Мятежный рыцарь - Сюзанна Баркли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Этот молокосос заявляет, что влюбился в Элис!
Покрасневшие и распухшие глаза Гарета вновь наполнились слезами.
– Не могу поверить, что она умерла…
– Это так! – с дрожью в голосе подтвердил Ранульф. Надо продержаться еще хоть несколько минут. – Мы почти подъехали к Ньюстеду, когда на нас напали.
– Почему вы ее не защитили?
– Когда я увидел, что разбойники превосходят нас численно, то отослал ее обратно с надежной охраной.
Гарет осел в кресле.
– Подойдите ко мне, прошу вас. Я не могу стоять из-за проклятой ноги, но хочу узнать все до конца, пусть это и убьет меня.
Ранульф поднялся на возвышение к столу и сел в пустое кресло леди Арианны.
– Продолжайте, – хриплым голосом сказал Гарет.
– Сражение было жестоким. Меня ранили в руку. – Он закатал рукав и показал повязку. – Но я продолжал биться, сознавая, что обязан положить конец жестокостям Говейна. Нам удалось отогнать разбойников, но, отступая, они захватили конвой леди Элис… вместе с ней.
– Моя дочь, она была… – еле выдохнул Гарет.
– Она, должно быть, храбро сопротивлялась, – сказал Ранульф.
Гарет со стоном уронил голову на стол.
– Хватит! – вмешался герцог. По его морщинистому лицу текли слезы. Он сочувственно сжал плечо графа. – Оставьте подробности при себе.
– Я… не в состоянии их повторить, – пробормотал Ранульф, ликуя в душе.
Гарет поднял искаженное мукой лицо.
– Вы уверены, что это дело рук Говейна? Ранульф заскрежетал зубами. Черт, даже теперь подавай этому болвану доказательства!
– Именно он поднялся с ее распростертого тела. Может, кто-то еще из его людей тоже…
– Замолчите! – оборвал Ранульфа герцог.
– Простите… – Ранульф стал водить пальцем по тонкой скатерти. Интересно, это фламандское или итальянское полотно? – Я успел полюбить ее…
– Вы ее любили? – просипел Гарет.
– Кто мог увидеть Элис и не влюбиться в нее? Такая прекрасная, нежная душа! – Ранульф вытер слезы. – Мы беседовали во время пути, и у нас оказалось много общего. Мы договорились переписываться, пока она будет в Ньюстеде. Я… собирался написать вам и просить ее руки.
– И Элис на это согласилась?
Ранульф кивнул.
– Я сам чуть не умер, когда увидел, что сотворил Говейн. Пожалуйста, милорд… – Он бросился на колени перед несчастным графом. – Пожалуйста, дайте мне разрешение поймать его и убить. Сделайте это в память об Элис.
Гарет медленно кивнул.
– Я не сторонник жестокости, но этот человек… этот зверь должен быть уничтожен. Скажите, что вам нужно: люди, оружие? Я дам вам все, что потребуется.
– Дайте мне лишь это разрешение. Больше я ни о чем не прошу.
Глава тринадцатая
Малпас.
Когда на следующее утро Элис вошла в большую пещеру, это слово было у всех на устах.
– Правда, замечательно? – воскликнула Бетт, подавая ей чашку с элем. – Завтра мы отправляемся.
– И больше не будем жить в темноте! – Бертрам уселся рядом с Элис на скамью.
– И больше никаких овсяных лепешек! – добавила Бэб, ставя на стол тарелку с надоевшим кушаньем. – У нас будет мясо, сыр и настоящий хлеб… с маслом.
Тут все начали хором перечислять, чего им больше всего хочется. Оказалось – свободы.
Бертрам со вздохом произнес:
– Когда мы жили в Истэме, я никогда не обращал внимания на самые простые вещи, например, что я могу ходить где угодно, вместе с любимой любоваться восходом солнца над холмами. – И он взял жену за руку.
Бетт улыбнулась мужу:
– Хоть нам всем и не терпится выбраться из этих пещер, но они спасли нас от смерти!
Бертрам мрачно сказал:
– Что-то ждет нас в Малпасе? Помяните мое слово, там происходят нехорошие вещи, иначе Ранульф не перекрыл бы все дороги туда.
Люди стали испуганно креститься. Элис молча смотрела на них. Какой же пустой и беззаботной показалась ей прежняя жизнь по сравнению с их лишениями! Она считала себя благородной, гордилась своими лечебниками, ощущала свое превосходство над теми, кто не был так учен, как она, и не обладал ее даром. Боже, как стыдно! Говейн был прав, назвав ее избалованной.
– Элис, вы ничего не едите, – пожурила Бетт.
– Я не голодна.
– Мне пора, – Бертрам встал из-за стола. – Надо собрать продукты и оружие и уложить их. – Он ушел и увел с собой Брэдли.
Элис рассеянно жевала сухую лепешку, думая о том, чем она может помочь. И, наконец, спросила об этом Бетт.
– Ну, Мей следит за тем, как складывают вещи, Перси готовит еду в путь. Может быть, вы поможете на кухне?
– Я там ничего не умею делать, – ответила Элис. Она умела лишь лечить, рисовать и писать. – Я могу приготовить лекарства. Мои горшочки с травами пригодятся для раненых, а кое-что можно посадить в Малпасе.
Это озадачило Бетт.
– Не знаю, найдется ли для них место.
– Как? Я неделями собирала эти растения и не могу их оставить здесь…
– В чем дело? – раздался голос Говейна. Он сел на скамью по другую сторону стола. Усталость складками залегла вокруг рта, прекрасные глаза потускнели от забот.
– Элис беспокоится, что не найдется места для ее трав и книг, – объяснила Бетт.
– Это не столь важно. – Говейн перегнулся через стол и взял Элис за руку. – Элис, я знаю, как вам дороги книги, но…
– Хорошо. Я все понимаю, но возьмите только лечебники, написанные мною, и те лекарства, которые понадобятся для раненых.
– Мы найдем место для всех ваших книг и лекарств, – неожиданно заявил он.
– Я не требую к себе особого отношения.
– Вы – особенная, – хриплым голосом произнес Говейн.
– Спорьте без меня! – Бетт поспешила уйти, бросив на них понимающий взгляд.
Элис раздраженно отдернула свою руку.
– Что с вами? – нахмурившись, спросил он.
– Я просто осознала вашу правоту. Я – избалованная эгоистка. В семье мне ни в чем не было отказа. Когда проявился мой «дар», я немного испугалась, но все стали нянчиться со мною. Слугам было приказано не прикасаться ко мне, для меня сшили специальные плотные накидки и перчатки. Отец освободил мне большую счетную комнату, где я писала свои лечебники. Братья сопровождали меня в лес для сбора трав.
– Почему же вы так сердитесь?..
– Потому что я не стою всего, что для меня делалось!
– Стоите. – Говейн ласково провел ладонью по ее щеке. – Ваша способность сопереживать сделала вас беззащитной. А семья была права, развивая ваш ум и оберегая от обид.
– Я виню не их, а себя! С годами во мне развилось высокомерие. Я вовсе не такая уж хорошая и добрая. Я люблю, чтобы все было по-моему. Я раздаю приказания, будто имею на это право, и… я ревную… когда вижу вас с Мей.
Говейн расхохотался.