Третий Проект. Том I "Погружение" - Максим Калашников

Следующая крупная война, Русско-японская 1903-1905 гг., заканчивается позорнейшим поражением. Выявляется полная неспособность царской России воевать на тогдашнем уровне. Тыловое обеспечение армии оказывается скверным, не хватает топографических карт и маскировочного обмундирования, патронов и пулеметов. Броненосный флот оказывается плохо организован и скверно подготовлен – отчего гибнет в войне. Впервые с семнадцатого века русские сдаются в плен большими массами – и в Порт-Артуре, и в Цусимском морском сражении.

Затем разражается Первая мировая, в ходе которой царские генералы и чиновники допускают снарядный голод в армии (на тысячу немецких снарядов наши вынуждены отвечать десятком своих), отступления, падение крепостей в Польше, сотни тысяч сдавшихся в плен. Не удается нанести ни одного поражения немцам, все победы – лишь над слабыми австрияками. И здесь наблюдается полная военная несостоятельность, закончившаяся крушением монархии…

В общем, проект «Северная Пальмира» и в военном отношении оказался несостоятельным. И тут он потерял оправдание своей политики в глазах народа.

Взаимная ненависть между верхами и низами в России, дух «добывания трофеев» и мародерства как вверху, так и внизу, глубокое неприятие между «еврорусскими» и массой собственно русского народа – вот что стало смертным приговором Северной Пальмире, Петербургской империи. Вот – ее несчастье и судьба. И нет ничего удивительного в том, что нашлись в России те силы, которые с 1917 года решили построить в стране иную Реальность, преодолев роковые пороки романовского государства.

Однако это – уже следующий национальный проект.

ГЛАВА 3. НА КРОМКЕ ХАОСА

 Кризис середины ХIX века

После позорного поражения в Крымской войне (1853-1856 годы) наша страна вошла в полосу опаснейшего кризиса. Проект «Северная Пальмира» уподобился кораблю, попавшему в жестокую бурю – когда трещат мачты и волны заливают палубу.

Уже накануне войны все, за что сражалась Петербургская Россия, вдруг стало стремительно терять смысл. Да, к середине девятнадцатого столетия все задачи, стоявшие перед русскими накануне Ливонской войны, были решены. В составе Империи давно пребывала Украина-Малороссия с ее плодородными черноземами и тучными нивами – благодатный источник зерна для экспорта. Мы отбили у турок и освоили не менее плодородную Новороссию – Северное Причерноморье, Крым и Приднестровье. Под нашими ударами пала сгнившая изнутри Польша – конкурент России на роль сырьевого придатка развитого мира. В трех войнах русские разгромили шведов, навсегда превратив их в тихих нейтралов. Россия завоевала выходы к Балтийскому и Черному морям. Поток русского хлеба шел в Европу. Но…

Внезапно объявились сильные и энергичные конкуренты, принявшиеся занимать экономическую нишу России в мировом рынке! Они вторглись в реальность со своими сырьем и продовольствием, буквально выпихивая нас с таким трудом занятого места. С середины ХIX века сырье и продовольствие повалили в Старый Свет со всех сторон. Из Северо-Американских Соединенных Штатов, из Латинской Америки, Австралии и Канады, Южной Африки и Индии. Теперь грузы доставляли не только медлительные парусники, но и пароходы. Пшеница, мясо, рис, лес, металлы – всего этого вдруг стало вдоволь. И все это стоило гораздо дешевле русского сырья, невзирая даже на транспортные издержки, зачастую превосходя наши товары по качеству. А это стало серьезной угрозой для правящей элиты Северной Пальмиры – угрозой лишиться пусть и не идеального, но все же прибыльного и удобного положения в глобальном разделении труда. Поток доходов дворян и чиновничества мог опасно оскудеть.

К тому же, не дремала и Англия, всерьез обеспокоенная размерами и влиянием России. Ведь русские и на Турцию давили, и все откровеннее на Среднюю Азию посматривали, за которой открывался прямой путь в сердце Британской колониальной империи – в Индию. Русские смогли окончательно покорить Кавказ – а за ним открывалась уже Персия, побережья теплых морей. Иракское Междуречье. Так сказать, зоны жизненных интересов англичан. И они решили поставить Северную Пальмиру на место.

Сначала они пытались урезонить нас словесно. Британский премьер Роберт Пиль имел весьма поучительную беседу с русским посланником Брунновым. Он доказывал, что «Россия самой природой создана быть земледельческой, а не мануфактурной (промышленной – прим. авт.) страной. Россия должна иметь фабрики, но не следует искусственным образом вызывать их к жизни посредством постоянного покровительства отечественной промышленности…» Как видите, читатель, минуло более полутора веков, а ничего в наших взаимоотношениях с Западом не изменилось. Как тогда они нам отводили роль отсталого сырьевого захолустья – так и теперь отводят, радуясь разгрому красной научно-индустриальной цивилизации Сталина. Ничего не изменилось – и не изменится никогда, покамест мы не станем другими. Сильными и независимыми.

Однако Российская империя в середине позапрошлого века, к чести государя Николая Первого, на сей раз не захотела плестись в хвосте политики «владычицы морей». И тогда англичане спровоцировали еще одну межцивилизационную войну – Крымскую, где с нами воевали соединенные силы британцев, французов, турок и пьемонтцев. Войну, в которой нам угрожали оружием Австро-Венгрия и Пруссия, вынуждая отступать с балканского направления, отводя войска из Молдавии и Валахии.

Мы до сих пор недооцениваем эту войну из-за ее «маломасштабности». Мы больше гордимся отражением нашествия полумиллионной армии Наполеона в 1812-м. Но «гроза двенадцатого года» все же не была «войной цивилизаций», как по наивности считали и считают многие. Конечно, в 1812-м мы дрались с Великой армией, собранной со всей Европы. Но при этом у России были западные союзники: Великобритания и Испания, а потом – Пруссия и Австрия. А вот в Крымской кампании все повернулось иначе. Мы остались в полном одиночестве – против всего мира. Вернее, против всего Запада.

«…После того, как Одесса, Рига, Кронштадт и Севастополь будут взяты, Финляндия освобождена, неприятельская армия расположится у ворот столицы, все русские реки и гавани будут блокированы, – что останется от России? Великан без рук, без глаз, которому больше ничего не остается, как стремиться раздавить врага тяжестью своего неуклюжего туловища, бросая его наобум туда и сюда, где зазвучит вражеский боевой клич. Действуй морские державы Европы с такой силой и энергией, Пруссия и Австрия могли бы освободиться от русского ярма настолько, чтобы даже примкнуть к союзникам…», – написал Фридрих Энгельс в «Нью-Йорк Дейли Трибьюн» 2 февраля 1854 года (Ф.Энгельс. Избранные военные произведения, т.2. – Москва, Государственное военное издательство наркомата обороны Союза ССР, 1938 г., с.32-33.) А британский премьер Пальмерстон вообще строил планы отделения Украины, Крыма и Кавказа от империи, передачи части наших земель Пруссии и Швеции. Еще задолго до Гитлера и 1991 года!

В этой войне Запад нанес нам чувствительный удар по Северному Причерноморью и взял Севастополь (Черноморский флот России погиб в этой главной базе). Паровые эскадры англо-французов угрожали и балтийским владениям России, и Камчатке. Мы потерпели сначала военное, а потом и политическое поражение. Умер (а по слухам – покончил с собой) император Николай Первый. Страна оказалась в глубоком кризисе, ее дух оказался опасно подорванным.

В самом деле, в столкновении с небольшими, в общем-то, экспедиционными силами Запада огромная империя Романовых потерпела унизительное поражение. Западники бросили против нас паровой флот с дальнобойными бомбическими орудиями. Они применяли против нас боевые ракеты с фугасными и зажигательными головными частями. Их солдаты выкашивали русские полки огнем винтовок. Что могла противопоставить им прогнившая, проворовавшаяся империя? Густые массы солдатушек с примитивными гладкоствольными ружьями, которые просто не добивали до врага. Вместо пароходофрегатов – парусники. Их пришлось затопить на рейде Севастополя собственными руками. Вместо быстрых и надежных железных дорог – воловьи упряжки, которые физически не могли снабжать Крым боеприпасами. Вместо электрического проводного телеграфа – телеграф оптический, машущий нелепыми «крыльями» на веренице башенок между Югом и Петербургом, бездействующий в ночь, туман и дождь. Вместо работоспособного государственного механизма – невероятно громоздкую, подлую, проеденную коррупцией чиновничью машину. Вместо передовой фабрично-заводской индустрии – полукрепостные заводы Урала с допотопными технологиями. Вырисовалась картина полной неконкурентоспособности и отсталости романовской России.

Проект «Северная Пальмира», казалось, полностью исчерпал себя. «В Европы» нас так и не пустили. Жестко и грубо указали на место в «предбаннике» и даже попытались расчленить. И, вдобавок, заставили соревноваться с конкурентами, находившимися в заведомо лучших природно-географических условиях. А это для продовольственного рынка – едва ли не самый решающий фактор.