Виражи чужого мира - Вера Чиркова

Вот кем-кем, а одиночкой я никогда не была. Всегда рядом был кто-то, кто заботился, лечил, помогал, оберегал и выслушивал. Папа, тетка Лиза, учителя, одноклассники, домработницы и даже рабочие в экспедициях. А сейчас я впервые в жизни вдруг почувствовала себя одинокой, как пальма в пустыне. И такой же беззащитной.

Так, стоп, а вот плакать не надо! Не надо, кому я говорю! Слезы — это белый флаг, а я пока не сдалась.

Обед мне все же принесли, хотя и довольно скромный: хлеб, сыр, жареная рыба, фрукты. Пока Лотти расставляла все это на столе, возле двери караулили еще две служанки, очевидно, имеющие приказ не пускать меня дальше порога. Сквозь настежь распахнутые створки слышались звуки музыки и женский смех. Понять причину такого веселья было несложно — еще кто-то из избранниц переезжает в гарем.

Я не сдвинулась с места и не произнесла ни слова, пока Лотти сновала по комнате: терпеливо ждала, пока она закончит и утопает. Не о чем мне с ней говорить.

Но она ушла не сразу, сначала остановилась посреди комнаты, пожелала приятного аппетита и важно сообщила, что, как только я поем, она придет помочь мне переодеться и причесаться, потому что после ужина меня поведут на прогулку.

Они уже ушли и заперли за собой двери, а я все сидела в кресле, обдумывая услышанное. И потихоньку начинала понимать, что именно мне сразу показалось странным, резануло по натянутым нервам грубой фальшью.

Сообщение о прогулке.

Как-то не вяжется такое внимание к моей персоне с тем, как со мной сегодня обращались. Весь день не вспоминали, не отпирали, не кормили и даже не пустили на проводы подружки по несчастью.

А потом выдали ужин и объявили о прогулке… Напоминает распорядки в местах заключения. Интересно, а гулять мы будем все вместе или только мне оказана такая честь? И в таком случае законный вопрос: а за что, собственно?

Запах рыбы распространился по комнате, дразнил ноздри. Я слезла с кресла, решив сначала все же поесть, а потом додумать свои предположения. Но сначала потопала в умывальню, смыть с рук краску. Как ни стараешься смешивать краски аккуратно, все равно обязательно вымажешься.

А помыв руки и привычно плеснув в лицо водой, взяла полотенце… и вдруг застыла, оглушенная страшной догадкой.

Какая интересная и нехитрая логическая цепочка прослеживается — сначала мне не дают никакой еды, потом приносят всего три блюда… и назначают прогулку сразу после того, как я их съем. Вывод напрашивается сам собой — на этой прогулке должно что-то произойти, и еда играет в этом событии довольно мрачную роль. И боюсь, мне совершенно не понравится запланированный для меня на прогулке сюрприз.

Так вот, может, я и параноик, но есть все это не стану. Вернее, сделаю вид, что съела, а потом посмотрю на реакцию интриганов.

В следующие пять минут я глотала голодные слюнки и с болью в душе топила в унитазе сыр и сочные, румяные ломтики рыбы. Хлеб, немного посомневавшись, все же спрятала, как и часть фруктов. А перекусила парой печенюшек, запив их водой из-под крана.

Зато теперь мне можно не переживать — фигуру я в этом дворце точно не испорчу.

А потом внезапно возникла идея в отместку испортить кое-что другое. Несколько минут я колебалась, очень уж не люблю портить результаты своего труда. Вычитанная где-то фраза, что все должно оставаться людям, раньше казалась мне справедливой. А теперь я вдруг поняла, что далеко не все люди достойны, чтоб им хоть что-то оставляли. Вон и та неизвестная женщина, отдавшая много часов собственной жизни, чтобы вышивкой признаться в любви какому-то Лагенсу, наверняка не предполагала, что ее подушку бросят на ложе для выловленной в чужом мире девчонки. Да знай она это, небось разрезала бы свою работу на тысячу кусочков.

Я больше не сомневалась, схватила свои с такой любовью выписанные лирические пейзажи и поспешно принялась за дело. Несколько довольно неплохих, на мой взгляд, работ в течение двадцати минут превратились в натуральный хоррор. Надеюсь, конопатому лекарю, обожающему инспектировать комнату в мое отсутствие, понравятся некоторые из сюжетов. Разложив их на сундуке сохнуть, отправилась снова мыть руки. Ну и пусть я сейчас обманутая, обиженная, злая и голодная, зато несломленная.

— Я принесла платье, — встретил меня в спальне приторный голосок Лотти, но я и сама это уже поняла.

Девушка бережно раскладывала на кресле нечто полупрозрачное, алое, с открытыми плечами, шнурочками по бокам и разлетающимся подолом. Блеск. В таком я, пожалуй, пошла бы только в одно место — к праздничному столу, когда мне вздумается встречать Новый год в одиночку.

— Ох, какая красота! — притворно восхитилась я вслух и получила довольную улыбку служанки.

— Я помогу переодеться. — Лотти потянулась к моей любимой черненькой тунике, но я поймала ее ручки на полпути.

Потерпи, маленькая лгунья, шутка только начинается.

— Скажи, это платье теперь мое? — говорю, изо всех сил изображая волнение. Нет, я ни разу не актриса, но уже учусь.

— Да. — Похоже, девушка искренне удивилась такому вопросу, но ответила очень уверенно.

— Совсем-совсем мое?

— Ну да… — Вот теперь она как-то занервничала, глазки пока распахнуты так же наивно, но голосок дрогнул.

— И я могу делать с ним все, что захочу?

Надеюсь, в моем голосе достаточно ясно слышится зловещее предвкушение? Или нужно было добавить загадочности? Ну что же она так надолго замолчала или пытается вспомнить, как ей велено вести себя в подобных ситуациях?

— Конечно… — сделав над собой усилие, вежливо пролепетала юная аборигенка, но в ее глазах промелькнула паника.

— Тогда, — с ликующей интонацией торжественно провозгласила я, — раз оно принадлежит мне и я могу делать с ним все, что хочу, я его… — делаю продолжительную и многозначительную паузу, — я его дарю тебе.

Полюбовавшись вдосталь на ее ошеломленное личико и беззвучно шевелившиеся губы, я ласково потрепала девчонку по щечке и великодушно закончила:

— И не вздумай отказываться или благодарить. Я же сразу увидела, как оно тебе нравится. Вот и будешь носить по праздникам… в память обо мне. Ты хорошая и добрая девочка, заслуживаешь немного радости в жизни. Я уверена, что новенькой служанке в этом проклятом дворце платят жалкие гроши, самой тебе никогда такое не купить. А повелители вряд ли подарят, рассмотрела я, какие они жестокие и бездушные. Ну, все, успокойся и пойдем гулять, мне и в этом наряде хорошо.

Я независимо одернула тунику, с которой только пять минут назад смыла пятнышки краски, и решительно шагнула к двери.

— Но… Таресса… вы должны надеть это платье!