Через мой труп - Рекс Стаут

– Вы же сами знаете, что нет, черт возьми.

– Ах, да. Иди и поешь.

Я спустился в кухню, позвонил на радио и заказал разговор с Лондоном на девять часов. Потом позавтракал, одновременно читая «Таймс» – раздел, посвященный убийству Ладлоу. Тупица-репортер переврал мою фамилию, да и вообще для газеты, тираж которой начинают печатать в полночь, они дали совершенно устаревшую информацию; в частности, сообщили, что полиция до сих пор разыскивает меня. Как и предсказал Кремер, они уже откопали, что Ладлоу был британским агентом, но ни про Черногорию, ни про боснийские леса или балканских принцесс в газете не было ни слова. На второй полосе «Таймс» поместила набор фотоснимков и небольшую заметку про убийство в Париже, совершенное когда-то с помощью col de mort.

Когда прибыли Сол, Фред и Орри, я отправил их ждать в гостиную, чтобы не мешали мне работать. После второй чашки кофе и всего, что ей сопутствовало, я почувствовал себя гораздо лучше, а к тому времени, как мне удалось дозвониться до инспектора Кремера и поведать ему нашу душераздирающую историю, я уже вообще весело насвистывал. Поскольку выспаться этой ночью Кремеру удалось примерно так же, как и мне, выслушал он меня не слишком дружелюбно и совершенно рассвирепел, когда узнал, что целых два часа Зорка была у нас в руках, а мы ему даже не позвонили. И уж совсем мне стыдно передать, какие грубые выражения использовал этот достойный человек, услышав, что Зорка улизнула еще до завтрака. Я, как мог, попытался подсластить ему пилюлю, напомнив, сколько свежатинки скормил ему совершенно задарма, но Кремер продолжал кипеть, как чайник. У него самого никаких новостей вроде бы не было или он не хотел со мной делиться, но в двенадцать он обещал заскочить, если сумеет, а тем временем было бы неплохо, чтобы я отпечатал отчеты о встречах с Зоркой и Барреттом, а также о моей поездке на Мэдисон-авеню. Что ж, очень мило с его стороны.

Впрочем, случилось так, что много печатать мне не пришлось. Разговор с Хичкоком из Лондона состоялся, как и было намечено, в девять утра – я его не слушал. Затем я отправил Сола наверх, в оранжерею, как велел Вульф, хотя перед этим я взял конверт и упрятал его в сейф. Судя по всему, Солу досталось задание не из простых, так как спустился он только четверть часа спустя и спокойно попросил пятьдесят долларов на расходы. Я присвистнул и спросил, кого он собирается подкупить, и Сол ответил – окружного прокурора. Вульф перезвонил из оранжереи и сказал, чтобы я пока попридержал Фреда внизу, а наверх послал Орри. С Орри особых забот не было, поскольку он вернулся, не успев выйти, прошагал ко мне и потребовал:

– Выдай мне три тысячи долларов трешками.[4]

– С удовольствием. Мне некогда валять дурака, Орри. Говори, сколько тебе надо.

– Нисколько, дорогуша.

– Нисколько?

– Да, представь себе. И прошу не приставать ко мне с докучливыми расспросами. Я проведу весь день в публичной библиотеке. Будь готов…

Орри увернулся от блокнота, который я в него швырнул, и, приплясывая, выбрался из кабинета.

Я вставил в машинку лист бумаги и принялся печатать отчет для Кремера. Поскольку работа меня не слишком занимала, мысли витали где-то в стороне. Я не добрался еще до трети первой страницы, как вдруг сообразил, какая бы вышла потеха, если бы мне удалось разыскать Зорку, не вставая из-за стола. Я подтянул к себе телефон и набрал номер. Мне пришлось ждать довольно долго, прежде чем я услышал голос:

– Алло-алло-алло!

Я заговорил уверенно, но ласково:

– Алло, Белинда?

– Да. Кто это?

– Угадай.

– Я не в состоянии играть в угадайку.

– Это Арчи. Красавчик-сыщик. Я хочу предупредить…

– Как ты узнал этот номер? Он не внесен в справочник.

– Знаю. Как, по-твоему, читать я умею? Вот и прочитал на твоем аппарате, когда звонил с него. Хочу сказать следующее. Во-первых, я считаю, что ты – прелесть, поэтому, если позовешь меня почитать вслух, я приду. Во-вторых, я забыл поблагодарить тебя за выпивку. И в-третьих, хочу предупредить тебя насчет Зорки. За ней охотится около тысячи фараонов, и если ее обнаружат у тебя, то могут быть…

– Что ты несешь? С какой стати ее здесь обнаружат, если ты сам увез ее?

– Но ведь она вернулась.

– Ничего подобного. Где она?

– Примерно в пять утра она вышла в твою сторону.

– У меня ее нет.

– Занятно. Как ты думаешь, что с ней могло случиться?

– Представления не имею.

Разговор с громким щелчком оборвался. Ну и ладно. Похоже, Зорка и в самом деле не возвращалась на Мэдисон-авеню. Я напечатал еще три строчки, но в дверь позвонили. Я побрел открывать. На пороге стоял Рудольф Фабер.

Я согласен, что дом принадлежит Ниро Вульфу, а учтивость прежде всего, но тем не менее пальто свое Фабер повесил сам. Так уж я возлюбил этого субъекта. Я пропустил его вперед в кабинет, чтобы не поворачиваться к нему спиной, и неандерталец уселся в кресло, не дожидаясь приглашения. Еще в прихожей я предупредил, что до одиннадцати мистер Вульф не принимает, но, сев за стол, тем не менее позвонил Вульфу в оранжерею.

Когда недовольный голос Вульфа ворвался в мое ухо, я сказал:

– Пришел мистер Рудольф Фабер.

– Вот как? Что ему надо?

– Увидеться с вами. Говорит, что подождет.

– Сомневаюсь, что смогу поговорить с ним до обеда.

– Я ему так и сказал.

– Так. Одну минуту. – Молчание. – Поднимайся сюда. А еще лучше – позвони мистеру Грину. Прежде, чем уйти, предложи ему хорошую книгу для чтения и понаблюдай, что случится.

– По-настоящему хорошую книгу?

– Лучшую, какую только найдешь.

Я повесил трубку и развернулся на стуле лицом к гостю.

– Я нужен мистеру Вульфу наверху, и он просит меня дать вам хорошую книгу, чтобы вы без меня не скучали.

Я подошел к книжным полкам, снял «Объединенную Югославию» и протянул Фаберу.

– Думаю, что вы от нее не оторветесь, тем более…

Фабер встал, швырнул книгу на пол и зашагал к двери.

Я в три прыжка преградил ему путь и грозно проревел:

– Поднимите!

Я, конечно, понимал, что это ребячество, но уж больно у меня руки чесались вмазать ему по холеной надменной физиономии, да и просто поучить хорошим манерам такого наглеца не мешало бы. Кстати, я оставил ему лазейку для отступления, повторив, чтобы он поднял книгу, но он продолжал переть на меня, как носорог, словно рассчитывал, что я растаю и обернусь морской пеной.

Я спокойно предупредил:

– Смотрите, уже летит, – и резко выбросил вперед правый кулак.

В подбородок я метить не стал по двум причинам: во-первых, оный у Фабера отсутствовал, а во-вторых, мне не улыбалось оплачивать больничные счета. Так что удар пришелся в левую скулу.

Дверь, открывающаяся из кабинета в гостиную, чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Фреда Даркина.

– Эй, помочь не надо?

– Зайди, Фред. Как он тебе?

Фред подошел поближе и склонился над распростертым на ковре Фабером.

– Черт побери! Сколько же раз ты ему врезал?

– Один.

– Дьявольщина! И ты носишь фамилию Гудвин? Мне и раньше порой казалось… Твоя мать никогда не жила в Ирландии?

– Катись к чертям. Лучше отойди и не мешай – видишь, человек приходит в себя.

Фабер поднимался по частям. Сначала оперся на руки, потом встал на четвереньки и, наконец, с трудом выпрямился во весь рост. Медленно повернулся и одарил меня таким взглядом, что я не выдержал и посмотрел в сторону. Вот уж не ожидал увидеть такое выражение в глазах человека, которого я только что отправил в нокаут. Разумеется, первым моим порывом было потребовать от него, чтобы он поднял книгу, но я сдержался. Более того, когда Фабер двинулся к двери, я даже отступил на шаг, освобождая ему дорогу, и попросил Фреда, чтобы он проводил его. Затем подобрал книгу, поставил ее на место, потер ушибленные костяшки пальцев, несколько раз сжал и разжал кулак, позвонил наверх Вульфу и доложил сводку. В ответ услышал только хрюканье.

Размяв пальцы до рабочего состояния, я снова уселся за машинку, но день, похоже, складывался неудачно для кремеровского отчета. Мало того, что все во мне сопротивлялось необходимости переводить чистую белую бумагу ради того, чтобы обеспечить полицейских интересным чтивом, но меня еще без конца прерывали телефонные звонки. Позвонил Милтан, чемпион-фехтовальщик. Хотел знать, как обстоят дела, но порадовать его мне было нечем. Позвонил какой-то приезжий из Сент-Луиса, мечтавший поболтать с Вульфом по поводу орхидей, – провинциал удостоился аудиенции на следующий день. Звонил Орри Кэтер, который доложил Вульфу, а немного позже и Сол Пензер – в обоих случаях Вульф просил меня не слушать по параллельному аппарату.

Время шло уже к одиннадцати, когда позвонил японский император. Так, во всяком случае, была обставлена церемония звонка. Сначала женский голос попросил к телефону мистера Вульфа, я спросил – кто его спрашивает, и женщина ответила, что мистер Барретт. Я попросил передать мистеру Барретту трубку, а она сказала, чтобы я подождал. Я подождал. Наконец мужской голос произнес, что хочет говорить с мистером Вульфом; я спросил, он ли мистер Барретт, и он ответил, что нет, но, в свою очередь, потребовал, чтобы я подозвал к телефону Вульфа. Я спросил, кто хочет говорить с Вульфом, и он ответил, что мистер Барретт. Тогда я снова попросил подозвать мистера Барретта и опять услышал, что должен подождать. Так вот мы развлекались. Наконец, когда борьба пошла уже по третьему кругу, я услышал в трубке нечто более определенное – расслабленный вкрадчивый голос: