Мальчик-менестрель - Арчибальд Кронин

Узнав о письме, Десмонд все же решился войти. Он прошел в дом вслед за Бриджит, которая, верная своему слову, быстро открыла ставни и, прежде чем Десмонд успел ее остановить, поднесла спичку к сложенным в камине дровам.

— А теперь, сэр, позвольте угостить вас чашечкой чаю и кусочком торта. У Патрика сегодня выходной, а девчонку я отпустила домой проведать мать, но я буду счастлива вам услужить.

— Если это вас не слишком затруднит, Бриджит. Я с удовольствием выпью чаю, но… никакого торта.

— А… Я и запамятовала, что вы поститесь. Как только чайник закипит, я мигом принесу вам чашечку чудесного чая. И ваше письмо.

Когда Бриджит ушла, Десмонд подсел поближе к камину. Сухие поленья сразу занялись и весело потрескивали. Господи, как приятно снова оказаться здесь! Десмонд буквально впитывал в себя тепло очага и чудесную атмосферу комнаты. Ему не терпелось поскорей прочесть письмо, но в то же время хотелось продлить приятное состояние предвкушения, а потому он решил сначала выпить чаю, оставив письмо на десерт.

Ему не пришлось долго ждать. Бриджит принесла большую чашку ароматного, бодрящего чая, вкуснее которого он еще не пробовал. И когда Бриджит пришла спросить, не хочет ли он еще, Десмонд воскликнул:

— В жизни не пил такого чудесного чая. Это что, какой-то особенный сорт?

— Положа руку на сердце, — улыбнулась Бриджит, — когда я увидела, какой вы замученный, то решила плеснуть туда добрую толику «Маунтин дью».

— Тогда все. На сегодня хватит, — рассмеялся Десмонд. — Но я непременно расскажу мадам, что вы своим чаем вернули меня к жизни. Бриджит, раз уж вы так любезно затопили камин, можно я посижу у огня и с полчасика отдохну?

— Сэр, не только можно, но и нужно. Мадам сказала, что, коли вы придете, чтобы чувствовали себя как дома.

Когда Бриджит вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь, Десмонд затаив дыхание вскрыл письмо.

Надеюсь, Вы окажете мне честь, посетив «Маунт-Вернон» в мое отсутствие, и тогда получите и прочтете это письмо. Когда перед отъездом я позвонила вам, к телефону подошел каноник, который сообщил, что вас вызвали к больному. Поэтому я не стала вдаваться в подробности, а сказала только, что мне необходимо срочно уехать в Швейцарию. Теперь о причинах столь неожиданного отъезда. После смерти моей несчастной сестры, которая умерла каких-то четыре года назад после энного числа лет крайне неудачного замужества, на моем попечении осталась ее дочь и, соответственно, моя единственная племянница Клэр. У Клэр, без сомнения, было крайне несчастливое детство, что, естественно, не могло не сказаться на ее характере. Она отличается крайней безответственностью, если не сказать необузданностью. Последние два года она училась в одной из лучших швейцарских закрытых школ — в пансионе благородных девиц «Шато-ле-рок». Школа, расположенная в горах в районе Ла-Typ-де-Пельц, находится поблизости от моего дома в Бурье, где моя племянница проводит вместе со мной летние каникулы.

С Клэр все было более или менее хорошо, хотя учителя в своих отзывах действительно указывали на определенную недисциплинированность моей племянницы и ее склонность к нарушению правил, что объясняли живостью ее характера. Однако накануне вечером я неожиданно получила телеграмму от директора школы майора Култера, извещающую, что Клэр исключили из школы и мне необходимо приехать ее забрать.

Я, естественно, тут же позвонила узнать, в чем дело. Оказалось, что Клэр и еще одна девочка после отбоя в 21.30, дождавшись темноты, вылезли из окна своего дортуара, спрыгнули на землю, взяли свои велосипеды из велосипедного сарая и покатили в Монтре. Здесь девочки — заметьте, одетые в школьную форму — отправились прямо в дансинг, где быстро отыскали себе партнеров для веселья, которое затянулось далеко за полночь. К счастью, школьная форма их и выдала; портье позвонил директору, который тут же вскочил в машину и примчался туда, причем как раз вовремя, ибо девчушки уже собирались покинуть дансинг на спортивной машине молодого человека весьма сомнительной репутации.

Нет нужды говорить вам, Десмонд, как я расстроилась и как умоляла майора Култера не предпринимать ничего до моего приезда. Я очень надеюсь, что сумею уговорить его оставить Клэр еще на год; за это время она, несомненно, наберется благоразумия и приспособится к нашему размеренному образу жизни. И если майор Култер действительно настоит на ее немедленном исключении, то, боюсь, сейчас мне с ней будет просто-напросто не справиться.

Я прямо сейчас выезжаю на машине в Дублин, чтобы успеть на пароход.

Пока меня не будет, я очень прошу Вас навещать время от времени «Маунт-Вернон» и не стесняться заходить в дом — его двери для Вас всегда открыты, а Бриджит предоставит в ваше полное распоряжение кладовую со съестным. Устраивайтесь поудобнее в гостиной и думайте — хоть чуть-чуть — обо мне. Я со своей стороны могу Вас заверить, что все мои мысли только о Вас.

Нежно любящая вас,

Десмонд дважды перечитал письмо, и не потому, что чего-то недопонял. Нет, ему грела душу интимность, даже нежность, сквозившая в этих торопливых, наспех написанных строках. И, хотя он страшно жалел, что ей пришлось срочно уехать в Швейцарию, в ее отсутствие он получил еще одно доказательство, что их связывает некое светлое чувство: уважение, преданность и даже любовь, причем в самом чистом понимании этого затертого слова. Десмонд ни секунды не сомневался, что Джеральдина Донован без труда уговорит директора оставить в школе свою непослушную племянницу, и с нетерпением ждал ее скорого возвращения.

Сложив письмо, Десмонд засунул его во внутренний карман и вскочил на ноги. Он вдруг ощутил прилив сил, что было вызвано письмом и, вероятно, «Маунтин дью», а также потребность в решительных и немедленных действиях. Его взгляд упал на рояль. Поддавшись неожиданному порыву, он сел за инструмент, открыл крышку и пробежался пальцами по клавишам. «Блютнер» с мягким звучанием — именно таким, как он любит. Десмонд не пел уже несколько месяцев, но сейчас, поддавшись искушению, он сделал глубокий вдох, и комнату наполнили звуки чудеснейшего гимна «О, жертва искупительная».

Как чудесно звучал его голос в просторной комнате! Возможно, дело было в том, что ему наконец-то удалось отдохнуть, но никогда еще он не пел лучше. Затем его выбор пал на Перголези «Радуйся, Царица, мать милосердия», потом для разнообразия он спел «Та, что проходит мимо».

Десмонд принялся играть на рояле и петь отрывки из любимых опер, причем с каждой новой арией исполнение становилось все лучше, и он просто купался в звуках музыки. В заключение Десмонд позволил себе исполнить арию Пако из оперы «Короткая жизнь»[38]. Неожиданно он бросил взгляд на каминные часы. Боже правый, десять минут пятого; дети, которых он готовил к первому причастию, уже наверняка ждут его в боковом приделе. У него оставалось меньше пятнадцати минут, чтобы вернуться обратно.

Выйдя из гостиной, Десмонд обнаружил, что Бриджит сидит в холле. При виде молодого священника она тут же вскочила со стула.

— Отец Десмонд, я тут сидела и, как зачарованная, слушала ваше радио. Никогда еще Дублин не было слышно так хорошо. Они там разные записи ставили: Джона Маккормака, Карузо и вообще всех великих.

— В любом случае, Бриджит, я рад, что вы получили удовольствие. И спасибо за вашу доброту и гостеприимство. Особенно за чудесный чай.

— Приходите еще, святой отец, — сказала Бриджит, открывая дверь. — И поскорее. Мадам будет очень рада.

Десмонд быстрым шагом поднялся в гору и только спускаясь по тропинке, позволил себе слегка перевести дух, но в церкви он был ровно в половине пятого.

Детишки — их было ровно двенадцать, все не старше пяти-шести лет и все из бедных семей, — дружно встали при его появлении. Настроение у Десмонда было самое радужное, поэтому он не стал вещать с алтаря, а собрал ребятню вокруг себя и сел в центре маленькой группы.

Это было второе по счету занятие, которое Десмонд решил связать с предыдущим, рассказав, как Иисус Христос с учениками вошел в Иерусалим, заранее зная, что идет на смерть. А так как Он должен был скоро умереть, то хотел оставить о себе память. И что может быть лучше, если символом этой памяти станет Он сам. Так Десмонд попытался как можно доходчивее объяснить детям великое таинство. Десмонд продолжил рассказ, чувствуя, что сумел заинтересовать даже самых маленьких ребятишек.

Закончив, он предложил задавать ему вопросы и старался всячески приободрить и поощрить детей. Затем он назначил день и час очередного занятия и, вручив каждому по конфетке, изрядный запас которых хранил в шкафчике за алтарем, распустил всех по домам.

Десмонд уже шел в ризницу, когда маленькая девочка, младшая из всех, догнала его и взяла за руку.