Печальные ритуалы императорской России - Марина Логунова

Брюс разбил всю процессию, неслыханную по масштабу, на 166 групп, представляющих все социальные и сословные группы. Роли были расписаны в церемониале и указаны в брошюре, выпущенной по случаю похорон.[268] Каждую группу открывали маршалы с маршальскими жезлами, обитыми черным сукном, перевязанными черным и белым флером и украшенными либо вензелем императора, либо гербами под коронами. Объединял всех присутствовавших глубокий траур. Даже литавры и трубы были обиты черным сукном с кистями и завесами, украшенными гербами. Процессия начиналась с меньших чинов, доходила по возрастающей значения до апогея – тела императора, потом шла по убывающей от более значимых лиц к менее важным. Пешие участники следовали за конными. Открывали процессию унтер-офицеры, за ними – дворцовые курьеры, пажи со своим командиром, придворные кавалеры, тридцать иностранных купцов, депутаты от дворянства разных городов, отдельной группой двигались представители Эстляндского и Лифляндского дворянства со своим маршалом бароном К. Унгерн фон Штернбергом.

Императора как предводителя армии представляла группа, в которую входили знаменосцы с военным красным знаменем, за ними два полковника: Федор Хлыстов и Август Кениг вели «лейб-пферд» – любимую походную лошадь императора с богато вышитым седлом и убором на голове и крестце из плюмажа из белых и красных перьев.

32 знамени с гербами провинций были написаны золотом и серебром на черной тафте, каждому знамени полагалась лошадь в черном облачении с изображением на нем и на лбу лошади того же герба. Гербы были представлены в следующем порядке: Черкасский, Кабардинский, Грузинский, Карталинский, Иверский, Кондийский, Обдорский, Удорский, Белозерский, Ярославский, Ростовский, Рязанский, Черниговский, Нижегородский, Болгарский, Вятский, Пермский, Югорский, Тверской, Ижорский, Корельский, Лифляндский, Эстляндский, Смоленский, Псковский, Сибирский, Астраханский, Казанский, Новгородский, Владимирский, Киевский, Московский. Если мы сравним титул императора Петра I, то увидим, что гербы в траурной процессии располагались в обратном порядке по сравнению с титулом: в печальном шествии шло возрастание значения от меньшего к большему, в императорском титуле – наоборот. Гербы всех земель и территорий появлялись как в Печальной зале, так и в похоронной процессии, но к представленным в декорациях во дворце в траурном шествии добавилось два герба – Ижорский и Московский. Московский герб не был задействован в убранстве Печальной залы, так как на момент смерти императора всадник на груди орла считался представляющим самого Государя,[269] он был впервые назван Св. Георгием именно Петром I, но официально принят в Московском гербе уже после смерти императора.[270] Три знаменосца несли знамена, имевшие особое значение для характеристики правителя. Штандарт Адмиралтейский (судовой штандарт) с двуглавым орлом («штандарт ботика Петра I», по выражению Феофана Прокоповича[271]) не сопровождался соответствующей ему лошадью с попоной, так как представлял императора как начальника флота, а на флоте лошади не служат. Скорбь символизировало черное траурное знамя из тафты с кистями и бахромой, на нем был изображен государственный герб, расписанный золотом и серебром, знамени соответствовала лошадь в сходном одеянии – черной попоне с государственными гербами по бокам и на лбу. На языке аллегории средних веков эта группа представляла государство в трауре. Третьим было белое знамя с эмблемой государя: резец, делающий статую, с вензелем и коронами, что символизировало сотворение Петром новой России. Эта эмблема служила для частной печати Петра I и была изображена в «Русской Геральдике» А. Б. Лакиера:[272] император в короне и порфире сидит перед статуей и высекает ее правую ногу, прочие части скульптуры уже окончены. Так как группа символизировала сотворение новой России, то ей соответствовала «Радостная лошадь» – «Фрейден-пферд», которая выделялась богатой зеленой попоной с золотым позументом, вытканными девизами и плюмажем из красных и белых перьев. Жизнеутверждающая идея была продолжена в процессии рыцарем в позолоченных латах с поднятым обнаженным мечом, он следовал верхом на лошади с богатым седлом. Роль «радостного» рыцаря исполнял шталмейстер Кузьма Теремицкой. У него на шлеме и на голове, а также на крестце его лошади были укреплены плюмажи из белых и красных перьев. За «радостным» следовал пешком «печальный» рыцарь – артиллерии капитан-лейтенант Вилмут в черных латах и шлеме, украшенном черными страусовыми перьями с мечом, опущенным вниз. Идея рыцарского караула, безусловно, восходящая к королевским праздникам западноевропейских монархов, особенно Людовика XIV, была введена в обиход похорон сначала сподвижников Петра, потом использована в его собственном траурном кортеже, с этого времени стала обязательным атрибутом всех царских похорон императорской России. Многие общечеловеческие философские аспекты соединились в этих двух рыцарях, о чем говорилось выше. Рыцарь в позлащенных латах, так же как и белое знамя, использованное в процессии, воспринимался как символ воскресения из мертвых к вечной жизни и представлял незыблемость законной власти государей Божьей милостью. Впоследствии золотой латник стал отождествляться с новым монархом, а черный – с усопшим правителем, через этих двух персонажей проводилась идея о преемственности власти в монархии. Все чины в шествии были расписаны таким образом, что один участник был русским, другой – иностранцем, состоящим на русской службе. Рыцарскую группу замыкал капитан гвардии Иван Козлов[273] с еще одним печальным знаменем из черной тафты, за которым конюх вел еще одну лошадь в траурном черном облачении. Лошади, разделявшие с императором тяжесть военных и прочих походов, являлись важным элементом траурной процессии и должны были символизировать правителя-воина, защитника своих подданных.

Государственная символика была повторена в процессии неоднократно: семь гербов Сибирского, Астраханского, Казанского, Новгородского, Владимирского, Киевского, Московского царств, написанные красками с золотом и серебром на досках, обвитых белым и черным флером, украшенных резными коронами, предваряли несение большого государственного герба, ярко расписанного на доске, украшенной резной короной, по краям которой были нарисованы 32 провинциальных герба. Это изображение несли Ян фан Гофт,[274] генерал-майор А. М. Девиер, обер-прокурор Сената И. И. Бибиков, генерал-фискал А. А. Мякинин, им ассистировали четыре прокурора от коллегий.

Группу духовенства открывали священники с двумя хоругвями и крестом, обычно используемыми на крестном ходе. По старшинству (младшие впереди) располагались: певчие – синодальные, ее и его императорских величеств; диаконы, протодиаконы, белое духовенство, соборные священники, протопопы, духовник усопшего монарха. За белым следовало черное духовенство: монахи Александро-Невского монастыря, игумены Новгородской епархии, тридцать восемь архимандритов, каждый с ассистентом – диаконом. Отдельно шествовало высшее духовенство – восемь архиереев по возрастанию значения – епископы: Астраханский Иоаким, Вятский Алексий, Коломенский Варлаам, Вологодский Павел, Белгородский Епифаний, Рязанский Сильвестр, Ростовский Георгий, Нижегородский архиепископ Питирим. Замыкали группу духовных деятелей члены Святейшего синода: Тверской епископ Феофилакт, архиепископы – Псковский Феофан и Новгородский Феодосий, все с ассистентами. Два маршала отделяли духовных лиц от группы, сопровождающей гроб с телом цесаревны Натальи Петровны, перед которым генерал-майор В. В. Головин нес корону ее императорского высочества. Еще при похоронах царицы Марфы Матвеевны тайный советник П. А. Толстой нес «всю усыпанную драгоценными камнями богатую корону».[275] Традиция надевать траурную корону на монарха уходит своими корнями в прошлое. У Г. К. Котошихина сказано: «Когда случится царю от сего света преселитися во оный покой… и того ж дни царя измывают теплою водою и, возложа на него срачицу, и порты, и все царское одеяние, и корону, положат во гроб…»,[276] и хотя при последующих вскрытиях некоторых захоронений это утверждение не всегда находило подтверждение, но, по замечанию С. Ю. Шокарева, «княжеские погребения. совершались при облачении тела в дорогие одежды»,[277] доказательством чего служат находки головных уборов или их фрагментов из дорогих золототканых тканей, украшенных жемчугом и драгоценными камнями, для XVI–XVII вв. хорошо известны шитые золотом головные уборы – волосники – из погребений цариц и женщин знатного происхождения на некрополях Москвы. При похоронах царицы Прасковьи Федоровны использовалась царская корона, а на балдахине была вышита «императорская корона» по характеристике Ф.-В. Берхгольца.[278] Традиция использования в церемонии и одевания на голову усопших специальных траурных венцов продолжилась в XVIII–XIX вв.