийских боях с крупными силами уральских белоказаков. Артиллерийский и пулеметный огонь, а также рукопашные схватки помогли красным отбивать атаки казаков, однако к 16 июня Шипово все еще оставалось в руках белых. В этот день был получен приказ Фрунзе прийти на помощь осажденному Уральску. Но казаки опередили наступление красных, овладели стоящим на Волге городом Николаевск и обошли красных с юга, грозя им окружением. Фрунзе перегруппировал свои войска и все-таки начал наступление 5 июля 1919 года. 11 июля Жуков вновь сражался под Шипово. А на помощь Уральску, сломив сопротивление колчаковцев, пришла дивизия знаменитого Чапаева.

Хотя летом 1919 года угроза большевистскому режиму со стороны войск Колчака на востоке была устранена, для него возникла новая угроза на юге. Генерал барон Врангель, человек высокого роста, с зычным голосом, командовавший правым флангом армии Деникина во время ее крупного похода на Москву, при помощи горстки танков и самолетов, присланных британцами, овладел Царицыном (будущим Сталинградом), захватив 40 000 пленных и огромные склады боеприпасов. В боях за Царицын погиб двоюродный брат Георгия Константиновича Александр Пилихин. Дивизию Жукова перебросили на этот фронт для участия в контрнаступлении, целью которого было возвращение красными Царицына. Здесь следует отметить, что Жуков верхом на коне за три месяца объездил все окрестности будущего Сталинграда. Это знание местности очень поможет ему в период с сентября 1942 по февраль 1943 года, когда к Волге выйдет 6-я армия Паулюса. 8 августа 4-й кавалерийский полк находился в Красном Куте, в то время как остальная дивизия патрулировала район вдоль реки. 11 августа Южная группа Фрунзе стала Туркестанским фронтом. 2-й и 3-й полки дивизии были включены в состав 11-й армии, полк, в котором служил Жуков,  – в 4-ю армию.

В конце августа Деникин оставил Царицын: его армия разложилась, занимаясь грабежами и еврейскими погромами. 2-й и 3-й полки Московской кавалерийской дивизии в это время двигались по выжженным заволжским степям на юг, к Астрахани. Полк Жукова, видимо более потрепанный в боях, остался в Красном Куте. Очередные изменения обстановки на фронте поставили ушедшие вперед полки в тяжелое положение. Разбитые превосходящими силами казаков и вынужденные уйти на левый берег Волги, эти обескровленные полки должны были теперь любой ценой удержать переправу у Черного Яра, чтобы помешать белым выйти к Уралу. 11 октября 4-й полк был отправлен на помощь 2-му и 3-му. 12-го числа его погрузили в эшелоны и перебросили во Владимирку, а оттуда в Ахтубинск, который ему предстояло оборонять. Но 26 октября крупные силы белых перешли Волгу, и 4-й полк был спешно брошен против них. Жукову предстояло сражаться против лучших в мире наездников – калмыков и казаков графа Черкесова (1-й Кубанский полк). Шли жестокие рукопашные схватки, в которых применялись пики, шашки, ножи, пистолеты, гранаты. Калмыки и казаки были отброшены. В конце октября во время ближнего боя под брюхом лошади Жукова взорвалась граната. «Осколки глубоко врезались в левую ногу и левый бок»,  – напишет он. Потеряв коня и не в состоянии идти пешком, он был окружен калмыками, но в последний момент его спас комиссар Антон Митрофанович Янин, сам раненый. Янин погрузил товарища на телегу и отвез за 150 километров в госпиталь в Саратов. Там он поручил его заботам своей подруги – медсестры Полины Николаевны Волоховой и ее младшей сестры Марии, еще гимназистки. Больше в Московскую кавалерийскую дивизию Жуков не вернулся[90].

Мария выхаживала Георгия Константиновича целый месяц. К ранам добавился вновь вернувшийся тиф (в 1920 году этой болезнью заразилась треть Красной армии), но ему все-таки удалось выкарабкаться. Молодые люди полюбили друг друга. «Дедушка рассказывал мне, что он уже тогда полюбил бабушку. За ее милосердие и чудесные голубые глаза… Благодаря им… появилось ее ласковое прозвище – „Незабудка“»[91], – рассказывает Георгий, внук маршала. Мария стала первой из четырех главных женщин в жизни Жукова. После выхода из госпиталя в ноябре 1919 года он получил месячный отпуск для восстановления сил. Он вернулся в Стрелковку, чтобы отдохнуть в родительском доме, а сестры Волоховы уехали к себе в Полтаву. Влюбленные встретятся вновь через три года в Минске. Георгий Константинович к тому времени уже будет женат на другой.

В Стрелковку Жуков попадает в самый разгар крестьянского восстания. Входили ли его родители в комитет бедноты, в членах которого большевики видели своих союзников в классовой борьбе в деревне? Пользовались ли, как бедняки, субсидиями, то есть получали часть имущества, отнятого у кулаков? Или же, напротив, принадлежали к основной массе крестьян, боровшихся против продразверстки? Мы этого никогда не узнаем. Жуков написал об этом всего четыре слова: «Отпуск прошел очень быстро». Во всяком случае, это был последний раз, когда он встречался со своим отцом Константином Артемьевичем, который умер 28 марта 1921 года в возрасте 77 лет. Много лет спустя, уже после того, как он примет капитуляцию вермахта, Жуков установит на его могиле на маленьком стрелковском кладбище каменное надгробие[92].

На кавалерийских курсах

В декабре 1919 года Жуков попросился обратно на фронт, но медицинская комиссия сочла, что он еще не совсем оправился от ранения, и направила в резервный батальон в Тверь. Коммунистическая ячейка послала его на кавалерийские курсы в Старожилов Рязанской губернии, в 150 километрах к юго-востоку от Москвы. Создание подобных курсов было вызвано острой необходимостью подготовки красных командиров, каковых было слишком мало как для удовлетворения настоятельных потребностей армии, численность которой за восемнадцать месяцев утроилась, так и в сравнении с количеством военспецов из бывших царских офицеров, вечно подозрительных для власти как идейно чуждые. С учетом его боевого опыта Жукова сразу же назначили командиром 1-го эскадрона курсантов и поручили, как он пишет, «заниматься с курсантами владением холодным оружием (пика, шашка), обучением штыковому бою, строевой и физической подготовкой». Попутно он сообщает, что «общеобразовательная подготовка основной массы курсантов была недостаточной»[93]. Это замечание относится и к нему. Здесь мы затрагиваем одну из серьезнейших проблем Красной армии, частично объясняющую ее неудачные действия в 1939–1941 годах: крайне незначительное количество образованных людей, способных стать действующими офицерами или офицерами запаса. Жуков не скрывает своего отношения к уровню подготовки, полученной в Рязани: «Строевые командные кадры состояли главным образом из старых военных специалистов – офицеров. Работали они добросовестно, но несколько формально – „от“ и „до“. Воспитательной работой занимались парторганизация и политаппарат курсов, общеобразовательной подготовкой – военнообязанные педагоги. Политико-экономические дисциплины вели наскоро подготовленные преподаватели, которые зачастую сами „плавали“ в этих вопросах не хуже нас, грешных»[94]. Эти пороки военного образования – теоретичность и излишняя идеологизированность – будут преследовать РККА вплоть до Второй мировой войны.