Секс в браке - Елена Ровинская

Одна деталь, которая изменяет все.

Она с Бонечкой вернулись с экстренно устроенного совещания. Как «разобранный на шарики снеговик», выражаясь языком Димы. Огляделись в поисках соратников. Большинство экс-братков встречалось с моделями и те, в классовой вражде, никогда бы не взяли сторону не-моделей. Но Сонечка относилась к той категории женщин, против которых, неосознанно, сплачиваются сразу все.

Общество разделилось. Как-то незаметно, но стоило Сонечке сесть в углу, как к ней со всех сторон гостиной, стали как змеи сползаться ее поклонники. Оставленные ими девушки, оглядевшись, перебирались в тот круг, где центром были Ирка и полная решимости вторить ей, Богданова. Судя по черной сумочке, которую она держала в руках, женская дружба опять восторжествовала. Видимо, Бонечка боялась, что стоит выпустить сумочку из рук, как коварная горничная унесет ее обратно в хозяйский шкаф.

Сонечке было плевать: она всегда считала, что общество требуется лишь курицам, пантера всегда гуляет сама по себе. Димины собеседники, под разными предлогами, отдалялись, завороженные сверканием бриллиантов, черных волос и алого шелка. Сонечка смеялась, поощряя мужчин, Ирка пузырилась от ярости, поощряя женщин.

Пользуясь тем, что Дима и Макс остались одни, я подошла к ним. Видимо, все мои чувства были написаны на моем лице.

– Жаль, Скотта нет, – сразу же кинул перчатку Кроткий. – Мы бы организовали свою собственную маленькую партию, чтобы ты не завидовала. Только для тебя!

Дима остался спокоен.

– Ты сам завидуешь, – ответила я. – Тебя, как Скотта ни одна женщина не любила.

Макс рассмеялся.

Скотт очень хорошо устроился, проживая на деньги своих любовниц. Я в их число не входила, так как мы были знакомы всего три дня, поэтому я очень часто пускала эту информацию в ход. Чтобы ткнуть Макса носом в то, что есть мужики еще более успешные в плане женщин.

– И заметь, не уебищные девки, как у тебя, – я мило улыбнулась и обняла Диму за талию. – Он только красоток драл и все они за ним бегали. Я это знаю, потому что он то и дело распускал руки, и Димины дорогие девочки переходили в категорию уцененных девочек Агазара.

Макс сморщил нос, словно говоря: какая же ты сука. Но вслух ничего не сказал. Расплылся в белоснежной улыбке.

– Говорят, вы между собой еще дрались… Вместо того, чтоб любиться, как Димины двое.

– А ты опять же, завидуешь, потому что тебе мы секс втроем ни разу не предлагали.

– Все, хватит, – Дима тоже обнял меня за талию и прижал к своему бедру. Спросил у обозленного Макса. – Скажи, о, человек, воспитанный на классической литературе, как рано можно свалить со скучного раута, чтобы не обидеть хозяев?

– До первой звезды нельзя, – отшутился Макс словами из популярной телерекламы и мы, не сговариваясь, посмотрели на Соню.

***

За столом мы с нею сидели рядом.

Сначала, правда, между нами сидел Максим, но поскольку он горячо обсуждал с Димой какой-то неинтересный мне гранд от администрации города, вскоре мы поменялись местами.

– Это же та баба, с которой ты обнималась в «ДВ»? – одними губами спросила Сонечка, бессознательно гоняя вилкой маленький помидорчик-черри.

– Мы раньше с ней вместе жили.

– Да нет, я не про Богданову, а про хозяйку дома.

– Я знаю.

У Сони широко раскрылись глаза. Она сделала над собой усилие, но в итоге с собой не справилась.

– Что она жрет? Скажите мне – я не буду!

– Ты и так ни фига не жрешь, – ответила я.

Сонечка улыбнулась:

– Сигареты, секс и шампанское. Так питаются модели в Париже.

– Все-таки, уедешь с концами?

– А почему – нет? Кто знает, как долго я еще буду хорошо выглядеть? Мне ведь уже, – она прищурилась, подсчитывая в уме, – до фига… Надо немного заработать на старость. Вдруг, Кана убьют и тебе с малышами будет совершенно некуда пойти.

– Не будь сукой, – сказала я, теряя хорошее настроение. – Или, тебе надо, чтобы тебя все девушки за этим столом ненавидели? Включая меня?

Она пожала плечами, глядя прямо перед собой.

– Знаешь, Макс мне очень многое объяснил. Насчет вас с Димой. Когда понимаешь, что тебя не любят, когда утрачиваешь иллюзии, становится все равно. Если ты не любишь меня, так какая мне разница, как ты ко мне относишься?

Глава 7.

«Нам пора!»

Большие часы над камином пробили восемь.

Гости начали расходиться. Дима встал, прервав обсуждение на тему: «Вот раньше…» и тронул меня за плечо. Я с облегчением встала. Последние три часа, что я провела между Соней, трепавшейся с соседями по столу и Димой, что занимался тем же, выдались очень долгими.

Коротко моргнув, когда его рука легла на мое плечо, я с облегчением встала. Поблагодарила хозяев, попрощалась взглядом с кем-то из знакомых гостей. Макс тоже поднялся.

– Я сваливаю. Ты хочешь еще посидеть, или со мной? – спросил он мою соседку.

Сонечка неохотно прервала разговор.

– Не знаю даже. Только если хозяева станут уговаривать, – розовым карамельным тоном произнесла она.

Саня, красный и пьяный, очень искренне попросил прелестную гостью остаться. Так и сказал «прелестную гостью». Чертов маленький камикадзе! Иркино лицо тоже напоминало розовую карамель; кипящую. Сонечка, смеясь поднялась и чмокнула Саню в темечко, словно невзначай прижав его голову к своему декольте.

– Я тебя пригласил, чтобы ты ее держала на расстоянии, – напомнил Макс, когда мы вчетвером спустились с уставленного пепельницами крыльца и с наслаждением, втянули в себя свежий морозный воздух. – Не для того, чтобы ты ее довела до сердечного приступа.

– Пусть вспомнит, что ее муж – хоть и страшный, но человек и может нравиться другим женщинам. И еще кое-кто, что я сама, могу нравиться очень многим мужчинам…

Макс недоверчиво прищурился, но ничего не сказал. Только на меня взглянул подозрительно. Рассказала ли ему Соня о том, как мы с Ирен обнимались в «Дальнем Востоке»? Или, они поссорились?.. Из-за его полигамности, например.

Дима подал мне руку.

– Зайдете? – предложил он из вежливости двум остальным.

– С радостью! – улыбнулась Соня и так спокойно, так уверенно улыбнулась Диме, что я перестала чувствовать боль в ногах. – Чем дольше я на тебя смотрю, тем сильнее хочется.

Ревность корявым когтем провела по душе, и эфемерная плоть разошлась, как края раны. Кровь пульсировала в ушах, в глазах потемнело. Боль стала невыносимой и я, с трудом устояв на ногах, навалилась на мгновенье Димин локоть. Мне захотелось ударить ее. Намотать на руку ее длинные волосы и бить, бить, бить головой о землю, пока это красивое лицо не превратится в кровавую кашу.

– Хочешь, – спросил Дима, тихо, но так, чтобы и Соня слышала, – хочешь я пристрелю эту оборзевшую блядь?

И неожиданно для себя, слишком ослепленная болью, чтобы быть благородной, я дернулась. Я не сказала: «Да!» вслух, но, когда я просто вскинула на него дикий взгляд страдающего животного, все стало