Средневековая Франция - Мари-Анн Поло де Болье

Вплоть до XI века изучение философии было основано на чтении признаваемых непогрешимыми текстов, главным образом, Библии и комментариев к ней. Затем получил распространение метод обсуждения сложных проблем в виде вопросов, которые студенты задавали преподавателям. К концу XII столетия чтение текстов отошло на второй план и метод обучения под руководством таких учителей, как Пьер ле Щантр (Певчий), Симон де Турнэ и Этьен Лэнгтон, проводящих диспуты со своими студентами, стал приоритетным. Умение вести дискуссии стало главной задачей процесса обучения, заключавшимся в постановке преподавателем вопроса для обсуждения, выступлениях бакалавров, аргументировавших свою точку зрения по теме диспута, вынесение преподавателем оценок выступлений и, наконец, приведение им собственных доводов. Этот метод был признан более совершенным, чем издание и изучение богословских энциклопедий. В диспутах «quodlibet» (на любую тему, по любому вопросу) обсуждение шло не по какой-либо заранее определенной теме христианской доктрины; преподаватель отвечал на самые разные вопросы, задаваемые студентами. Этот метод обучения получил большое развитие в Париже в начале XIII столетия, и его прославили такие знаменитые ученые, как Фома Аквинский, Жерар д'Аббвиль и Жиль Римский.

Свободные искусства

Античные педагоги противопоставляли свободные искусства (прерогатива свободного человека) механическим искусствам, предназначенным для рабов. Первые были подготовительными дисциплинами к изучению философии, доступом к высшей мудрости. Канонический список свободных искусств был дан приблизительно в 420 г. Марцианом Капеллой в его «Бракосочетании Меркурия и Филологии». Он различал искусства тривиума или красноречия (грамматика, риторика, логика или диалектика) и искусства квадривиума или числа (арифметика, музыка, астрономия и геометрия). В это же время святой Августин составил обновленную и пересмотренную программу христианского воспитания и образования, основанную на изучении свободных искусств, открывающих путь к Священному Писанию.

С VI по XI в. развитие духовной жизни происходило в тех же рамках, и было основано на античных знаниях, передаваемых в переводах и трактатах Боэция (около 480–524 гг.). Появление в XII столетии новых переводов греческих текстов или их комментаторов арабов вдохнуло новую жизнь в некоторые области знаний тривиума. Знакомство с «Органоном» Аристотеля поколебало основы логики, а труды Птолемея оказали большое воздействие на науки квадривиума. Росло количество школ, в которых обучали вновь обретенным знаниям. В Париже Пьер Абеляр и его последователи отдавали приоритет обучению диалектике, дисциплины, овладение которой открывало горизонты для изучения высших наук: медицины, права и богословия. Но грамматики и риторы еще в течение долгого времени были востребованы средневековым обществом. Когда около 1200 г. университет оформился в организованную структуру, факультетами искусств называли всеобщие школы, в которых изучались эти дисциплины. Следует отметить, что учителя факультетов, прикрываясь названием, преподавали на них «три философии», то есть рациональную философию (диалектику), моральную и естественную философии, всеми силами стремясь освободиться из-под тягостного надзора церкви, которая в лице Этьена Тампье подвергла осуждению их программы обучения, восстановив контроль духовенства над образованием (1270 и 1277 гг.). Новая научная концепция, зародившаяся после ознакомления с работами арабских авторов, внесла свои коррективы в классификацию свободных искусств, чему во многом способствовали также новое определение научной истины, развиваемое многими учеными от Роджера Бэкона до Уильяма Оккама, и снисходительное отношение к наукам тривиума.

Тайны алхимии

Средневековая алхимия в своей основе сложилась на Западе в XII столетии после переводов на латинский язык арабских текстов, в частности, работ Мориена, переведенных Робертом Честерским в 1144 г., а также «Liber secretorum» и «De congelatione et conglutitione lapidum» Авиценны. Теоретической основой этой науки был постулат, предполагавший, что «философские» сера и меркурий являются составляющими всех металлов. Винсент из Бовэ, монах-доминиканец и энциклопедист XIII столетия, ставил ее в ряд наук, относящихся к естественной философии, в то время как Роджер Бэкон (умер в 1292 или 1294 г.) видел в ней экспериментальную науку, основываясь на достижениях которой, можно побороть коварную магию Антихриста. Альберт Великий (умер в 1280 г.) в своем труде «De mineralibus» доказывал, что алхимики не способны добиться трансмутации металлов: их опыты могли привести только лишь к случайным изменениям их свойств. Для Роджера Бэкона целью алхимии было не превращение неблагородных металлов в золото, а изготовление эликсира, продлевающего жизнь.

В течение XIII столетия западная алхимия начала дистанцироваться от прежних методов исследования. Францисканец Павел Тарентский (Псевдо-Гебер) написал между 1260 годом и началом XIV в. «Summa perfectionis», в которой он разработал теорию меркурия, утверждая, что он является главной составляющей металлов. Итальянец Петрус Бонус в своей книге «Pretiosa Margarita Novella» (1330 г.) настаивал на том, что превращение металлов возможно при условии снисхождения на алхимика божественного озарения, и полагал, что все тайны науки могли быть доступны только лишь посвященным.

Алхимия подвергалась жесточайшей критике. В период с 1270 по 1280 г. руководители нищенствующих монашеских орденов запрещали своим членам заниматься этой наукой. Папа Иоанн XXII в изданном им в 1317 г. декреталии Spondent quas non exhibent предостерегал от фальсификаций, возможных благодаря искусству алхимиков. Несмотря на противостояние церкви, алхимия продолжала развиваться, о чем свидетельствовали динамичные исследования, которые велись в этой области знаний после 1317 г. Появились не признаваемые церковью новые труды Раймонда Луллия, Альберта Великого, Роджера Бэкона и Фомы Аквинского. Францисканец Иоанн де Рокетайяд опубликовал в 1351–1352 г. произведение о пяти элементах («Liber de consideratione quintae essentiae») и продемонстрировал, как дать братьям-монахам нищенствующих орденов не золото (ведь они добровольно обрекли себя на нищенское существование), а субстанцию, защищающую их тело от «порчи» и поддерживающую его в здоровом состоянии, не даруя, однако, им бессмертия, что противоречило бы божественному Промыслу.

От шансон де жест до романов цикла короля Артура

Шансон де жест обычно исполнялись перед гостями, приглашенными отметить в торжественной обстановке победы королей и подвиги героев, прославившихся в битвах с врагами и сарацинами. Песни в честь королей были известны еще начиная со времен Карла Великого, который велел их записать, чтобы они не канули в безвестность. Первые сохранившиеся свидетельства этого вида литературного творчества датируются приблизительно 1030 г., а дошедшие до нас образцы шансон де жест являются воплощением образа идеального рыцаря феодального общества, заключавшегося в преданности и верном служении своему сеньору и защите интересов церкви. Первый полностью сохранившийся текст шансон де жест – «Песнь о Роланде».[23] Она была написана в течение первых четырех десятилетий XI столетия. Тщательно разработанный стиль представлял чередование стихотворных строф неравной длины (лессы) с фрагментами повествований, а рефрены возбуждали внимание слушателей. «Песнь о Роланде» повествует (с легкостью обходя и искажая исторические события) об истреблении в Ронсевальском ущелье сарацинами арьергарда войск Карла Великого под командованием Роланда. Изменник Ганелон выдал Роланда с товарищами врагу. Поспешивший на зов его рожка Карл Великий оплакивает своего племянника (ведь ангелы только что унесли его душу) и мстит за его гибель в тяжелом и трудном бою с сарацинами. Прекрасная Ода умирает от горя, узнав о смерти своего жениха. Ганелон разоблачен и сурово наказан. Песнь исполнялась жонглером под аккомпанемент печальной и торжественной музыки.

Средневековая миниатюра из «Песни о Роланде»

LXXXIII – Граф Оливье сказал: «Врагов – тьмы там,А наша рать мала, сдается мне.Собрат Роланд, трубите в рог скорей,Чтобы Карл дружины повернуть успел».

[…]

LXXXVIII – Роланд увидел: битвы не минуть,Как лев или леопард стал горд и лют,Воскликнул громко: «Побратим и друг!Вам говорить такое не к лицу.Не зря нас Карл оставил с войском тут:Не знает страха ни один француз,И двадцать тысяч их у нас в полку.Вассал сеньору служит своему.Он терпит зимний холод и жару,Кровь за него не жаль пролить ему.Копьем дадите вы отпор врагу.Я Дюрандаль, что Карл мне дал, возьму.Кто б не владел им, если я паду,Пусть скажет, что покойник был не трус».

[…]

CXXXIII – В свой Олифан трубит Роланд с трудом.Превозмогает он тоску и больСтекает с губ его густая кровь,С натуги лопнул у пего високРазнесся зов на много миль кругом.Услышали его в ущельях горИ Карл, и все французы и Немон.«Я слышу Олифан, – сказал король. —А раз Роланд трубит, там грянул бой».«Какой там бой! – ответил Ганелон. —Вы человек и старый и седой,А, как ребенок, говорите вздор».

CLXXV – Граф под сосною на холме лежит.К Испании лицо он обратил,Стал вспоминать о подвигах своих,О землях, что когда-то покорил,О милой Франции и о родных,О Карле, ибо тот его вскормил.Он плачет – слезы удержать нет сил,Но помнит о спасении души,Вновь отпустить ему грехи:«Царю небес, от века чуждый лжи,Кто Лазаря из мертвых воскресил,Кем был от львов избавлен Даниил,Помилуй мою душу и спаси,Прости мне прегрешения мои».Он правую перчатку поднял ввысь.Принял ее архангел Гавриил.Граф головою на плечо поникИ, руки на груди сложив, почил.К нему слетели с неба херувим,И на водах спаситель Михаил,И Гавриил-архангел в помощь им.В рай душу графа понесли они.

Расцвет этих эпических произведений пришелся на XII и XIII в., и до нас дошло около ста поэм. Некоторые из них были навеяны идеалами крестовых походов («Песнь о Гильоме»), в других рассказывалась история вассальных бунтов или соперничества внутри линьяжей («Рауль де Камбрэ», «Лоррэны»). Были и авантюрные сочинения («Гуон из Бордо»), иногда песни посвящались истории развития одного рода («Карл Великий», «Гильом Оранжский»). События битвы при Ронсевале, воспетые в «Песне о Роланде», еще неоднократно воскрешались в последующих произведениях.