Этика жизни - Томас Карлейль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XXXV. Неутомимое в своем милосердии небо ниспосылает в этот мир еще другие души, для которых, в свою очередь, рассеяно оно по всей земле. Христианство, которое не может существовать без минимума в четыреста пятьдесят фунтов, уступит место лучшему, не имеющему надобности в этой сумме. Ты не хочешь присоединиться к нашему небольшому меньшинству? Не ранее, как в день Страшного Суда пополудни!? Хорошо. Тогда, по крайней мере, присоединишься ты к нему. Ты и большинство в массе!
Приятно видеть, как грубое владычество Маммоны везде становится шатким и дает верное обещание его смерти или его преобразования.
XXXVI. Конечно, было бы эгоистичным разочарованием ожидать, что какая бы то ни была проповедь с моей стороны может уничтожить Маммонизм, что полюбят меньше гинеи и больше свою бедную душу. Сколько бы я ни проповедовал! Есть, однако, один проповедник, который проповедует с успехом и постепенно убеждает всех людей. Имя его – судьба, божественное провидение, а проповедь его – непреклонный ход вещей. Опыт, во всяком случае, берет большую плату за учение, но и учит он лучше всех учителей.
XXXVIL Человеку работающему, человеку, старающемуся хотя бы и самым грубым образом пробиться с какой-нибудь работой, ты поспешишь навстречу с помощью и ободрением и скажешь ему: «Добро пожаловать. Ты наш. Мы будем о тебе заботиться». Лентяю же, наоборот. Если он даже самым грациозным образом будет лентяйничать и если он подойдет к тебе с целой массой свитков, ты не пойдешь навстречу. Ты будешь спокойно сидеть и даже не пожелаешь встать. Ты ему скажешь: «Я тебя не приветствую, комплицированная анатомия. Дал бы Бог, чтобы ты не пришел сюда. Потому что кто из смертных знает, что с тобой делать? Твои свитки, конечно, стары, достойны почтения и желты. Мы уважаем свитки, старые институты и достойные уважения обычаи и происхождение. Действительно, старые свитки. Однако, рассмотренные при свете, если ты обратишь на это внимание, – новые сравнительно с гранитными скалами и со всем Божьим миром! Советуем тебе уложить свои свитки, уйти домой и зря не шуметь».
Наше сердечное желание – помочь тебе. Но, пока ты представляешь собою лишь несчастную аномалию и у тебя нет ничего, кроме желтых свитков, шумной, пустой суеты, ягдташа и лисьих хвостов, до тех пор ни Бог и ни один человек не может отвратить от тебя угрожающей опасности. Слушайся советов и присматривайся, не найдется ли на Божьем свете для тебя другого занятия, кроме грациозного лентяйничанья? Не лежат ли на тебе какие-нибудь обязанности? Спроси! Ищи серьезно и с полубезумной энергией, так как ответ для тебя означает: «быть или не быть». Мы обращаем свое внимание на то, что старо как свет, и что теперь снова выступает на свет самым серьезным образом, а именно: что тот, кто на свете не может работать, не должен на нем существовать.
XXXVIII. Маммонизм захватил по крайней мере одну часть того поручения, которое природа дала человеку. И после того как он ее захватил и исполняет поручения природы все более и более, захватит и приноровит человека к себе лень. Лень, однако, совершенно не признает природы. Делать деньги – в сущности значит работать для того, чтобы сделать деньги. Но что это значит, когда в аристократической части Лондона лентяйничают?
XXXIX. Кто ты, хвастающий своей праздной жизнью, самодовольно выставляющий напоказ свои блестящие, украшенные золотом экипажи, свои вышитые подушки и комфорт, при котором удобно сложить руки и спать. Оглянись наверх, вниз, обратно, вперед или вокруг себя. Заметил ли ты где-либо – только в кругу людного света – праздного героя, святого, Бога или хотя бы дьявола? Ничего подобного. На небе, на земле, в воде, под землею нет тебе подобного. Ты – изолированная фигура в мире. Только присущая людному свету в этом странном столетии и даже только полустолетии! Есть на свете чудовище – это лентяй. Что составляет его «религию»? Что природа – это призрак, где хитрость, нищенство и воровство иногда находят хорошее содержание, что Бог – ложь, и что человек и его жизнь – ложь.
XL. Овцы по трем причинам ходят вместе: во-первых, оттого, что они любят общественность и охотно бегут вместе; во-вторых, благодаря своей трусости, потому что они боятся оставаться одни; в-третьих, потому что большинство из них, по пословице, близоруки и не умеют сами выбирать дорогу. Действительно, овцы почти ничего не видят и не заметили бы в небесном свете и в луженой жестяной посуде ничего иного, кроме невероятного блеска ослепления.
Как похожи на них во всех этих отношениях принадлежащие к человеческой породе сочлены их! И люди, как указано выше, общественны и охотно ходят стадами; во-вторых, и они трусливы и неохотно остаются одни; и в-третьих, и прежде всего, они близоруки почти до слепоты.
XLI. Но разве так мало людей-мыслителей? Да, милый читатель, очень мало думающих: в том-то и дело! Один из тысячи имеет, может быть, наклонность к мышлению. А остальные занимаются лишь пассивным мечтанием, повторением слышанного и активным фразерством. Глазами, которыми люди озираются вокруг себя, только немногие могут видеть. Таким образом, свет стал запутанной ужасной мельницей, и задача каждого человека запуталась в задачу его соседа и тянет ее с рельс, а дух слепоты, фальши и разрозненности, который правильно называют дьяволом, постоянно является среди нас и даже надеется (если бы не было оппозиции, которая благодаря Богу также присутствует) взять верх.
XLII. Как мало человек знает самого себя! Эзоповская муха сидела на колесе экипажа и кричала: «Какую я пыль подымаю!» Одетые в пурпур властелины со скипетрами и роскошными регалиями часто управляются со своими камердинерами, капризами своих жен и детей; или, в конституционных странах – статьями редакторов газет. Не говори: я то или другое, я делаю то или другое. Этого ты не знаешь: ты только знаешь название, под которым оно теперь идет.
XLIII. Неисчислимы обманы и фокусы привычки. Самый же ловкий из них, может быть, тот, который нас убеждает в том, что чудо перестает быть чудом, если только повторяется. Это способ, которым мы живем. Так как человек должен работать так же, как и удивляться. И в этом отношении привычка служит ему хорошей няней, которая ведет его к его же
