Отказаться от благодати (СИ) - Ангел Ксения

Внизу меня ждала еще одна порция. Вернулся Эрик, и привел с собой Ричарда, который галантно поклонился мне. Рядом с ним стояла серьезная Мария, а и из-за плеча ее смущенно выглядывала Элен. Я стремглав сбежала с лестницы, и через секунду уже тонула в ее тесных объятиях. От нее привычно пахло ландышами, и вообще вся она была привычно теплой, близкой и любимой.

Единственная настоящая подруга, которую у меня получилось заиметь.

– Я так рада, что ты здесь! – сказала я совершенно искренне. Перейти на английский оказалось просто, будто я не жила последние годы в России.

– Я тоже, только… – Она потупилась, и улыбка сползла с ее лица. – Бранди больше нет. Никого. Только мы.

– Хаук? – ужаснулась я, все еще не в силах поверить, что люди, ставшие мне семьей, почти все мертвы.

Элен кивнула, подняла на меня глаза, и они блестели от слез. Я и сама готова была расплакаться, ведь за годы, проведенные в Лондоне, успела привязаться к бранди. Непривычно было думать, что от некогда большого и сильного племени осталось лишь трое.

– Мне так жаль…

– Я все время спрашиваю себя, почему не я?

Я вздохнула и внезапно поймала на себе насмешливый взгляд Богдана. Странно, ведь Эрик здесь, почему он позволяет себе так на меня смотреть? И почему я чувствую себя настолько незащищенной в собственном доме? В конце концов, я тут хозяйка.

Элен выглядела подавленной, и я сказала первое, что пришло в голову:

– Потому, что ты мне нужна.

Глава 10. Урок

Мария попросила показать ей дом, и я с радостью согласилась. Не то, чтобы я чувствовала себя неуютно в одной комнате с охотником, но ощутила явное облегчение, когда удалось оттуда улизнуть.

Мы обошли дом, выпили чая с пирогом на кухне, поностальгировали о прошлом. Хотя с Марией особо не расслабишься – она всегда собрана, немногословна и спокойна, как удав. Элен бы уже давно рыдала на моем плече, погрузившись в воспоминания, а Мария лишь улыбнулась уголками рта и перевела тему.

Затем девушки из хегни пришли готовить ужин, Мария заболталась с Ларой о защитных амулетах, а я решила проверить, насколько продвинулось дело с Богданом.

В кабинете было подозрительно тихо, а у двери столпились все, кому не лень. Напирали друг на друга, словно толкучка поможет услышать, что происходит за той самой дверью. Я мысленно предположила, что Богдан уже мертв – будь он живым, орал бы наверняка, с охотниками у Эрика разговор короткий. Вряд ли брат пойдет на сделку, положившись лишь на слова, а доказательств Богдан не предоставил.

Но ради приличия я спросила у Полины:

– Ну что там?

Она нервно дернула плечами, не сводя взгляда с двери.

– Говорят. Вроде…

– Или Эрик прячет труп охотника в шкафу, – усмехнулся Роберт.

На его попытку пошутить я не отреагировала. Вообще решила игнорировать Роба до последнего. После разговора в кабинете осталось чувство гадливости, и оно было тем сильнее, чем чаще я думала, насколько Эрик привязан к жрецу и насколько ему доверяет. Даже странно, что он попросил о клятве именно меня…

Роберт же, казалось, ждал ответа именно на шутку. Иначе зачем стал бы смотреть так выжидающе?

– Там Влад тебя искал, – рассеянно бросил Глеб, полностью сбивая меня с мысли о Роберте. – Он, кажется, поднялся наверх.

Боги, и как я могла забыть?! Разговор, о котором мы условились. Наконец-то! И если так, то сегодня, возможно… Так, соберись, Даша. Главное – не забывай дышать, иначе голова закружится. Не хватало еще в обморок рухнуть, как героиня бесконечных любовных сериалов.

Мышцы будто обросли ватой, во всяком случае, подниматься по лестнице было неимоверно тяжело, и каждый шаг давался с боем. Я считала их – эти шаги – цепляясь за перила. И потом, в коридоре. Всего вышло сто шестнадцать, когда я замерла в нерешительности.

И что сказать? Как начать… и вообще… Я никогда толком не умела объясняться.

Испуг перед важным разговором усиливал неуверенность, а лучший способ для девушки исправить ситуацию – знать, что выглядишь ты безукоризненно. Зеркало в этом деле лучший советчик и друг.

Я улыбнулась собственным мыслям и, на радостях, что передышка у меня все же есть, толкнула дверь собственной спальни.

Помню, было слишком темно, чтобы сразу понять. Осознать. И осознанием этим подавиться. Захлебнуться буквально. Опьянеть.

Говорят, что сильная боль отрезвляет. Врут. Она пьянит похлеще выдержанного вина, и, стараясь не упасть, я цепляюсь за стойку двери. Ноготь болезненно загибается, но даже эта боль не способна вернуть меня в реальность. Или реальность в меня.

Мутный воздух рябит, сгущается вокруг сцены. На сцене – кровать. Моя, между прочим, я на ней с юности сплю. С тех самых пор, когда родители решили, что я уже достаточно выросла, чтобы иметь и собственную комнату, и взрослую кровать.

Смятые простыни. Сброшенное на пол одеяло. Чувственные прикосновения… Странно, касаются не меня, а кожа горит. И в горле крик застревает – не пристало воспитанным девушкам кричать от отчаяния.

Они меня не заметили. Не повернулись даже – ни он, ни она. Влад был слишком занят ее шеей, а Эльвира, откинувшись на подушку, прикрыла глаза, и на лице застыло выражение абсолютного блаженства. Густые русые волосы рассыпались и шелком свисали с кровати, опускаясь до самого пола.

И как я разглядела все эти детали в полумраке? А может, воображение многие дорисовало само?

Помнится, тогда подумалось, что я не видела у нее раньше этого комплекта белья. А еще она показалась мне в тот момент до тошноты грациозной и женственной. Странно, ведь до этого я воспринимала ее исключительно ребенком. Я плела ей косички, когда ей было пять. И сидела ночами у ее постели, когда Эля болела. Читала сказки на ночь. Раскачивала качели, и она, подлетая почти к самым небесам, хохотала от детского, искрящегося счастья.

Теперь она тоже парила под небесами. Там, где мне уже не суждено… наверное. Через это я точно не сумею перешагнуть. И момент этот не вычеркну.

Я осторожно вышла и прикрыла за собой дверь. Выдохнула. В голове было странно спокойно и пусто, лишь обрывки мыслей летали хлопьями пепла от остывших пожаров.

Нужно бы подумать о комнатах для прибывших бранди. Позаботиться о полотенцах – их в последнее время катастрофически не хватает. А еще с утра звонил Антон, просил к его приезду просмотреть документы по ближайшему тендеру. Да и Алану я обещала реанимировать старую железную дорогу Эрика.

И… мне есть, чем себя занять. До конца жизни дел хватит. Только зачем? Об этом, наверное, нужно поразмыслить.

С этой мыслью я и поднялась на чердак. И только там, в окружении пыльных картин и хлама поняла, что плачу.

Не помню, когда в последний раз так плакала. Казалось, легкие выйдут горлом – так я рыдала. И кулак в рот сунула, чтобы не закричать. Кричать в тот момент было отчего-то стыдно, я и так унизительно капитулировала на чердак, не хватало еще, чтобы домочадцы выслушивали мои истерики.

– Так и знал, что найду тебя здесь! – послышался от люка торжествующий голос Богдана. Выжил все-таки! Натуральный таракан!

Мысль о том, что он увидит меня зареванной, показалась невыносимой, поэтому я отвернулась и голову опустила, прикрываясь волосами. Жалкое, должно быть, зрелище.

– Эй, ты чего?

Скрипнули петли опускающегося люка, и чердак поглотила почти кромешная тьма. Наверное, не этого эффекта Богдан добивался, но я была благодарна за то, что он отрезал этот пока еще не заселенный людьми кусочек пространства от остальной части дома. Да и слез в темноте обычно не видно. Жаль, звук всхлипов не затереть.

– Ты чего… ревешь, что ли?

Не знаю, как он меня нашел в кромешной тьме – возможно, охотники неплохо ориентируются в темноте, а может, к жертве их ведет благодать. Богдан присел рядом и руку закинул мне на плечо. Она была такой теплой, сильной, что жалость к себе окончательно победила. И через секунду я уже вовсю рыдала на его плече, вытирая слезы о светлую футболку.