Братва: Век свободы не видать - Евгений Монах

— Признаться, не очень.

— Ну как же?! — благодушно развел руками опер. — Не станешь ведь ты уверять меня, что так и произошло в действительности?

— Ясно, не стану. Я не кретин, да и тебя за такого не держу. Продолжай.

— Уже заканчиваю. Вся соль в том, что мои коллеги из райотдела на место происшествия прибыли буквально через минуту после перестрелки. У Тома ни практически, ни теоретически просто не имелось времени подговорить двоих лжесвидетелей. Вывод очевиден: акция покушения розыгрыш, заранее и всесторонне подготовленный спектакль. Кстати, везет твоему кадру по-черному: показания свидетели уже не смогут поменять даже при желании. Вчера грохнули зараз обоих. Ювелирная работа, доложу я тебе — каждому по пулевой дырке точно промеж глаз кто-то выписал. Если б не знал, что ты в больнице в то время загорал, то, извиняй, на тебя, бы, Евгений, грешил. Уж больно почерк знакомый и запоминающийся…

— Весьма польщен, — поморщился я. — Но ты что-то про розыгрыш базарил?

— Не нужно быть крупным аналитиком, чтоб просечь про розыгрыш. Не пойму только, зачем тебе понадобилась данная инсценировка, да еще с мокрухой в оконцовке? Какая-то сложная многоходовая мутка? В цвет, Евгений?

Некоторое время я задумчиво курил, пытаясь слепить в воздухе из дымовых колец восьмерки. Но ничего путного не выходило, и бросил это глупое занятие, с раздражением вдавив «родопину» в квадратное дно хрустальной пепельницы.

— Знаешь, майор, пожалуй, я приму твое мудрое предложением — замнем это дело для полной ясности. Ладушки?

— Без проблем! Нет возражений. Я ведь сразу такой вариант предлагал — явно очень довольный собой, хохотнул Инин.

Впрочем, в прекрасном расположении духа он пребывал совсем недолго. Наблюдая за нашими с Цыпой хмурыми замкнутыми лицами, опер благоразумно стер со своих змеевидных губ горделивую улыбку и заметно поскучнел мордой, наверно, прикидывая в уме, не зря ли поспешил так неосторожно поделиться со мной личными соображениями. Ведь хорошо известно, что «лягушечья болезнь», свойственная большинству людей, чревата неожиданным падением с заоблачных высот в грязное болото.

— Ладно, Евгений, мне пора в контору возвращаться, не провожай, — вдруг засобирался майор, уяснив, наконец, что его присутствие здесь стало уже нам в тягость. Уходя, счел целесообразным добавить на всякий случай, вложив в голос максимум возможной убедительности:

— Даже не бери в голову, Евгений! Своими выводами я с коллегами не делился, можешь быть уверен на все сто!

Цыпленок сидел в кресле весь какой-то нахохлившийся, не спуская с меня напряженного взгляда и начисто забыв про свой недоеденный бутерброд с зернистой икрой, что наглядно свидетельствовало о крайней степени растрепанности мыслей соратника.

— Михалыч, что ты обо всем этом думаешь? — мрачно поинтересовался Цыпа сразу, как только за Ининым защелкнулась входная дверь квартиры.

— А ничего! — отрезал я и, полюбовавшись на вытянувшуюся физиономию подручного, пояснил: — Думать сейчас бесперспективно, а потому — бессмысленно. Мозги требуют добавочной информации для качественного повышения продуктивности мыслительного процесса. Рвем когти во «Вспомним былое». Требуется слегка побеседовать с нашим милым Томом! Задать ему парочку вопросов, отвечать на которые ему будет трудновато и, ручаюсь, совсем не кайф!

— Пусть лишь попробует уклониться! — ласково и многообещающе проворковал Цыпа, оттягивая затвор своего тяжеловесного шпалера и ставя боевую пружину на предохранитель. — Я уже готов, Михалыч, поехали!

Шипованные колеса «мерса» за пять минут доставили нас к полуподвальному пивному заведению. Но и за это краткое время я успел мысленно пробежаться в памяти по нашей многолетней с Томом дружбе и искренне поскорбеть о явном несовершенстве человеческой натуры, «по-пионерски» всегда готовой к разным пакостям в виде подлого предательства и черной неблагодарности.

В родной забегаловке все было как обычно. Под потолком кучковались плотные облака сигаретного дыма, молодая барменша Ксюша радовала осоловелые глаза многочисленных завсегдатаев своей стриптизно-ментовской униформой. Запах вареных раков смешивался с испарениями разгоряченных водкой и пивом человечьих тел.

Оперативно миновав общий зал, мы прошли в кабинет управляющего. Но служебное помещение оказалось пустым. Том отсутствовал. Меня успокоило трезвое соображение, что отлучился он, видно, ненадолго, раз даже дверь не потрудился запереть.

Я привычно устроился в кожаном кресле за широким дубовым столом, кивнув подручному на диван. Но Цыпа, прежде чем сесть, сперва выудил для меня из холодильника пару зеленых банок чешского пива. Ничего не попишешь, это у него уже условный рефлекс такой.

Только я успел сделать первый глоток горьковато-пряной пенной жидкости, как в кабинет ввалился какой-то неряшливо выбритый тип в изрядно потасканном джинсовом костюме и стоптанных черных кроссовках.

— Привет, Монах! А Тома нет? — задала глупейший вопрос эта затрапезная личность.

— Как видишь, — усмехнулся я, пытаясь припомнить, где и при каких обстоятельствах пересекались наши жизненные тропы. Эта одутловатая бордовая морда с глазами навыкате казалась мне полузнакомой, но откопать в памяти что-то конкретное не удалось. Скорее всего знакомство наше чисто шапочное — просто когда-то отбывали срока в одном лагере.

— Ну, тогда я потом загляну, — с явным сожалением вздохнул гость, намереваясь исчезнуть из поля зрения.

— Погоди, браток! — тормознул я бывшего солагерника, обратив внимание на малогабаритный, но заметно увесистый пакет в его руке. — Груз можешь оставить. Он для Тома?

— Ну да, — джинсовый тип сделал несколько неуверенных шажков к столу и остановился. — Только не в курсах, нужна ему вторая «фигура» или без надобности. Может, тебя эта вещица заинтересует? Недорого совсем. Почти даром.

— Вполне вероятно, братишка. Если в тему — столкуемся, — подбодрил я продавца. — Цыпа, глянь-ка товар.

Соратник живо расковырял бумажную упаковку и извлек на свет божий штукенцию, которую я, признаться, увидеть совсем не ожидал. По удивленной физиономии Цыпы я с удовлетворением определил, что не один я такой недогадливый оказался.

Цыпа повертел в руках импортный газовый пистолет и молча положил передо мной на стол.

— Сколько просишь? — полюбопытствовал я, взяв волыну и заглянув в ствол. — Под какой патрон расточен? Девятка, кажись?

— Точно. Под макаровский переделан, как и раньше. С Тома я триста баксов взял, а тебе всего за пару сотен уступлю. Из чистого уважения треть скошухи дам. В натуре, Монах, для тебя не жалко!

— За что вдруг такие милости? — прищурился я, напустив на себя высокомерную суровость. — В поблажках не нуждаюсь! Иди, может, сомневаешься в моей платежеспособности? Напрасно, браток! Худшего оскорбления для бизнесмена даже и придумать нельзя! По ходу, вконец оборзел, земеля?!!

Торговец самоделками был совершенно сбит с панталыку этим неожиданным и необоснованным «наездом». Вылупил на меня свои мутные буркалы, стал торопливо оправдываться враз охрипшим голосом:

— Совсем не в ту степь, Монах. Ты не так понял. Гадом буду — ничего такого и в мыслях не держал! Я к тебе как к брату! Без туфты!

— Луну крутишь! — продолжал я гнать «пургу». — Если б меня уважал, то не продал бы Тому шпалер на стольник дороже настоящей цены! Мы с ним одно целое — кенты по жизни. Наколов Тома, ты наколол меня. Сечешь поляну?

— Секу, Монах. Но с Томом другой расклад был. Он сам лично цену назначил, давая заказ на такую «фигуру». На исполнение выделил всего два дня — мне пришлось крутиться как бобику. Так что сотняга баксов за срочность вполне законная.

— Смог уложиться в срок? — поинтересовался я, старательно помягчев лицом и голосом.

— А как же! — облегченно разулыбался оружейный барыга, приняв мою игру за чистую монету. — Как договорились. В пятницу он заказ сделал, а в воскресенье я товар представил в лучшем виде. Клиентов никогда не подвожу, себе дороже.

— Ладушки! — поощрительно усмехнулся я, доставая бумажник. — Коли за срочность, тогда понятно, претензий не имею. На, получи свой честный гонорар. Кстати, не проболтайся Тому про нашу сделку. Я ему дружеский сюрприз хочу сделать.

Разбогатев на двести американских долларов, довольный мужичонка исчез из кабинета так же стремительно, как и нарисовался в нем. Удерживать барыгу я не стал, так как успел выведать у него уже все, что хотел.

— Зачем тебе это фуфло? — спросил Цыпа, пренебрежительно выпятив нижнюю губу. — От такой детской игрушки в нашем деле толку чуть. Да и ненадежная она — запостоянку перекос патрона дает, заклинивает от перегрева. Одно баловство, короче, а не инструмент.

— А я в глубине души сущий ребенок. Меня паюсной икрой не корми — дай только поиграть да позабавиться, — поделился я с соратником сокровенным, выщелкивая обойму из своей новой «детской игрушки».