Чефуры вон! - Горан Войнович

Нам, Янезам, легко! Ну конечно, чича. Так и есть. Нам легче некуда. Все они там, на юге, думают, что мы какаем деньгами и что нам легко. Что в Европе нет проблем. Что здесь по улицам мед и молоко текут. Вот оно как. Что нам жаловаться, у нас же мусор сортируют! Э, мой чича, если б ты только знал, что в Европе тот же хрен, что в Боснии, и в Сербии, и в Тунгусии.

Чича когда-то целых семнадцать лет проработал в Германии. Вот он уселся на поезд и рванул в Мюнхен, чтоб повидать своих товарищей и бывших коллег. Турка Нури, македонца Владе и румына Корнелия. Одни немецкие чефуры. Чича там слегка погулял и теперь едет обратно, домой. И объясняет мне, что Германия рулит, что у всех его друганов есть и дома, и жены, и дети, и пенсии, и ауди — и всё, и у него тоже было бы так же, но он вернулся в Боснию и остался безо всего, потому что всё потерял во время войны. Жена умерла, дети разбежались по всему свету, дом его сожгли, и теперь он на деньги, которые ему посылают дети из Америки и Австралии, ездит в Мюнхен — в гости к Нури, Владе и Корнелию.

— А как теперь в Боснии?

— Сейчас здорово. Теперь у нас есть пирамиды. Осталось только коров превратить в верблюдов — и можно создавать египетское царство.

Знаменитые пирамиды в Високо. Это один босниец приехал из Америки и всей Боснии запудрил мозги: типа три обычные остроконечные горы — это на самом деле три пирамиды, которым уже минимум миллион лет. Только босниец может такое придумать. Такого больше нигде нет. Люди, понятное дело, завелись: нет у них пенсий, и автобанов, и центрального отопления, и сортированного мусора — пусть будут хотя бы пирамиды. И правда, что это за страна такая, Босния? Самая несчастная страна в мире. И я еду туда жить. Подумать только! Босния — это страна, в которой овцы могут перегородить центральную магистраль. Босния — это страна, в которой легавый останавливает тебя за превышение скорости, угрожает тебе судом, а потом говорит: «Сам реши, сколько будет штраф, только не забудь, что нас двое!» Босния — это страна, в которой тебе таксист, когда ты собрался пристегнуться ремнем безопасности, говорит: «Чё ты хочешь, мать твою? Не делай из меня дурака, тут тебе не Европа!» Босния — это страна, в которой все пьют капучино, потому что никогда не знаешь, как правильно сказать: кава, кафа или кахва[129]. Босния — это страна, которая экспортирует контрабандный товар. Босния — это страна, куда ввозят старые автомобили, автобусы и грузовики, которые уже давно свой срок отработали, — в Евросоюзе таких нет. Босния — это страна, в которой тебе доктор пишет рецепт, а ты этот рецепт потом посылаешь родственникам в Германию. Босния — это страна, где все еще можно расплатиться бонами. Босния — это страна, в которой смеются и шутят только потому, что если б вдруг все стали серьезными, тут же бы окочурились от ужаса. Босния — это страна, где людям сложнее получить визу, чем диплом, — да и от виз гораздо больше пользы! Босния — это страна, в которой у каждого есть своя бензозаправка. Босния — это страна, в которой проще найти пирамиду, чем поручителя, чтоб взять кредит. Босния — это страна, из которой удрали все боснийцы, а остались одни только сербы, хорваты и мусульмане. Босния — это страна, в которой поезда останавливаются на переходе для пешеходов. Босния — это страна, в которой люди с тоской вспоминают военное время: тогда они могли хотя бы надеяться, что когда-нибудь будет лучше. Теперь они знают, что этого еще долго не случится. И в эту самую Боснию меня отправил Радован.

— А кто там у тебя — в Боснии?

— Кого там только нет. Бабушка и дед. И дяди, и тети, и родственники, и родственницы. Меньше, чем до войны, но все равно.

— Очень хорошо. И сколько времени пробудешь?

— Посмотрим. Не знаю еще…

— Хорошо, хорошо. Лишь бы только был жив и здоров, — неважно, где ты.

И правда, кого там у меня только нет. В этой Боснии действительно всегда был миллион наших родственников. Фигова туча Джорджичей и Ранкиных Миличей. Только одно дело — побыть с ними неделю или, куда ни шло, две и совсем другое дело — остаться надолго. Потому что сперва все радуются, и начинаются шутки, веселье, готовка, ракия, песни, мясо на огне, кофепитие и еще разное. Круто. Все друг другу желаем всего самого-самого, и все мы счастливые, когда встречаемся, и все писаются от смеха, и рассказывают анекдоты, и Милан и Драгиша заливают свои истории из старых времен, и всякие там деревенские приколы, и все такое. И так пару дней, а потом никто уже не может прикидываться, что ему здорово, и все начинают ссориться друг с другом и выносить друг другу мозг, и потом только и видишь, что у всех полная жопа, что их доканывает это их нищенство, что у них нет больше сил, что ничего нет, что нервы у всех на пределе, что они больные, унылые, разочарованные, одинокие, что они только и делают вид, что все круто, чтоб мы не волновались и чтоб не видели, в какой бедности они живут. Все начинает трещать по швам. Самое настоящее мучение. В конце всегда только ждешь, когда уже можно валить домой, в Словению: невозможно больше это терпеть, смотреть на людей, которых любишь, и видеть, как им приходится страдать и мучиться, чтобы просто выжить, и как их все это достало, как им вообще больше жить не хочется. И ты всегда радуешься, что живешь не здесь, а в Словении, и видишь, что ты другой и что ты не один из них — ты Янез и тебе легко, потому что ты в Европе и сортируешь мусор.

Почему Босния не для чефуров

Чича заснул, а я стал смотреть в окно. Босния проносилась мимо со своими сожженными домами, серыми заводами и зелеными горами. Бедолага Босния. Старые мосты, неасфальтированные дороги, неприглядные кафе, дома без фасадов, чичи без зубов, хренова туча мечетей и церквей, тетки и детвора, продающие варенье и ракию, автомобили ООН, подержанные швабские машины, заброшенные поля, полные мин, разрушенные и пустые железнодорожные станции. Это Босния. Бедная и несчастная. Унылая.

Я задернул шторку и тоже попробовал заснуть. Подумал о Самире, как она мотается по Фужинам и ищет Ади. Мирсад вместе со своим мерином уехал обратно в Клагенфурт, и она теперь одна, ходит повсюду и ищет сына Аднана. А он в каком-нибудь вонючем подвале курит эту свою травку… провалиться ему вместе с ней! Ади стопудово раскумарился. Других вариантов нет. Кто ему скажет, чтоб он хоть небольшой перерыв сделал? Нет у него никого. Санэл по-любому заширялся на все времена, и теперь никто даже понятия не имеет, где он, после того как Мирсад его отметелил и вышвырнул из квартиры, Самира сколько угодно может ему капать на мозги — ему всё до фонаря. Она ему ничего не скажет, чтоб еще и Ади не отделал и на улицу не выбросил. Сам Мирсад ни о чем не догадается: слишком уж тупой. Среди Адиных друганов ему по-любому, кроме меня, никто ничего не скажет, потому что типа не хотят вмешиваться или сами дуют, и их все устраивает.

Может, Ацо и сказал бы ему что-то, да только теперь один бог знает, что с ним. И что с Дамьяновичем. Вот жопа. Даже если этот тип выйдет из своей комы, Ацо попал: на него уже дело завели, и легавые только подождут, пока ему исполнится восемнадцать, и вот тогда кранты. Если они знают, что Ацо избил Дамьяновича, Ацо прямиком попадет в тюрьму. Если только он не свалил, как я. Только как он оставит Марину одну? Это проблема. Марина, бедняга, умрет без него. А если Ацо отправится в тюрягу, это ее тоже убьет. Как же все сложно, и ничего тут не можешь сделать. Остается только биться головой об стенку.

Деян пакует свои пожитки и переезжает в Словенские Коницы. Этот попал покруче остальных. Ацо-то может выйти из тюрьмы, если Дамьянович придет в себя. В этом случае просто посидит пару месяцев или, может, год, не на всю ведь жизнь. А вот Деян из этих грёбаных Кониц уже не вернется. Там ему Соня подыщет какую-нибудь работу — и вкалывай, браток. Пипец ему, короче говоря. Всю жизнь будет работать на складе в «Меркаторе»[130] в Словенских Коницах. По мне, так лучше бы он в кутузку отправился — вместо Ацо. Но ничего не поделаешь: Соню все достало, и все Фужины знали, что так оно и будет, и удивлялись, как этого раньше не случилось. А Миртич теперь совсем опустится. Скорей всего, бомжом станет. Мать его вычеркнутую, чтоб он провалился!

А Радован и Ранка поубивают друг друга без меня. Я все время как амортизатор был между ними, типа мирил их, а вот теперь — капец. Радован по-любому не сможет пережить, что я больше не тренируюсь, это его доканывает, я только надеюсь, что он снова в запой не уйдет, как в тот раз, когда Ранке сказали, что она не может иметь детей. И опять она будет виновата, потому что это типа она меня настроила. Начнется конкретное мочилово. Будут друг друга доводить до белого каления. Побоище будет. Стопудово. Только мне до балды — так им и надо. Кто виноват, что они такие кретины?

Ведущая точняк переедет в Мургли, к какому-нибудь кренделю лоховскому. По-моему, она ведется на эти глупые деревенские фишки: на машину и на большой дом. Какой-нибудь пидор в галстуке насядет на нее, и она умотает вместе с ним из Фужин. И никуда не денешься, так оно и будет. Познакомится с каким-нибудь факермэном, немного помутят, и опа! — свадьба, дом, дети. И потом она будет старой, страшной и толстой, и никакой, и несчастной, и будет нудеть, а этот ее факермэн заведет себе какую-нибудь помоложе. Вот так оно в любви бывает. Станет такой же, как Соня. Соня тоже в молодости была офигительной телкой, а теперь только в дурдом посылать. Нет, ведущая не для меня. Я не ее тип. Нет у меня столько бабла в кармане. К тому же не накачанный и без галстука. Не западает она на нас, на чефуров с Фужин. У меня ж и на бурек нет! Вот так оно складывается, блин. Только все равно она охренительная. Свака част[131]. Это самая классная девчонка во всей округе. Во всей этой дурацкой Боснии не найдешь лучше. Самые лучшие девчонки — с Фужин.