Доллары царя Гороха - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты ее совсем не любишь, – ужаснулась Настя.
– Она всего лишь средство для достижения цели, – ответил Сергей.
– Что вы тут делаете? – раздался голос Люси. – Заперлись в ванной, это неприлично.
– Уже идем, – отозвалась Настя.
Клава просидела в туалете долго. В голове у нее помутилось. Потом, кое-как придя в себя, она вышла и убежала в свою комнату, сославшись на дурноту. Больше всего Клаву поразило не известие о том, что муж не любит ее, а то, каким голосом Сергей разговаривал с Настей. Он беседовал, как Леонардо, без всяких там «че», «шо», не повторял постоянно слова на букву «б»… До Клавы только сейчас дошло: ее муж птица из иной стаи. Он орел, который пока по непонятным для нее причинам вынужден прикидываться облезлой вороной. А она, Клава, пешка в неизвестной игре.
С тех пор она перестала принимать участие в семейных посиделках. Если в доме намечались гости, Клава моментально ссылалась на занятость.
Как бы ни злился муж, она больше не хотела играть на предложенных условиях. Ей все яснее становилось: Сергей повел ее в загс лишь по одной причине – чтобы досадить своим родителям. Он не испытывал к девушке никаких чувств, никогда не делился с ней своими мыслями, а потом даже перестал спать с Клавой. По некоторым признакам она поняла, что у мужа есть любовница. Детей у Якуниных не было.
Потом умер Леонардо. Марфа, прожив некоторое время вдовой, тоже скончалась. Квартира, набитая мебелью, антиквариатом, картинами, должна была достаться Сергею и Клаве. Но, когда вскрыли завещание, ее словно током шарахнуло.
Марфа все свое немалое имущество, включая драгоценности и машину, завещала Насте. Вот только квартиру она отдать ей не могла. Сергей и Клава были там прописаны. Но к завещанию прилагалось письмо, в нем Марфа писала: «Сергей! Люся и Настя должны жить у нас, а вам с Клавой следует перебраться к ним. Оформи обмен». Подписи не было, всяких слов типа «любимый сыночек», «родной мальчик» тоже.
Клава, хорошо знавшая, что Сергей ни за какие пряники не выполнит волю матери, не слишком испугалась, но неожиданно случилось такое!
Спустя месяц после вскрытия завещания Клава, вернувшись домой с работы, обнаружила в квартире молодую симпатичную женщину в халате. Вся кровь бросилась Якуниной в лицо.
– Ах ты, стерва! – заорала она и пошла на незнакомку с явным желанием выдрать у любовницы мужа из головы все кудри.
– С ума сошла! – закричала та. – Это совсем не то, что ты подумала! Я вещи пакую.
– Какие? – вытаращила глаза Клава.
– Так меня ваш муж нанял, – объяснила незнакомка, – Сергей Леонардович, он сказал, что вы переезжаете.
Клава бросилась к супругу.
– Куда мы едем? Зачем? Что случилось?
– Сделай одолжение, замолчи, – сказал Сергей.
Но Клава не собиралась затыкаться.
– Немедленно объясни, в чем дело!
– Я выполняю последнюю волю матери, – сухо сообщил муж. – Сюда въедут Настя с Люсей, а мы отправимся к ним.
На пару минут Клава примолкла, но потом прошептала:
– Что?
Было отчего прийти в изумление. До смерти Марфы Сергей ни разу не выполнил ни одной ее просьбы, а теперь вдруг решил послушаться мать. И потом, Якунины жили в роскошной пятикомнатной квартире в центре Москвы, в тихом переулке. Может, вам это покажется странным, но в столице, в пределах Садового кольца, есть совершенно замечательные места, зеленые, малошумные и очень престижные. А Настя с Люсей обитали в квартиренке, которая гордо именовалась двухкомнатной, но общий метраж ее не превышал сорока метров: совмещенный санузел, сидячая ванна, а вместо кухни просто ниша у входа, где стояли плита и мойка. Находились апартаменты в спальном районе, до метро следовало добираться на автобусе около двадцати минут…
Клава впервые за всю жизнь устроила мужу грандиозный скандал и в пылу припомнила Сергею все.
– Ты меня никогда не любил, – кричала она, – женился, чтобы досадить Леонардо! Знаю, знаю, ты всегда о Настеньке мечтал, только в загс ее не повел из-за Марфы. Не хотел матушке приятное сделать. А теперь решил свою хахальницу в комфортные условия поселить, а меня на помойку? Ну уж нет! Я в суд подам! Так и знай! Заберу свое, по закону положенное!
Сергей ухмыльнулся:
– Кто бы мог подумать, что ты так здорово во всем разберешься! Ладно, будь по-твоему, давай разводиться.
Клава мигом прикусила язык. В ее планы не входило лишаться мужа, даже такого виртуального, как Сергей. И потом, в душе ее жила надежда на то, что супруг перебесится, прекратит таскаться по бабам, осядет дома, в их семье наконец-то появится ребенок. Конечно, Клаве уже не двадцать лет, но сейчас многие рожают и на излете тридцати…
Увидев испуг Клавы, Сергей спросил:
– Ну что по поводу суда? Давай определимся сразу, кто в доме хозяин! Ему и решать, как жить дальше! Так я у нас главный?
Клава молча кивнула.
– Вот и хорошо, – похвалил ее Сергей, – с милым рай и в шалаше.
Последняя фраза звучала явно издевательски, но Клава сделала вид, что приняла ее за чистую монету. Вечером, лежа в своей комнате, она пыталась успокоить себя.
«Ничего, – думала женщина, – что ни делается, все к лучшему. Здесь мы спим в разных спальнях, а на новом месте придется Сергею со мной ложиться, там-то лишней площади нет!»
Но уже через секунду по щекам Клавы потекли горькие слезы. Ей было безумно жаль покидать роскошную квартиру, набитую красивыми вещами. За годы брака Клава кое-чему научилась и стала ценить окружающие ее раритеты. А теперь предстояло жить в трущобе.
Но события вновь приняли неожиданный оборот. Люся и Настя наотрез отказались меняться. После долгих разговоров они согласились на такой вариант: Сергей просто улучшает их жилищные условия, не слишком изменяя свои.
Однако Якунин словно с цепи сорвался. Роскошные апартаменты он мигом разменял. Насте и Люсе достались трехкомнатные хоромы в Крылатском, а Клава с мужем перебрались в самую простую квартирку. Ни одной вещи, напоминающей ему о родителях, Сергей не взял. Коллекция картин, фарфор восемнадцатого века, мебель времен Павла, тяжелые, расшитые вручную портьеры – все исчезло неизвестно куда. На вопрос Клавы: «Где же нажитое?» – муж преспокойно заявил:
– Продал.
– А деньги? – не успокоилась она.
Сергей мрачно посмотрел на жену.
– А на что мы новую мебель покупали, светильники?
Клава только вздохнула. Ясное дело, муженек дурит ей голову! Неужели «стенка» производства московской мебельной фабрики стоит столько же, сколько стол и стулья, украшенные медальонами из сине-белой эмали? Конечно, большая часть вырученных средств отправилась к Насте. Но Клава промолчала, а зря, потому что в новой квартире никакого расцвета любви не случилось. Сергей появлялся там лишь для того, чтобы переночевать, а потом вообще исчез. Когда Клава, решив объясниться с ним, заявилась к супругу на работу и потребовала ответа на простой вопрос: «Милый, где ты шляешься?» – муж спокойно заявил:
– Подавай на развод, поделим квартиру, и дело с концом.
Клава перепугалась. Опять переезжать! И где она в конце концов окажется? Станет коротать дни в коммуналке? Маяться с соседями по кухне и стоять в очереди к унитазу?
Заметив ее растерянность, Сергей ухмыльнулся и продолжал:
– Впрочем, если хочешь, можем оставить все как есть, будем считаться на бумаге супругами, ты заживешь на прежнем месте, а я – где мне нравится.
И Клава согласилась. А куда ей, скажите, было деваться? Потекла жизнь совсем не такая, на какую она рассчитывала. Сергей изредка звонил, ограничивался сухим вопросом:
– У тебя все в порядке?
И частенько, не дождавшись ответа, говорил:
– Ну и ладно, пока.
В гости он не приходил практически никогда. Один раз, услыхав в трубке до боли знакомый голос, Клавдия обозлилась и на дежурный вопрос брякнула: «Болею я, при смерти нахожусь».
Но Сергей, очевидно никогда не слушавший ответов жены, равнодушно обронил: «Ну и хорошо. До свидания».
Для Клавы осталось загадкой, зачем он вообще звонил, если не удосуживался проявить к фактически бывшей супруге хоть какой-то интерес.
– А где же жил Сергей? – спросила я.
Клава нахмурилась.
– Скорей всего у этой Насти! Та еще сучка. Увела у меня мужа, получила кучу добра, а хоронить Сергея мне пришлось! Из больницы-то законной супруге позвонили. Я, правда, этой гадюке сообщила, только зря старалась. Подобные твари лишнюю копейку не потратят! Она на кладбище не явилась и с поминками помочь не предложила.
– Да ну? – удивилась я.
– Вот тебе и «ну», – вновь с истерическими нотками заявила Клава.
– Чем же Настя мотивировала свое поведение? – не успокаивалась я.
– Да ничем, я с ней не разговаривала.
– Но ведь вы только что сказали…
– Мать ее трубку взяла, – скривила рот Клава, – Людмила Сергеевна! Она, когда захочет от человека отвязаться, мигом сумасшедшей прикидывается. Хотя если честно, то ей особенно выделываться не надо. Люся всегда с сильной придурью была. Не подозвала она мне Настю. Я ей талдычу: «Сергей умер», а она в ответ: «Какой?» Так и не договорились. Ясное дело, тратиться не захотела, вот и изображала из себя дуру.