Альда - Геннадий Ищенко

— Я не в этом смысле говорила, и ты это знаешь!

— Ладно, это у нас уже начинаются семейные разборки. Альда, я сейчас буду наказывать герцогиню, вам при этом присутствовать совершенно необязательно.

— Я ухожу, милорд. Только прошу, не наказывайте сестру слишком сурово: она вас любит и переживает.

— Вот что значит быть добрым. Все просто начинают садиться на шею. Идите, госпожа, Буше, мы как-нибудь разберемся сами.

— Конечно, милорд. Извините, — она сбросила тапочки и, быстро натянув сапожки, выбежала в коридор.

На душе почему-то было муторно, как никогда.

Следующую неделю Альда ограничила жизнь в замке своей комнатой, посещением трапезной и лазаретом. Тренироваться она продолжала даже больше, чем раньше, с каким-то ожесточением отрабатывая заученные приемы, но выбирала для тренировок вечернее время, когда сестра герцога в спортивной комнате не показывалась. В трапезный зал она приходила с сыном, когда все уже сидели на своих местах, молча кушала, и так же молча покидала зал. Лани к ней не приходила и не делала попыток заговорить, из чего девушка сделала вывод, что следствием подобного поведения является приказ герцога.

— Ну и пусть, — думала она. — Еще только пару недель потерпеть. А там и отец станет на ноги, и дороги, может быть, подморозит. Не вечно же нам торчать в этом замке.

От нечего делать она начала больше времени уделять Алексу. Рассказывала ему сказки, баллады. Даже об их путешествии рассказала в доходчивых для него выражениях. Достала дейру матери и начала вспоминать слышанные раньше мелодии. Поначалу получалось не очень, но через несколько дней руки сами вспомнили нехитрые навыки игры, и по вечерам она играла и пела для себя, и для сына. В такие минуты Алекс замирал, прижавшись к приемной матери, и сидел, не шелохнувшись, пока не отзвучат последние аккорды.

«Почему мне не нравилось играть раньше? — думала девушка. — Жаль, что не получилось послушать песни герцога, если они действительно так хороши, как говорили бывшие подруги. Все, не думать об этом! Для нее ничего этого больше нет. И все-таки жаль…

Первым, кто заметил что Альда чем-то угнетена, и на это отреагировал, стал Джок.

— Что с тобой твориться, девочка? — спросил он ее как-то после завтрака. — Молчалива, можно даже сказать, угрюма. Ни слова, ни улыбки. Кто-нибудь обидел?

Альде захотелось сказать что-нибудь грубое, закричать, чтобы не смели лезть в ее жизнь, но большим усилием воли она сдержалась, понимая, что этот человек искренне беспокоится и хочет помочь.

— Не надо, пожалуйста. Никто меня не обидел, во всяком случае в том смысле, который вы имели в виду. Все вообще хорошо. Дней через десять отец выйдет из лазарета, и мы уедем. Поверьте, единственное, чего я хочу, так это быстрее отсюда уехать.

— Нет, тебя все же обидели, я же вижу.

— Всегда хотите докопаться до сути? Будь по-вашему. Меня не обидели, мне просто указали мое место. Причем, в очень вежливой форме. На что же обижаться? На то, что сначала дают пряник, а потом его отбирают?

— Понятно, — помрачнел Джок. — Ты точно не хочешь, чтобы я помог?

— Нет, спасибо. Вы и так нам уже столько помогли, что я не знаю, смогу ли вас когда-нибудь отблагодарить.

— Тогда держи этот пакет. Чтобы уже точно никогда из долгов не выпуталась.

— Что в нем?

— Как что? Я же обещал Алексу компот? Здесь сушеная малина. Отнесешь на кухню, и будет ему компот. А для него так малина еще и очень полезна.

— Почему вы со мной такой?

— Ты что, страдаешь моей болезнью? Тоже всегда хочешь докопаться до сути? Поверь, этого делать не стоит. Не всегда знание приносит пользу, часто оно оставляет в душе горечь и разочарование. Просто прими все как данность. Разве плохо, когда к тебе тепло относится один из самых страшных людей королевства?

— Вы слишком для меня высокий. Наклонитесь, пожалуйста.

Она быстро поцеловала Джока в щеку и, забрав пакет и ребенка, быстро ушла.

Вторым таким внимательным был отец.

— Что случилось, дочка? — требовательно спросил он. — Я же вижу, что ты сама не своя. Ходишь, как побитый пес. Раньше забежишь к отцу ненадолго и опять или к подругам, или еще куда. А теперь сидишь здесь часами. Мне, конечно, приятно такое внимание, но я хочу знать его причину. Это никак не связано с твоим лейтенантом?

— Да никакой он не мой! — рассердилась Альда. — Что вы все заладили! Может быть, он в меня и влюбился, но я его воспринимала только как друга. Причина в другом и распространяться на эту тему я не собираюсь. Знай просто, что никто здесь меня не обидел. И не надо об этом допытываться, лучше быстрее поправляйся.

— Я тебе не успел сказать. Вчера я уже вставал, правда, с помощью сиделки. А сегодня утром — уже сам. Ноги еще слабые, но за неделю я их понемногу разработаю. А там можно будет и ехать. Врач мне уже не нужен, а долечиться можно и на месте.

Следующим был Джолин, который подошел к Альде в коридоре, когда она с Алексом шла на завтрак.

— Госпожа Альда, извините за вопрос, но вас никто не обидел?

Она хотела рассердиться и наорать на него, но горько рассмеялась и спокойно ответила:

— Спасибо за участие, Джолин. Мне ведь можно обращаться к вам только по имени? У меня такое впечатление, что в этом замке собрались люди, которые не придерживаются этикета и ненавидят условности. По крайней мере, я такое уже от очень многих слышала. Надеюсь, вы тоже из таких. Так вот, вы далеко не первый, кто задает мне этот вопрос. Поверьте, если бы на него можно было ответить просто и однозначно, никаких проблем у меня давно не было бы. И не в ваших силах здесь ничего решить.

Джолин понимающе кивнул и больше к ней не подходил.

Больше никто не делал попыток залезть к ней в душу или предложить свою помощь, иначе она бы, наверное, не выдержала и сорвалась. Но расспросы опять вызвали в душе ощущение пустоты и тоску, которые, казалось, ушли, и время снова потянулось еле-еле. Привычные занятия борьбой или игрой на дейре уже не приносили облегчения. Выбрав день, когда сплошные тучи слегка рассеялись, и дождь прекратился, она надела старый костюм для верховой езды и теплую куртку, взяла отцов кинжал и свой лук из арсенала и, оседлав Бри, отправилась на охоту в ближайший лес. Добираться до леса пришлось долго, объезжая и город, и военные лагеря. Пару раз ее останавливали патрули, но, стоило себя назвать, как сразу пропускали, а один раз даже отдали честь.

В лесу было сыро, холодно и мрачно. Если бы она была оленем, то пошла бы и повесилась от такой жизни на ближайшей елке. Может быть, они так и сделали, так как за три часа блуждания по лесу ни одного оленя ей не попалось, не попалось даже их следов. И, только когда Альда уже совсем отчаялась, она нашла добычу. Обрадованная девушка приготовила лук, но задрожавшая от страха Бри и раздавшийся вой нескольких волчьих глоток показали, насколько она ошибалась. Не она нашла добычу, а волчья стая, и добычей была она и ее лошадь. Стая быстро обложила Альду, отрезая ей все пути отхода. Девушка пересчитала стрелы. Ровно двадцать. Судя по вою, волков было меньше. Но это успокаивало мало. Много навоюешь одним луком, если на тебя набросятся сразу несколько хищников. Она быстро нашла наиболее удобное место для обороны. Возле двух громадных елей лежала, опираясь на сломанные ветви третья, надежно прикрывая Альду с одной стороны. Девушка быстро привязала Бри к сосне так, чтобы кобыла не удрала, но могла для защиты пустить в ход копыта. Все стрелы одна за другой покинули тул и были уложены так, чтобы были под рукой. Втыкать их в землю не хотелось. Если на нее бросится хоть один зверь, он запросто переломает большую часть стрел. А это конец. Вот кинжал она воткнула перед собой и с нетерпением стала ждать нападения. Лучше пусть нападут сейчас по светлому времени, пока она здесь в неподвижности не околела от холода. Скорее бы уж начали.