Сказки Бурого Медведя - Михаил Лепёшкин

за подругами спрятавшись, чтобы девки какие не спужались да не завизжали, в зверька малого обернулась, под дверь подлезла да на охранника едва не напоролась, хорошо, тот спал к стене прислонясь. Забежала она за угол, а вышла уже девой-воительницей. Двинула рукой, и склонилась голова хазарская во сне вечном, сне непробудном. Осмотрелась Ласка вокруг — не заметил ли кто, не услышал ли? Нет, спокойно всё. Открыла она дверь, девок выпустила и к воротам повела. А у ворот оба сторожа у костра сидят. Задумались девки, что дальше делать, но Лиса не зря Лисой звалась. Отошла она в сторону, разделась и пошла прямо к костру, чтобы все хазары к остальным девкам спиной сидели. Увидали те девку голую, вскочили, стали решать кому первому с нею в сторожку идти. Чуть до драки не дошло, да Ласка с Белкой обоих так приласкали, что те, бедные, долго ещё в отключке лежали, аж до самого утра, пока разъярённый Мешок не приказал их в себя привести, да и то лишь для того, чтобы знали, за что голов лишились.

Рассвирепел Мешок, озлился не на шутку. Собрал всё войско своё, велел к бою готовиться! Копья, сабли точить, луки натягивать, коней седлать! А пока отправил сотню попарно в разные стороны — узнать, куда девки убежали. Разъехались хазары, да назад ни один не вернулся. Отправил Мешок две сотни, разлучаться не велел, но приказал всю округу осмотреть да вызнать, что с дозорами сталось.

Вернулись разъезды к вечеру. Вести дурные принесли. Что побиты дозоры вчерашние все как есть. Да странно как-то побили их. Кого рысь задрала, кого медведь помял. Кому сохатый копытом наподдал, кого тур лесной рогом продырявил. Кого волки огромные загрызли. На двоих дерево гнилое свалилось, другие до Топлюги дошли, да следов их дальше нету, как в воду канули. Короче дело тут нечистое, надо колдуна тормошить, чтобы разогнал чары да обеспечил свободный отлов пленников.

Подошёл колдун, поглядел на всех, а все так и попятились, ибо сильный колдун у них. Ни у кого такого во всей Хазарии нет.

— Ладно, уберу я это лихо. Знакомо оно мне. Только завтра же надо на Доменки идти. Да не просто нахрапом брать, а с двух сторон. Одни с леса, другие с болота подойти должны. По лесу я поведу, а по болотам нас Мякишка проведёт. Он там многие тропинки знает. Так мы их с двух сторон прижмём да пленникам в болота уйти не дадим.

Обрадовались хазары, стали в поход готовиться.

— Вызвал Мешок Мякишку, задачу объяснил.

— Проведу конечно, чего же не провести. Только дорога туда по Топлюге долгая. Два дня и почти две ночи идти надо, зато никто нас не увидит, да и нагрянем мы в Доменки под утро, когда все ещё спать будут.

— Каращё, холоп. Коли так сделиишь, быть тэбе в Доминках управителем.

Обрадовался Мякишка! Наконец мечта его сбудется! Наконец править он станет да ему все в ноги кланяться будут! Достал он камешек, а тот не просто чёрным стал, а ещё и руки мажет будто сажей. Да каким-то мягким он вдруг сделался, аж крошится в руках. Ну и пусть. Что ему теперь какие-то камешки. Он скоро управителем будет!

Договорились Мешок с колдуном, кто когда выступает и к какому сроку два войска в Доменках встретиться должны.

Ушёл Мешок с Мякишкой на Топлюгу, триста воинов с собой взял да наложницу новую, ту, что с последними пленницами привели. Долго шли они по лесу, потом по болоту. А места вокруг всё мрачнее и мрачнее становятся. Вот и ночь настала. Остановилось войско хазарское на островке малом. Хазары где посуше разместились, а Мякишке с наложницей чуть не в воде место оставили. Сидят те на сырой болотине у чадящего костерка да каждый о своём думают.

— Как звать-то тебя, красавица?

— Нет у меня теперь имени. Была вольной — было имя. А теперь рабыня.

— Да ладно тебе, я всю жисть в холопах, а ничего, живу.

— Вот и живи… холоп!

— Ну и что, что холоп? Зато Мешок мне Доменки в управление отдаст. Буду я там самым главным!

Тут хазарин подошёл, как собакам объедки на землю вывалил. Кости да огрызки.

— Кющайтэ, — засмеялся, и ушёл к своему костру.

Мякишка на еду накинулся, а наложница отвернулась, будто ей отравы насыпали.

— Ты чего не ешь, глупая? Есть всегда надо. Коли не есть, так и ноги ходить не будут.

— А куда мне теперь ходить? От себя не уйдёшь, не спрячешься. Как подумаю, что все мои дети на этого урода Мешка похожи будут, так хоть в омут головой прыгай.

— Эко ты надумала? Чего там в омуте хорошего? Слушай, а ты после того как Мешок тебя выгонит, ко мне приходи! Ты баба красивая, а у меня жены нет теперя. И пусть кто скажет чего плохого — запорю.

— Ты лучше скажи, где тут от грязи отмыться можно. Негоже есть немытой да потной. Может, ручеёк какой почище найдётся?

— А чего же не найтись? Вон за теми ёлками чахлыми островок маленький есть, там чур Мары стоит. Вот слева от него озерко небольшое, но чистое и глубокое. Оно завсегда спокойное, ни волны, ни ряби никогда не бывает. Пойдём, провожу.

Набрал он с собой костей по дороге глодать, да и отвёл наложницу до озерка.

А та у Чура постояла, к озеру подошла, лицо умыла, руки над водой подняла да зашептала что-то. Негромко, едва-едва, одними губами, но Мякишка каждое слово слышал, будто она в ухо ему кричала. И от того, что слышал он, волосы у него на голове зашевелились, ибо смерть призывала девка и себя в очистительное служение Маре отдавала за то, что заберёт та хазар, обидчиков её, да его, Мякишку — предателя подлого! Бросил Мякишка кости, к девке подбежал, да та в озеро головой прыгнула и канула, будто и не было её на берегу…

Долго стоял он, ни живой ни мёртвый, в туманной ночной мгле, среди болота гиблого. Смотрел на озеро спокойное, как ни в чём не бывало лежащее — ни волны, ни ряби. Будто и не в него ушла девка-невольница. Повернулся он к Чуру, а вместо него женщина стоит в белом, и чёрные волосы её вьются сами собой, хотя ветра и нет вовсе.

— Ты Мара, я знаю! Ты Богиня смерти, и за мной пришла!

— Да, близок твой конец, Мякишка. Недолго тебе осталось.

— Да как же? Мне же Доменки в управление обещали?

— Не