Шевалье - Синтия Хэррод-Иглз

– Да, мама, – отозвалась Индия. Она улыбалась своему отражению, наблюдая появление ямочек на щеках. Она тренировала эту улыбку ночь за ночью в жалкой маленькой комнате, где спала и испытала ее с разрушительным успехом на монсеньере Фрагарде, учителе танцев. Бедный, глупый, потрепанный Фрагард. Каким смешным он выглядел, стоя на коленях и моля ее о благосклонности. С каким презрением она велела ему замолчать, выговаривая ему за его самонадеянность. Ее волновало, какими глазами он смотрел на нее, и ощущение напряженности, растущей неделями, и тот день, когда, наконец, он перешел границу и поцеловал ее. Его рука ненароком легла ей на плечо, а потом опустилась на грудь... Она позволила ему такую вольность довольно долго, а затем отпрянула от него оскорбленная. О, это было так забавно!

На мгновение в ее голове мелькнул совсем юный темноволосый подросток, за которого она должна выйти замуж, и немой вопрос возник в мыслях. Но она прогнала его. Нет, тут не будет никакого волнения. Она сделает то, что должна, а удовольствие получит другим путем. Он не доставит ей беспокойств. Его будет легче держать в руках, чем даже пыльного старого Фрагарда.

Индия смиренно стояла в белом атласном нижнем платье, наклонив голову вперед, чтобы недавно нанятая служанка из Лондона, называвшая себя Миллисент, могла надеть верхнее платье. Несколько раз пришлось осторожно потрясти и подергать его, прежде чем голова прошла через вырез, после чего Миллисент и Берч спустили его вниз и расправили гладкий и богатый шелк.

– Какой красивый цвет, – удовлетворенно произнесла леди Каролина.

Берч взбила пышные рукава нижнего платья, так что они вздымались, начиная от локтей Индии, а затем застегнула застежки. Рукава верхнего платья были значительно короче и разделялись к нижнему краю, держась в двух местах на драгоценных булавках таким образом, чтобы белый атлас мог вздуваться между полосками верхних рукавов. Верхнее платье имело богатый и нежный оттенок – между бледно-желтым и золотым. Булавки и брошь на рукавах и лифе были отделаны желтыми агатами.

– Хозяин Кловис знает толк в платьях, моя госпожа, – заметила Берч, отступая назад, чтобы посмотреть, обе ли стороны взбиты одинаково, – он знал в них толк всю свою жизнь.

– Цвет подходит тебе совершенно, моя дорогая, – воскликнула леди Каролина.

В большой спальне собрались все женщины дома, чтобы посмотреть, как одевают невесту. Все, кроме Кэти, которая предпочла поговорить с Кловисом о деле внизу. Каролина надела шелковое платье бледно лилового цвета, ее любимого цвета, хотя она стала такой бледной и худой за последнее время, что оно больше не шло ей, но, конечно, никто ей этого не говорил. Она любовно поглаживала юбку, сидя на краю кровати вместе с миссис Невиль по одну сторону и Сабиной по другую. Кловер, Франчес и Сабина – дочь Кэти, уселись в ряд у окна. Тринадцатилетняя Кловер поглядывала с завистью на Индию, Франчес – десяти с половиной лет, – представляла в уме, как будет проходить торжество, а Сабина, ей месяца не хватало до одиннадцати, рассматривала Индию с ненавистью, так как всегда думала выйти замуж за Джеймса Матта сама. Она утешала себя воображаемой картиной смерти Индии, будто Индию одевают для похорон.

Индия сейчас сидела так, чтобы служанка могла укладывать ее волосы. Здесь Берч не могла конкурировать из-за того, что глаза у нее перестали хорошо видеть, хотя она укладывала волосы графини и безусловно знала дело лучше, чем эта ветреная новая девушка, которая слишком сильно румянится для служанки, даже для служанки такой достойной госпожи. Но пальцы Миллисент оказались достаточно проворны и умелы.

– Цвет довольно хорош, – одобрила госпожа Сабина, – но он не в моем вкусе. Слишком бледный. Я люблю яркие краски, чтоб можно действительно разглядеть.

Она держала чашу с цукатами и, болтая, запускала в нее руку в поисках любимого ею засахаренного абрикоса. Она неимоверно располнела за последнее время. Ее когда-то милые черты расплылись и исказились полнотой. Когда она не ела, она охотилась. Хотя теперь ей нужен был тяжеловоз, она охотилась с не меньшей энергией и азартом. Франкомб признавался Кловису, что им не нужны охотничьи собаки, ибо достаточно увидеть Сабину, оглушительно кричащую, подобно Ииую[13], способную своим воплем вызвать обвал, чтобы напугать до смерти любого оленя. Даже ее амазонки, пренебрегая традициями, были ярко-желтыми и ядовито-зелеными.

– Вот это, – продолжила она, вытирая засахаренные пальцы о горчично-желтую юбку, – то, что я называю желтым.

– Я помню свою свадьбу, – мечтательно произнесла леди Каролина, – двадцать лет назад в этом доме. Было прекрасно. Хотя выходила замуж не за Морлэнда, нам разрешили воспользоваться большой спальней. Это та самая кровать... – вдруг до нее дошло, что она говорит, и она резко остановилась.

Берч сжалилась над ней и, чтобы замять неловкость, пояснила:

– Эта кровать очень древняя. Ее сделали двести лет назад к свадьбе хозяина Морлэнда. Все Морлэнды родились на этой кровати, а многие из них на ней же и умерли.

Индия удостоила богато украшенную кровать беглым неприязненным взглядом. Леди Каролина перехватила его, но не поняла и ласково произнесла:

– Твоя почетная обязанность – обеспечить мужа наследником. Любая женщина может гордиться, выполнив ее.

Сабина, потерпевшая здесь неудачу, не родив ни одному из своих мужей наследника, ожесточенно выговорила:

– Долг, да уж! Будем надеться, что ей повезет больше, чем любой из нас. Сыновья графини, похоже, не великая ей помощь. Один из них вовсе не женат, а у другого ничего, кроме дочери напоказ. А теперь, я слышала, его жена умерла. Да, Каролина? Ему было бы не так плохо, если бы она оставила ему сына.

– Если все потерпят неудачу, – нерешительно спросила Каролина, – кому перейдет имение?

– Сыну Кэти, Джеймсу, если он доживет, – коротко ответила Сабина и посмотрела на Индию, – лучше родить его, хозяйка.

Отец Сен-Мор исполнял обряд бракосочетания. Он был старый и болезненный, но голос его звучал ясно и твердо, произнося знакомые слова. Вся семья, кроме находившихся в изгнании, все слуги и много других приживальщиц как могли теснились ближе к знатным гостям, приглашенным на свадьбу, ибо женитьба наследника Морлэнда была важным событием. Матт, одетый в красивый свадебный костюм из белого и золотого дамаста и сапфирово-голубого атласа, выглядел застенчивым и более юным, чем обычно. Ожидая свою невесту, он стоял с таким выражением мрачного предчувствия, что Кэти наклонилась к Кловису и прошептала, что Матт, похоже, предпочел бы сесть на пони и уехать в школу, чтобы скрыться от всех. Артур прибыл по этому случаю из Лондона, где он служил при дворе в свите герцога Глостера, так как его мать отказалась обучать его архитектуре. Большой, тяжелый, краснощекий юноша гораздо больше походил на жениха, чем Матт.