Как я увела жениха с чужой свадьбы (СИ) - Волкова Дарья

— И вправду дурак, — со вздохом констатировала Тонина тетка.

— А у вас тут деревня умных, я понял, — буркнул Яр. Поднял валяющуюся у его ног тряпку и вернул на забор. — Без Тоньки — не уеду, — добавил упрямо.

— В дом тебя не пущу, — не менее упрямо парировала женщина.

— Ну и не надо, — огрызнулся Ярослав. — В машине буду спать.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

— А ты чем на жизнь зарабатываешь, мил человек? — поинтересовалась вдруг женщина.

— Заправки строю, — неохотно ответил Яр. Он чувствовал, что ему надо сесть, остыть и подумать. Понять — что он сделал и сказал не так. И какого черта его малиновая ведет себя так, будто он ее злейший враг.

— Строитель, что ли?

— Вроде того.

— Крышу у сарая поправить можешь?

Яр усмехнулся. А может, ну к черту это «посидеть и подумать»? Может, лучше заручиться союзником?

— А инструменты есть? Лестница?

— Лестница есть, — кивнула женщина. — Топор, молоток и гвозди тоже найдутся.

— Ну, давайте тогда сначала лестницу — надо же посмотреть, что там.

— Так вон, у стенки-то стоит.

Ярослав обернулся, посмотрел на крепкую деревянную лестницу, потом снова обернулся к женщине.

— Меня Ярослав зовут.

— Хорошо хоть, не Святополк, — после паузы пробормотала Тонина тетка. — На Славку откликаешься?

— Откликаюсь, — впервые за весь этот разговор вдруг улыбнулся Ярослав.

— Ну и хорошо, — женщина не улыбнулась в ответ, но лицо стало уже не таким суровым. — А меня Антониной Петровной звать. Да-да, — и тут все же улыбнулась на удивленный взгляд Яра. — Прямо как козу твою упрямую.

«Ничего, нам тоже упрямства не занимать», — думал Ярослав, поднимаясь по лестнице на крышу сарая.

— Ну хватит! — тяжелая тетина ладонь шлёпнула мне по заднице. — Поревела — и будет.

— Я не реву! — промычала я в подушку.

— Оно и видно.

Тётушка еще похлопала меня по бедру — так, как хлопают лошадь по крупу.

— Хватит, говорю, слезы лить. Мальца напугаешь.

Странно, но это подействовало. Я села, хмуро глядя в пол. Тетка протянула мне платок, и я принялась вытирать лицо.

— Он уехал?

— Этот уедет, как же, — хмыкнула Антонина Петровна. — Вон, на крыше сидит.

— Зачем на крыше?!

— Так строитель же. Пусть починяет.

Я вскочила с кровати и подбежала к окну. Так и есть. Противный Огарев стоял на крыше сарая. На самом краю, ирод!

— Он же сейчас упадет!

— Ну и упадет, тебе что за печаль? Сама же гнала прочь. Или вилы с граблями вниз положить для мягкой посадки?

— Тетя! — я плюхнулась на кровать рядом.

— Что — тетя? — Антонина Петровна привычным жестом обняла меня, а я привычно устроила голову ей на плече. — Ну повалялась в характере, ладно. Оно, может, и полезно. Но в бутылку-то не лезь. Сбегать, не сказавши — тоже не по-людски.

Я лишь буркнула невнятно тетке в плечо. Если рассказывать — так надо все рассказывать. В том числе и то, как я чужого мужика в день свадьбы в дом свой пустила. Да не только в дом — в постель. Вспомнив весь это водевиль, я даже застонала. Нет, Тоня, по-людски — это точно не про тебя.

Тетушка погладила меня по голове.

— Ну будет тебе убиваться, будет. Если он тебе наговорил чего сгоряча — а парень-то он у тебя скорый да горячий, это видно — ну так чего люди не скажут в сердцах. Зато отходчивый — это хорошо. — Я сидела, слушала тетку и думала, откуда она так хорошо Ярослава успела узнать. А тетя продолжила. — Одумался ведь, приехал.

— Он не за мной приехал, а за ребенком.

Тетя даже наклонила голову, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Вот ты вроде не на сносях еще, срок маленький. А живот уже вон как на головушку-то давит…

Я подняла голову с тетиного плеча и капризно надула губы. Прямо как Виолетта. Если честно, я себя не узнавала. То обмороки, то слезы, то капризно надутые губы. Не-е-ет, Ярослав Огарёв точно меня испортил! Во всех смыслах. Устыдившись, губу я свернула обратно.

— Не нужна я ему, тетя, — я снова вернула голову на плечо тетушке. — Если бы не ребенок — вот ума не приложу, откуда узнал — и не вспомнил бы про меня.

— А так, значит, ему дитя срочно понадобилось, что вынь да положь? — елейно поинтересовалась тетя.

— Угу.

— Эх, Тоня, Тоня, — еще раз погладила меня тетушка по голове. — Не бывает так, что мужику ребенок без бабы нужен. За тобой он приехал, дуреха. За тобой. А дите — это уж к тебе как приложение.

Я молчала. Мне было что ответить на это. Но я подозревала, что у тети найдется ворох еще таких же убойных аргументов.

— Пойдёмте картошку копать.

— Пойдём, — легко согласилась тетя. — Воды работнику захвати, жарко. Или лучше квасу.

— Обойдется.

— Ох, выдеру я прут из веника…

Я неверяще обернулась. Он уже и тетю против меня настроил!

— Иди-иди, — Антонина Петровна улыбнулась. — А я таки квасу работнику прихвачу.

Работника мы застали внизу. Слез, окаянный, с крыши. А еще, знаете, что он сделал? Он снял футболку и повязал ее на голову наподобие банданы. С голым торсом, с этими своим плечами, с ровной русой порослью на груди, немного небритый и сероглазый, в модно потертых джинсах и с топором в руках он выглядел так, будто сошёл с постера с гламурными канадскими лесорубами.

— Смотри, не застудись, — сладко пропела я. Очень хотелось снять с ноги калошу и вмазать ему прямо… куда-нибудь.

— Без малиновых разберёмся, — мрачно ответил Ярослав, а потом расплылся в улыбке. — Ой, спасибо, Антонина Петровна, большое!

Смотреть, как Огарёв пьет квас, я не стала, а гордо протопала к огородному забору. У нас там картошка не докопана!

Покопать нам дали примерно час. А потом раздался рев раненого бизона. Я чуть ведро не выпустила из рук. Обернулась. По рыхлой и пылящей земле, запинаясь в ботве, к нам мчался Огарев.

— Какого хрена ты ведра таскаешь? — он еще не подбежал, но уже орал. — А ну поставь!

Я поставила. Не потому, что послушалась. А потому, что руки чесались. Что за моду взял — на меня орать?

— Твое какое дело?!

— Ты беременна МОИМ ребенком! Тебе нельзя поднимать тяжёлое!

— Ой, это я недоглядела! — тут же принялась оправдываться тётушка. Моя острая на язык тетушка оправдывалась! — Только отвернулась, а она вишь чего. Ну, Тонька!

Ах, так, значит… Двое против одного… Ну ничего, и не в таких переделах бывали.

— Так! — я схватила из стоявшего у ног ведра крупную картофелину и замахнулась ею. — Иди-ка ты отсюда на свою… крышу!

Ответом мне стал звонкий теткин смех.

— Ой, Тонька, я б на твоем месте поостереглась грозить картошкой мужику с топором!

Только тут я обратила внимание, что Ярослав действительно держал в руке топор. Но это не помешало мне таки швырнуть в него картофелиной — исключительно за его наглую усмешку. А он, как ни в чем не бывало, отбил ее ребром ладони и повернулся к тетушке.

— Рубероид в хозяйстве есть?

— Был кусок, — кивнула тетя. — Пойдём.

И они пошли вдвоем, но перед этим обернулись и хором сказали:

— Не смей поднимать ведра!

Ну не кидать же в родную тетку картошкой…

Картошку мы не докопали. Решили не убиваться и оставить немного на завтра. Огарёва я демонстративно проигнорировала и надменно прошествовала в дом. А вот тетушка остановилась, я из дома смотрела, как они о чем оживленно разговаривают, и тетя периодически смеется. Хорошо, что этот ирод одеться соизволил!

— Надеюсь, вы не собираетесь его пускать в дом, — принялась качать права я, едва тетя вошла в дом.

— Мне моя посуда еще дорога, — пожала плечами Антонина Петровна. — А вы перебьете все!

Не вполне удовлетворенная ответом, я фыркнула и поставила кастрюлю с супом на огонь.

— Тонька, отнеси гостю покушать.

— Он нам не гость.

Тетя вздохнула. Я прямо чувствовала, что она очень хочет мне сказать многое. Но крепится.