Откатчики. Роман о «крысах» - Алексей Колышевский

Гера все понял уже довольно давно. Почти с первого взгляда на этого менеджера он нутром почуял в том родственную душу, но в лоб решил не бить, а начать наступление издалека:

– Ну, разумеется, понимаю! Черный цвет автомобиля для нашей страны – это как знак «Не влезай. Убьет!». Символ статуса, серьезности, незыблемости владельца. Брутально-оболочковый компонент его личности. Сперва на таких черных «Эмках» и «Волгах» колесили пацаны из НКВД-КГБ. Потом пацаны из ОПГ[9], насмотревшись на пацанов из КГБ, тоже стали разъезжать на черных, ворованных в Германии «меринах» и «бэхах». Потом пацаны из бюджетного поднебесья накупили себе уже не ворованные, а самые что ни на есть легальные, новые черные автомобили за казенный счет. Слушай, брат, я не пацан, мне просто хочется именно эту черную машину. Понимаешь? Давай с тобой решим вопрос, и всем будет приятно. Сколько?

Менеджер автосалона, чьим хлебом был именно такой простой способ развода клиентов, назвал Гере стандартную таксу в пять тысяч долларов «сверху». Гера стал торговаться. В результате сошлись на трех. Гера вышел из салона, сел за столик в расположенной совсем рядом американской котлетной и, с отвращением вдыхая соевый аромат бургеров, принялся ждать. Он увидел, как жирненький менеджер, воровато осматриваясь по сторонам, вышел из дверей своего автосалона и, оттопырив не в меру крупный зад, засеменил в сторону Геры. Зайдя в котлетную, он для вида купил несколько бургеров, сладкую водичку, картошку «фри» в здоровенном пакете и подсел за стол к Герману, предварительно глупо осведомившись, свободно ли место. При том, что свободных мест в котлетной было изрядное количество. Пока толстенький воришка жадно откусывал огромные куски от своих бутербродов, Гера, которого начинало уже подташнивать, отсчитал под столом три тысячи долларов. Свернул их трубочкой, перетянул потуже резинкой, незаметно запихнул трубочку в пустой картонный стаканчик из-под выпитого им несколько минут назад чая. Придвинул стаканчик скромному труженику автомобильной промышленности Германии и, сказав, что подождет в салоне, стремительно вышел на воздух, где тошнотворный запах бургеров был не столь явным. Вошел внутрь автосалона, сел на кожаный диван для посетителей, принялся листать какой-то автомобильный журнал, где, помимо прочего, была обширная статья именно о том автомобиле, за который он только что откатил «трешку».

Отдуваясь после непереваренных бургеров, толстенький менеджер, на лицо которого была надета угодливая улыбочка, подошел к Герману и со всем возможным почтением попросил у него паспорт. Затем принес счет. Герман прошел в кассу и кинул в лоток несколько пачек, по десять тысяч долларов в каждой. Заплатил пятьсот долларов «за срочную постановку на учет», еще несколько тысяч за страховку и через два часа довольный выкатил на новом автомобиле на улицу. Была суббота, около трех часов жаркого июньского дня, и он гордо сделал полный круг по незагруженной МКАД, прежде чем свернул с нее на свою родную Профсоюзную. Не спеша поехал в сторону центра, к дому. Его распирало от гордости и совершенно новых ощущений на дороге. Еще бы! Это было совсем не то, что трястись в «девятке», ощущая себя камикадзе внутри управляемой торпеды. Никто не подрезал, все почтительно уступали дорогу, вокруг его «AUDI» словно образовалась «мертвая зона»: никому не хотелось «попадать на деньги», если, упаси боже, поцарапать такую машину. После первой сотни, пройденной на новом автомобиле, Геру бросило в мут эйфории. Ему захотелось поделиться с кем-то своей радостью, и он мысленно стал перебирать кандидатуры тех, с кем можно было бы «обмыть» покупку. Поставщиков среди них, по понятным причинам, не было, ибо кому же было бы приятно видеть, на что идут его денежки, Калугин тоже наверняка не поспешил бы разделить с ним радость. Гера набрал телефон «мамы»…

С «мамой», Жанной Пучиной, красавицей с огромными глазами и роскошной фигурой, вопреки расхожему мнению о том, что у женщин карьера делается в основном через «это самое» место, достигшей своего положения самостоятельно, у него когда-то был роман. Гера воспылал к ней самой пылкой страстью и даже готов был бросить ради нее семью, но таким женщинам, как Жанна, особенно после развода с первым мужем, второй становится не очень-то нужен. Они понимают, что прожить вполне можно и «без мужика», вернее, не совсем, разумеется, а имея оного мужика возле себя лишь в качестве «дежурного члена». Именно как к «дежурному члену» и относилась к нему Жанна. Расстались они как-то мирно, без эмоций и время от времени созванивались и подолгу разговаривали «за жизнь», обсуждая последние новости и по-дружески сплетничая. Именно «маме», жившей почти по соседству, Гера и решил позвонить.

По счастливому стечению обстоятельств Жанна никуда не уехала на выходные, осталась в Москве и скучала на балконе своей роскошно обставленной антикварной мебелью квартиры, сидя в кресле-качалке, попивая только что приготовленный сок из нескольких киви и читая новый роман Татьяны Устиновой. То ли тема тяжелой женской доли в романе и перманентное отсутствие у главной героини женского счастья, то ли попутно возникающие подобно электрическим разрядам сравнения невеселой судьбы героини и собственной не очень-то легкой судьбы повергли ее в мечтательную меланхолию, и, отвлекшись от текста книги, она принялась думать о том, что «черт с ним, с мужем, еще успеется: какие наши годы, а вот неплохо бы прямо сейчас кого-нибудь, хотя бы того же Кленовского, прямо сюда, чтобы и для тела, и для ума…». И не успела она об этом подумать, как зазвонил ее мобильный, и, к своему удивлению, она увидела на экране номер Геры! С чувством некоторого мистического экстаза, взглянув на обложку книги, она нажала кнопку приема вызова:

– Папуля, приветик! Не поверишь, но я о тебе вспоминала пару дней назад.

– Мама, здравствуй, дорогая! А вот я о тебе думаю чаще. В день по сто раз или даже больше.

– Скучаешь, поганец?

– Скучаю. Очень. И дико хочу тебя видеть!

– Ну, я не знаю… Ко мне собиралась подруга прийти, поболтать, и все такое…

– Да? Жалость какая. А я хотел с тобой свое новое приобретение отметить. Я, видишь ли, автомобиль прикупил.

– Большой?

– Мам, да как тебе сказать? Порядочный.

– Какой?

– «AUDI».

– Ты стал акционером какого-нибудь цементного завода?

– Нет. Я все еще продолжаю трудиться на ниве розничной торговли.

– Покатаешь?

– Мамуся! Ты еще спрашиваешь! Может, я сперва к тебе, а потом мы ее совместно обкатаем?

– Ну, попробуй, папульчик.

– А как же твоя подруга?

– Я ее попрошу зайти в другой раз.

– Мне купить что-нибудь по дороге? Хочешь чего-нибудь особенного?

– Ой, Гер, я просто невероятно как хочу свежей клубники. Больше ничего не надо, а вот клубника – это то, чего я хочу больше всего на свете именно сейчас!

– Ну, это не вопрос. Сейчас заеду на рынок, куплю клубники и минут через пятнадцать буду у тебя в гостях!

– Жду, – обворожительным голосом проворковала Жанна и, закончив разговор, еще раз с удивлением взглянула на роман.

– Помогает, блин, – вслух произнесла она.

Гера тем временем подъехал в небольшому рынку, стихийно возникающему каждое лето возле метро «Беляево». Вылез из машины. Шикарным жестом закрыл дверцу. Поправил солнцезащитные очки и с некоторой брезгливостью стал осматривать товар на лотках кавказских торговцев. Возле одного из таких лотков он остановился. Попросил выбрать ему два килограмма клубники, столько же черешни, несколько нектарин, груш… Пока усатый кавказец старательно упаковывал для него всю эту прелесть, Гера просто стоял, перекатываясь с пятки на носок, и периодически оглядывался на свой новый автомобиль. Вдруг к тому же самому лоточнику подошла пожилая женщина. Одета она была неброско и старомодно, но очень аккуратно. И хотя годовщина 9 мая была позади, левую половину ее пиджачка украшали три ряда наградных орденских колодок, медаль «За отвагу» и орден «Отечественной войны» второй степени. Она скромно и даже не глядя на фрукты, лежащие в верхних рядах сложного сооружения витрины, воздвигнутой торговцем, принялась разглядывать самый нижний ряд, где предприимчивый деляга выложил подгнившие бананы, яблоки с подбитыми боками, помятый виноград – товар второго сорта, но «зачэм вибрасыват, кагда йэст спрос».

– В какую цену эти бананы? – спросила старушка на удивление чистым и приятным голосом, похожим на голос диктора ТВ СССР Анны Кирилловой.

– Пятнасыть рублэй, бапка. Вот яблакы ещо йэст. Тоже пятнасыть рублэй за кило. Будыш брать?

– Да, буду, – вымолвила старушка. – Взвесьте мне, пожалуйста, три банана и два яблока.

Кавказец презрительно глянул на нее и процедил:

– Щас, бапка, падажди. Апслужу вот маладова челавэка, потом табой займус. – И кавказец подмигнул Герману.