Опоздать на казнь - Фридрих Незнанский

Джабраил вышел из двора и занял наблюдательный пост в кафе напротив. Отсюда прекрасно просматривалась арка, которая вела во двор.

Ждать пришлось около сорока минут. Джабраил успел позавтракать, выпить пару чашек кофе, выкурить несколько сигарет и даже почитать свежую газету. Примерно без четверти десять из арки выехала «тойота». Джабраил проводил ее взглядом и, расплатившись, снова отправился во двор, пересек его и скрылся в подъезде…

Открыть дверь при помощи универсальной отмычки для английских замков оказалось делом двух минут. Джабраил сам подивился, как быстро он управился, притом что только вчера научился с ней обращаться. К счастью, сигнализации в квартире Дублинских не было.

… В квартире Джабраил провел не больше пяти минут. Выйдя, он остался весьма доволен. Теперь можно докладывать Ахмету о том, что его приказ полностью выполнен. Джабраил был обязан Ахмету Гучериеву жизнью и не мог его подвести…

— Ну что же, продолжим, Сергей Владимирович?

— А что продолжать? Никакого смысла нет… Я вам сказал же, что бомбу, тем более атомную, я создать не смогу.

— Это почему же?

— Потому что атомная бомба требует двух основных компонентов — урана и плутония, причем в обогащенном виде. У меня — ни в лаборатории, ни в университете — таких веществ нет и быть не может.

— А осмий?

«Вот черт! Дался им этот осмий, начитались газет! Хотя на этом как раз и можно сыграть», — подумалось Дублинскому.

Ахмет Гучериев начинал злиться, это было заметно по тому, как он подергивал своими могучими бровями.

«В хорошенькую же ситуацию я попал, если моя судьба зависит от движения бровей какого-то кавказца».

Но раздражать Гучериева в планы профессора не входило.

— Вы поймите, Ахмет, осмий — это металл из платиновой группы, его изотоп сто восемьдесят семь, который нам удалось создать искусственным путем, обладает гамма-излучением, но период его полураспада всего лишь девяносто дней. Понимаете, что это значит?

— Папа, ты сейчас с кем разговаривал? — пошутил Ахмет, цитируя известный анекдот, видно было, что настроение его резко улучшилось — водить бровями он перестал, понял, что профессор не сопротивляется сотрудничеству. — Ты все же, Сахаров, популярно объясни, что можно делать с осмием?

— А сделать можно многое. Если, конечно вы мне объясните задачу.

— Задача такова: устроить взрыв. Большой взрыв. Показательный взрыв во славу Аллаха. Взрыв, после которого всем и каждому станет понятна бесполезность этой войны и сила чеченского сопротивления.

— Тогда вам не нужна именно Атомная Бомба, — Дублинский специально подчеркнул заглавные буквы. — То есть не нужна такая бомба, какую, например, американцы на Хиросиму сбросили.

— Почему?

— Потому что, повторяю, для того, чтобы ее создать, нужно специальное производство и материалы. Большой штат сотрудников. Испытания. Расчеты. Опыты… Всего этого нет. И вообще, создать бомбу очень сложно…

Дублинский замолчал, глядя на Гучериева. Тот сдвинул брови, что-то соображая.

— Значит, невозможно? — переспросил он.

— Да. Исключено, — кивнул Дублинский.

— Хорошо. Но у тебя, кажется, есть какие-то предложения? Ты ведь ученый-ядерщик… И потом, если у тебя нет никаких предложений, ты сильно рискуешь. Не забывай о жене. О любовнице… — Гучериев улыбнулся и показал ровный ряд желтых зубов.

Дублинский подумал, что спорить с этим головорезом совершенно бессмысленно.

— Вам не нужна атомная бомба, — повторил он. — Для того чтобы произвести эффект, вам вполне будет достаточно и «грязной» бомбы.

Ахмет нахмурился.

— Ты что, обидеть хочешь? Атомная, значит, нам не подходит, только «грязная»? — Гучериев уже четко перешел с профессором на «ты».

— Для создания массовой паники — а ведь именно это вы и хотите сделать — «грязная» бомба — идеальный инструмент. Лучшее, наипростейшее и, возможно, наиболее дешевое средство, — сказал профессор.

— А что это такое вообще? — Ахмет был озадачен. С одной стороны, ему казалось, что профессор хочет увильнуть. Но с другой, возможно, Дублинский предлагает что-то дельное, что-то такое про «грязные» бомбы слышать ему уже приходилось.

— «Грязная» бомба распыляет на достаточно большую площадь радиоактивные вещества при помощи обычной взрывчатки. Если взрыв происходит в закрытом помещении, то само здание может не пострадать, но во все щели и поры попадает радиоактивный элемент, который будет фонить долгие годы, избавиться от этого будет невозможно.

— И что вам для этого потребуется? — Ахмет Гучериев неожиданно для себя снова перешел с профессором на «вы».

— В «грязной» бомбе используются обычные взрывчатые вещества, «подкисленные» радиоактивными изотопами. Вот тут-то и нужен осмий.

— Хитришь, профессор? — прищурился Гучериев. — Думаешь, мы сейчас тебя за осмием отпустим?

— Да нет, Ахмет, я так не думаю. Можно попытаться достать его и отсюда.

— Как? — спросил Гучериев.

Дублинскому дали право на один звонок. Кроме Ирины звонить ему было некому.

«Вот сейчас Бурцева было бы неплохо подставить», — злорадно подумал Сергей Владимирович, он и не подозревал, насколько это была неудачная шутка, Бурцев к тому времени уже успел подставиться сам.

Но доверять Дублинский мог только Ирине, ей он и позвонил с любезно предоставленного мобильного телефона:

— Ирочка?… Ира, да, это я… Погоди, у меня мало времени. Ира, я жив-здоров, но у меня серьезные проблемы, и мне очень нужна твоя помощь. Ира, погоди, не плачь, слушай внимательно. Во-первых, о моем звонке никто не должен знать. Во-вторых, ты должна пойти в центр, попробуй, договорись с Любой. Ты должна взять там из лаборатории контейнер номер четыреста сорок семь. Да, лаборатория охраняется. Но попытайся договориться как-то с Любой, возьми у нее карточку, я ей делал… Ира! Родная, ты меня очень обяжешь… Нет, со мной действительно все в порядке. Только Любе о моем звонке не говори! Не говори никому!.. Нет!.. Ира!!! Никакой милиции!!! Контейнер потом отдашь человеку, который тебе позвонит и представится, что он от меня… Это очень важно… Я вернусь, конечно, вернусь, родная, и мы поедем и на острова и на озера — куда захочешь… Не знаю когда… Я тебе обещаю — все будет хорошо…

И тут телефон у Дублинского отобрали.

Глава 16

Самым полезным из всего небольшого списка оказался Степан Корнилович Коренев. Вор в законе по кличке Корень. Он сидел в Крестах уже более полугода в ожидании суда. Ждать суда, потом пересылки — дело для Корня было привычное. Это уже его седьмой срок. И Кресты давно стали для него домом родным в не меньшей степени, чем для Мяахэ. Не то чтобы даже домом, а скорее — привычной гостиницей с постоянно забронированным номером. Сел он в этот раз за ерунду. Незаконное ношение оружия — пустяк, мелочовка. Обидно было только то, что его подставили. Подставили или подловили — вот эту дилемму и решал Коренев в минуты длительных раздумий. А уж времени в ожидании суда было у него предостаточно.

Сотни и сотни раз он прокручивал в голове сцену своего ареста. Дикие, дикие времена наступили, солидный человек не может просто поужинать в приличном месте в компании близких ему людей.

Ужинал в тот вечер полгода назад Корень в ресторане «Палкинъ» — новом фешенебельном заведении на Невском проспекте. За столом были только свои. Никаких важных вопросов не решалось, планов не строилось, проблем не обсуждалось. Они просто ужинали. А вот за соседним столиком у людей явно были проблемы. И проблемы нешуточные. Легкая перебранка переросла в крупный скандал, а тот уже в драку и перестрелку. Милиция явилась как черт из табакерки в ту же секунду, но вот почему-то пристальное внимание было уделено не стрелявшему в потолок подгулявшему хлыщу за соседним столиком, а именно Корню и его окружению.

И надо же было случиться, что в кармане у пахана оказался пистолет, избавиться от которого он элементарно не успел. Разборок и правда никаких не предвиделось в тот вечер, но привычка носить с собой оружие привела к тому, что с любимым пистолетом пришлось расстаться года на два, как минимум.

Однако слишком уж гладко прошел арест, одним невезением это вряд ли можно было объяснить. Слишком гладко. Что ж, возможно, и соседи по ресторану были подставными, и пасли менты именно его — Корня, такое уже случалось. «У ментов никогда не хватает ума играть по-честному», — в который раз подумал старый вор и зло сплюнул. Ему вспомнился его первый срок, тогда тоже попался на глупости и мелочовке. Анекдот просто — хоть учебник для начинающих воров пиши, — как Корень пришел продавать краденое к указанному барыге, а тот оказался мусором. Тот урок ему дорогого стоил, однако он ни о чем не жалел. Зона оказалась для него важнее цивильных университетов. «Всем, что я в жизни имею, я обязан зоне» — именно так перефразировалась известная фраза. Ни к чему лишние премудрости, когда ты узнаешь всю изнанку жизни и постигаешь все ее таинственные механизмы. А постиг в этой жизни Коренев немало. Потому и не боялся ни тоскливого ожидания, ни трудного тюремного быта, ни неизвестности судебного заключения. Чего страшиться — все это уже неоднократно пройденный путь. Страшило его другое — мир, в котором он чувствовал себя на своем месте, последнее время стал достаточно зыбок, дикие, дикие времена наступают. Молодняк наглеет и звереет, авторитеты для них давно утратили свой авторитет — вот такой печальный каламбур. Может, и лучше сейчас для него вернуться на зону, отсидеться, понять, что к чему, восстановить прежние связи, набрать новых. Власть старого вора утекала из рук. Дикие времена наступили.