Президент Московии: Невероятная история в четырех частях - Александр Яблонский

– И…

– При условии, что ты станешь одним из них. Таким же, как они. Ты – чужак, но у них нюх безошибочный. Если почуют по-звериному, что ты становишься вожаком ИХ стаи, что ты одного с ними поля ягода, что вы одно целое, будут служить тебе верой и правдой. Вот скажешь, что моргалы выколешь, или пасть порвешь черножопым, что отсосут, прости Господи, у тебя гнилые шакалы, что дерьмом захлебнутся америкосы, или что-то в этом духе, – и сразу станешь им всем роднее, потому что заговоришь на родном для них языке. И Сидельца выпустят и, возможно, остальных. Только тебе придется других сажать, Олеженька. Придется ту же пургу гнать…

– Хорошо ты сленг помнишь…

– Придется ту же пургу гнать, что и нынешние, иначе тебя не поймут и, в конце концов, уничтожат. Так что нужно будет проделывать тот же гнусный путь, может, с другим знаком. Ради этого ломать жизнь, семью?.. Не понимаю…

– Почему ломать семью, Наташ? Даже если этот бред и осуществится, будем вместе жить в Москве…

– А вот это никогда.

– Что никогда?

– Не для того я бежала…

– Вместе со мной…

– Вместе с тобой из этой страны, чтобы туда возвращаться. Причем бежали мы тогда, когда там была ещё нормальная жизнь, и ты провидчески только стал предчувствовать тот мрак и омерзение, которые могут прийти. А сейчас, когда все твои предчувствия расцвели махровым цветом, ты хочешь туда возвратиться? – Возвращайся, но без меня. Я боюсь! Ноги моей в этой стране никогда не будет. Ты не представляешь, что такое животный ужас. Ты спрашиваешь, откуда я всё знаю – отсюда. Из низа живота, где этот ужас сидит и всё мне подсказывает. И закончить в России, особенно на верху, можно только гибелью. В любом случае. Либо физической, если не стать адекватной им мразью, или морально – для нас, во всяком случае, – если сможешь мимикрировать. Какая гибель мучительнее, не знаю… В любом случае, тебе придется с ними говорить, общаться, руки пожимать. Неужели не стошнит? Придется смотреть их телевидение, слушать их рекламу, блатные песенки, наглую ложь… Мрак… И во всем будет всё нарастающее предчувствие смерти – физической или нравственной… Чем закончилась охота короля Стаха? – А вот тем и закончилась…

… Они долго сидели молча, он пил водку, практически не закусывая. За окном громыхнуло, молния осветила весь дом. Ещё раз бабахнуло. Стены содрогнулись…Потом она допила остатки вина, ладонью внимательно разгладила лежащую перед ней салфетку. И тихо, почти шепотом:

– …Значит, навсегда.

Было и прошло, твердит мне время,

Но ему назло тебе я верю.

Верю в майский день, от яблонь белый,

Яблонь молодых в твоем саду.

Информационно-аналитический Директорат (Управление анализа информации по странам, входившим в бывший советский блок) CIA. Аналитические записки центра мониторинга ситуации в Московии. Москва, Посольство США.

По поступающим данным из хорошо информированного и проверенного источника в Секретариате Администрации Президента Московии 12 числа сего месяца с.г. в резиденцию Президента на Ближней даче был экстренно вызван Генеральный комиссар государственного порядка, начальник Чрезвычайного отдела, директор-распорядитель полицейского департамента Московии К. Энгельгардт. Содержание беседы неизвестно. Однако после этой встречи были отменены все заранее запланированные совещания, в том числе и чрезвычайно важное для г-на Президента заседание Подготовительного комитета по проведению в Московии чемпионата мира по скоростному скалолазанию, председателем которого является г-н Президент. В то же время в Секретариат поступило личное распоряжение Президента в 24 часа представить все документы, записи всех телепрограмм, распечатки форумов и пр. информацию, касающуюся известного вам О. Н. Чернышева, так же как и подробное досье на эту персону. Думаем, следует через наши каналы информировать г-на Чернышева о чрезвычайном интересе, проявляемом к нему в верхних эшелонах власти Московии и лично Президентом. В ближайшие часы ожидается незапланированная сугубо конфиденциальная встреча г-на Президента с И. Сучиным и затем с В. Хорьковым. Полагаем, что эти две встречи г-на Президента со своими ближайшими советниками будут посвящены ситуации с всплывшим «кандидатом в…». Подчеркиваем, вся информация о «мистере X» воспринимается на самом верху с экстраординарной серьезностью.

Всеволод Асламбекович привык к крикам Президента. Вернее, даже не к крикам, а к тому постоянно взвинченному агрессивному тону, срывающемуся на крик, в котором последние годы звучали его речи, и не только речи, но и беседы, подчас доброжелательные и даже задушевные, хотя подлинной задушевностью Лидер наций никогда не грешил. Как-то давно, в пору лучших отношений Хорьков попытался намекнуть Благодетелю, что постоянный крик, постоянная жесть в голосе приедаются и никого особо трепетать не заставят: срабатывает эффект привыкания. Естественно, впрямую давать указания или советы Президенту было немыслимо, но тогда разговор зашел о музыке, и Всеволод Асламбекович, искренне желая помочь, стал развивать музыкальную тему, надеясь, что Отец Народов правильно поймет его иносказание. Началось с того, что Его Высокий Собеседник изволил заметить, что с молодости любит врубать музыку – что-то типа «Батьки Махно» – на полную катушку, чтобы по яйцам молотило. Да и сейчас порой в «Черном питоне» моргнет старшему адъютанту, и тот как втюхает что-то типа «Улица Портовая» так, что рев моторов не слышен, – в кайф, братан. Здесь Хорьков и стал ненавязчиво рассуждать, как бы беседуя сам с собой и подбирая наиболее доходчивые слова и обороты, что сила звука – одно из самых мощных выразительных средств в музыке, но должно использоваться, как любое сильнодействующее средство, экономно и по необходимости. Особенно эффектны постепенные нагнетания звука, как, к примеру, в «Болеро» Равеля или в «эпизоде Нашествия» из Седьмой симфонии Шостаковича, либо внезапная неожиданная вспышка – forte subito, как, например, в симфонии «Сюрприз» Гайдна – сейчас этим «сюрпризом» не испугаешь, но в свое время зал вздрагивал от неожиданности. Президент слушал, наклонив голову и глядя в пол, кивал. Тогда Всеволод Асламбекович привел пример. Максимальная сила звука – кульминация произведения, после чего должен наступить катарсис. Здесь Лидер внимательно посмотрел прямо в глаза заму начальника Администрации и приподнял левую бровь. Хорьков поправился: «ну… это, скажем, как оргазм», который достигается после длительного действия, развития. Кульминация этого действия, одним словом. Лидер приподнял правую бровь и заиграл круговыми мышцами рта, поперечной мышцей подбородка и мышцей лобного брюшка (затылочно-лобной). Пришлось Хорькову объяснить значение этих слов. Постепенно лицевые мышцы главы государства стали распускаться, а носовая мышца даже подрагивать. Хорьков сравнил постоянно грохочущую музыку с постоянным оргазмом: «Вот ложитесь вы спать с законной женой, даже не прикасаясь к ней, – рискнул пошутить он, Президент благосклонно кивал, – и у вас начинается непрерывный оргазм – всю ночь, до самого утра, пока вы не встанете. Представляете?!» Здесь Лидер наций расхохотался, похлопывая себя по коленям, расхохотался искренне, как хохотал, возможно, два-три раза за последние десятилетия. «Так и с музыкой», – закончил свою мини-лекцию Всеволод Асламбекович.

Президент видимо усёк намек зама главы (а может, совпало), и на какое-то время в его голосе появились оттенки piano и mezzo forte, но это продолжалось недолго. Так что к жести, полуистерике и крику Хорьков привык, как и все его сослуживцы. Сейчас же, выходя после экстраординарной приватной беседы tête-à-tête из кабинета своего Высокого шефа, оглушенный его тихим голосом, вкрадчивой интонацией, бездействующими мышцами лица, он понял, что Президент не просто напуган. Он растерян.

Евдокия Прокофьевна слышала, что жизнь за Стеной сказочная. Говорили, что там и лектричество кажный день и даже ночью, и вода горячая поступает во все дома. В магазинах – полным-полно, как до Новой эры, и жандармы вежливые, и полицейские культурные – по мордам сразу не физдюляют, и на улицах нет ни дохлых собак или кошек. Люди в жопу пьяные не валяются. Есть там бани на кажной улице, хотя, говорят, и дома в квартирах есть мыльные комнаты с водой пузырьками, и всякие приспособления, чтобы белье и ещё что по необходимости постирать можно было, – и в домах, и отдельно для всего обчества. Весело там люди живут, и ничего плохого друг дружке не делают, а только в своих машинах разъезжают. А машины там даже без руля, не то что у них в Схороне ржавые трехтонки в жиже вполколеса свингуют и выбарахтаться не могут, а там – без руля: человек подумает, и она тут же поворачивает или тормозит, и машины все иностранные – корейские или из другой Японии. И светло там – за Стеной, – даже врачи есть, и приходят они домой и бесплатно… Чудеса! Вахмистр конной жандармерии Федька Глотов, который на служебном вездеходе-тарантасе отвозил её на смотрины нового жилища, говорил, что за Стеной большие деньги иметь будет, так как людишки там богатые живут, своим и детишкиным будущим интересуются, не пожмотятся такой знаменитости отвалить куш изрядный. И ещё Евдокуша знала, что есть за Стеной две зоны, колючей проволокой отгороженные (насчет проволоки, может, и врали люди, просто привыкли: как же две зоны и без проволоки!). В Центральной зоне самые большие начальники живут и банкиры и другие фартовые, и на цирлах все, и прикинуты по-заграничному, и туда она не хотела ехать, да её и не приглашали. В Наружной зоне – всякие известные артисты, писаки-газетчики знаменитые, начальники помельче, девки дорогие, врачи, академики, продавцы автомашин, адвокаты и прочая шушера. Вот там она и получила апартмен – квартиру, значит. Бумагу прислали, что будет у неё три комнаты, да ещё столовая и гостиная с камином – это разве не комнаты? – кухня, полторы ванных комнаты с туалетами – как это «полторы», она понять не могла, – а также паркинг на две машины под землей и один гостевой, и будет ещё личный бассейн в подполе, и комната для постирушек белья разного, и чтобы погладить, и вообще. На хрена ей паркинг? Но не поспоришь! Раз надо, так надо. И с паркингом проживет, не такое бывало в жизни. Вот только петушков резных жалко было. Нравились они ей. Столько труда положила. Загадят всё без неё.