Профессия: ведьма - Ольга Громыко

– По удивительному стечению обстоятельств все маги, посетившие Догеву, были убежденными вегетарианцами, – ядовито уведомил меня вампир.

– А мне плевать, из кого отбивная, – заупрямилась я. – Я хочу есть, и мой растущий организм требует мяса. Если нет куриного крылышка, пусть будет девичье бедрышко. Только прожаренное и не очень жирное. Я постою в тенечке, а ты сходи, попроси немного, тебе должны дать без очереди.

При виде Повелителя, приближавшегося энергичным шагом, разговоры и смешки стихли. Толпа подобострастно раздалась, пропуская Лёна к жаровне. Выглядело это так, словно у питейного заведения материализовался один из богов, оставил громы с молниями на входе и спросил кружку пива и воблу. Каприз божества незамедлительно удовлетворили.

– Девичьи бедрышки кончились, – сообщил Лён, торжественно вручая мне вертел с несколькими кусочками сочного мяса, нашпигованного чесноком и переложенного луком. – Ты не возражаешь против бараньей вырезки? Отлично. А в кармане у меня лежит хлеб. Правда, он там давно лежит… Подержи мою порцию.

Освободив руки, Лён извлек из кармана нечто в тряпице, на которую мы оба воззрились с нескрываемым ужасом. По всей видимости, в далеком прошлом, еще до ледникового периода, этот жуткий блин представлял собой ломоть ржаного хлеба, уже тогда несвежего. Пыль столетий оседала на памятниках искусства, могущественные цивилизации возникали и исчезали без следа, землетрясения, наводнения и пожары периодически наносили урон сельскому хозяйству, а хлеб все лежал да лежал себе в кармане, ожидая звездного часа. И час пробил! Триумфальное явление хлеба народу вызвало самые противоречивые чувства.

– Фу! – наконец сказал Лён, немногословно выразив свое мнение по данному вопросу.

– Настоящий антиквариат, – подтвердила я. В мерцающем свете костров хлеб переливался всеми оттенками зеленого, как гномий сыр. – Давай подадим его какому-нибудь нищему.

– Настолько неприхотливые нищие долго не живут.

Я предложила скормить хлеб злейшему врагу, но Лён возразил, что это негуманно – мол, мы же не варвары, зачем так измываться над бедолагой в прогрессивный век колесования? Не отыскав достойного применения уникальному продукту, мы выкинули его в кусты и занялись поисками укромного местечка для расправы над шашлыками.

– Пойдем! – шепнул Лён, увлекая меня за угол ближайшего дома. Мы долго петляли задворками, пока не выбрались на утоптанную площадку, со всех сторон окруженную высокими кустами. На земле лежало ошкуренное бревно, а сквозь рваную брешь в ветвях отлично просматривалась площадь. – Отлично, мы первые! Если кто-нибудь начнет ломиться через кусты, будем что есть мочи вопить: «Занято!»

– Пойдем, дорогая, здесь уже занято! Какие-то нахалы захватили наше место! – Отчетливо прошипел в кустах мужской голос, огорченно вздохнул женский, треснула ветка, и все стихло.

– Сам ты нахал! – Вполголоса буркнул Лён. Его услышали, мало того, опознали, и до нас донесся сдавленный стон и трагически-надрывное «Извините!», подобное предсмертному хрипу.

– Ну зачем ты так? – мягко упрекнула я.

– А я не вампир, что ли? Не могу посидеть в кустах с девушкой? – Улыбнулся он, блеснув клыками.

– Но-но! – Я погрозила вампиру вертелом. – Ой, что там происходит?

Мое внимание привлекло странное действо, разворачивающееся на площади – вернее, огороженном веревкой ее кусочке, как раз напротив нашей трапезной. По площадке беззвучно кружились две крылатые тени. Именно тени – быстрота и плавность их движений не имели ничего общего с угловатой неуклюжестью живых существ. Алые отблески пламени трепетали на лезвиях гвордов. Редкий лязг от стакнувшегося железа вызывал волну испуганных вздохов среди зрителей, державшихся на почтительном расстоянии от веревочной ограды.

Бой не закончился, а словно оборвался в самый напряженный момент. Судья – если он вообще был – не подавал никакого знака к окончанию поединка, оба противника уверенно держались на ногах, но почему-то разом опустили оружие и натянуто улыбнулись друг другу, блеснув клыками. Помедлив, левый боец выпрямился и поднял гворд над головой. Толпа восхищенно взревела.

– А как они определили, кто победил? – шепотом спросила я у Лёна. – Они даже не задели друг друга!

– Задели, и не раз. Просто не подали вида, вот ты и не заметила. Им не обязательно драться до поражения. По догевским правилам бой идет до выявления более опытного бойца. Тогда слабейший просто выходит из круга, и его место занимает другой претендент.

– Так просто выходит? Не плюется и не ругается? И победителя не приходится оттаскивать за шиворот? Странно, вроде бы так яростно сражались… Смотри, никто не торопится подменять выбывшего! Это лучший гвордщик в Догеве, да?

Лён призадумался, и я получила тщательно сформулированный ответ:

– Да – среди присутствующих там.

– Лён, а ты не хочешь попытать молодецкую силушку? У тебя есть шанс произвести на меня впечатление, – предложила я нарочито кокетливым голоском.

– Бешшмышленно, – невразумительно проворчал Лён, вгрызаясь в мясо. – Я их вшех уше один раш в этом году победил, до весны больше не полежут… Рашве што на тренировках…

– Ну и глупые же у вас правила! Надо больше полагаться на удачу. У самого сильного противника есть слабое место. Вся соль в том, чтобы определить это место с первой попытки – второй может не быть. Если он вспыльчив – доведи его до белого каления, если хромает – побольше бегай, если у него болит зуб – целься в зуб. – Я смерила Лёна оценивающим взглядом, красноречиво задержавшись ниже пояса. – Есть, конечно, и общеизвестные места…

– Хорошо рассуждать о битве, сидя в кустах. Посмотрим, как ты справишься с настоящим противником, – посерьезнел вампир, на всякий случай закладывая ногу за ногу.

– С монстром?

– Да хотя бы с ним.

– Одна немаловажная деталь, Лён, – поправила я. – Для битвы с монстром нужен монстр.

– Думаешь, его не существует? – нахмурился вампир.

– Нет, я просто говорю, что сейчас его нет.

– Значит, ты можешь уехать с чистым сердцем? – рано обрадовался Лён.

– Могу, но не хочу. – Я бросила в рот последний кусочек мяса, потянулась и умиротворенно вздохнула. – Где еще я смогу отпраздновать такую Хорошую Ночь?

– А у вас разве нет ночных праздников?

– Почему, есть. Ночь Святого Слуки, или Кладоцветень. Но он в самом конце колосня,[7] нескоро еще.

– И как вы его отмечаете? – Лён тоже доел баранину и воткнул пустой вертел в краешек бревна. Я последовала его примеру. – Не забыть бы их завтра забрать.

– По-разному. Прыгаем через костер, мажем дегтем чужие ворота. Ищем легендарную папороть-кветку, соревнуясь в этом с нечистой силой, которая якобы отводит людям глаза, заманивая в чащобы и буераки. А я уверена – подвыпивших искателей заводят в чащобу не лешие, а собственные ноги.

– Ну, ворота мазать я тебе не дам. А папоротника здесь навалом. Я знаю поляну с уймой этой дряни, – предложил Лён.

– Так чего же мы ждем? Пошли искать кветку! – Загорелась я, вскакивая. Мне хронически не везло на ночь Святого Слуки – то дождь пойдет, то ногу подверну или завтрашняя контрольная покоя не дает; почему бы не перенести ее на более подходящее время?

– Сейчас? – ужаснулся Повелитель.

– А когда? Днем? Или зимой, по сугробам с лопатой? Пойдем, пока луна светит!

Лён почему-то не горел желанием искать чудесную папороть-кветку. Его не соблазнила даже идея найти клад, открывающийся, по слухам, обладателю редкостной флоры. Нет, он не отказывался наотрез, но предлагал перенести поиски на утро, а лучше – вечер, напрочь игнорируя суточный ритм папоротника и не собираясь подлаживаться под оный.

– Но он же цветет только ночью! – настаивала я, на что вампир возражал, что нецветущий папоротник ничем не хуже, да и искать его гораздо легче.

– Хорошо, пойду одна, – решила я, и в настроении Лёна произошла решительная перемена. Ну конечно, он будет меня сопровождать. Государственная казна как никогда нуждается в кладе.

На этом его чудачества не прекратились. Сначала он галантно пропустил меня вперед, предоставив выбирать дорогу, а когда я, спохватившись, уточнила, туда ли мы идем, невозмутимо ответил, что нет. В качестве первопроходца он оказался еще хуже. Брел, словно в хвосте похоронной процессии. Изъявил желание отдохнуть на пеньке сомнительной чистоты. Остановила его только ночующая там гадюка, злобно зашипевшая при виде вампирьего зада. Подскочив на три локтя, Лён ненадолго взбодрился, и я поторопилась занять его беседой:

– Лён, а тебе не скучно разговаривать?

– Ничего подобного. При оживленном разговоре мысли совсем ненамного опережают слова. От речи их отличает полное отсутствие метафор, они всегда прямолинейны и однозначны, хоть и насыщены эмоциями. Словами же можно играть, как картами, – перетасовывать, сдавать, подкидывать… завораживать. Не-ет, я ни за что не лишил бы себя удовольствия выслушать интересного собеседника, – протянул вампир, улыбаясь своим мыслям.