Встречи с амурским тигром - Сергей Кучеренко

Я прикинул расстояние, откуда тигр учуял оленуху, — около ста двадцати метров. Значит, у этого кота не такое уж и плохое обоняние, как считают многие. Разве только ветер был в его сторону.

Но вот почему тигр не доел тушу?

В километре отсюда нашел задавленного и брошенного поросенка. Его уже до скелета расклевали вороны и растаскали колонки. Ясно, что кабанчик был убит просто так или почему-то он не понравился Пантелеймону. Может быть, тот был худой или больной?

После полудня, к вечеру, след тигра повел в крутую сопку. Куда, зачем, почему — я ничего не мог понять. Как будто Пантелеймон от избытка энергии решил основательно поразмяться на кручах. Вроде бы знал он, что по его следам будет упорно идти человек.

Остались внизу кедровники, дубняки. Все реже и реже попадался кустарник. Я угрюмо плелся среди мертвых камней, с безысходной тоской умоляя тигра повернуть вниз.

За полчаса до захода солнца начал высматривать место для ночлега, но не нашел ничего, кроме полуповаленной ели. Она была сухая, но спать на сей раз совсем не придется — костер будет «стрелять». Увы, тут уж ничего не поделаешь…

Было холодно. Глухо лопались промерзшие деревья. На одежду беспрестанно летели из костра то искры, то угольки. Где-то внизу дико и истошно кричал филин. Несколько раз рядом медленно и бесшумно пролетала большая неясыть, пытаясь разглядеть меня своими огромными круглыми глазами.

Ночь снова была мучительно длинной. Казалось, я посмотрел на часы уже в тысячу первый раз, а стрелки циферблата замерли от изнеможения и холода, когда на востоке появились еле приметные признаки утра: серое небо, потом узкая, как лезвие окровавленного ножа, полоска зари.

Четвертый день тропления был особенно тяжел, но малоинтересен. Зверь увел меня в верховья Васильковки, затем на водораздел между этой рекой и Маргаритовкой. Шагомер отстучал двадцать восемь тысяч ударов, когда в сгустившихся сумерках мне удалось найти и свалить огнем сухой кедр. И еще одну ночь пришлось подумать о прожитом, мысленно разговаривать со звездами и черным небом. На этот раз все же удалось вздремнуть у жарко и ровно горевшего кедра…

Термометр показывал двадцать восемь градусов мороза. С моря дул ветер, забрызгивая искрами мой таборочек. Сильно напоминала о себе усталость. До зимовья, откуда я начал тропить зверя, было около пяти километров. Хотелось бросить все и уйти отдохнуть, отоспаться… Потом отведать борща и лангетов.

В полночь потеплело, небо заволокло тучами, а к утру повалил снег. С мыслью во что бы то ни стало замкнуть маршрут тигра, наскоро поев, я быстро пошел по следу. Сначала он вел меня прямо к зимовью, но, не доходя до него километра два, круто свернул вверх по ключу Пышному. Черт бы побрал Пантелеймона! Но надо идти. Сам ведь взялся за гуж…

В паре километров от этого поворота тигр задавил двух подсвинков, спавших в общем гайне. Одного он умертвил тут же, на лежке, а другой успел отбежать… Совсем недалеко. Обоих Пантелеймон стащил в ключ и жил здесь почти неделю. Колонкам и воронам достались головы, кости ног и желудки с кишками. Логово тигр устроил на этот раз под навесом скалы, на ворохе сухих листьев. Походив вокруг, разгребая снег, я нашел две большие тигриные «уборные», в одной из которых кроме кабаньей шерсти была и изюбриная. Стало быть, от того недоеденного изюбра до этих кабанов, расстояние более чем в двадцать километров, зверь прошел единым махом.

В полдень снег повалил сильнее, и за его сплошной пеленой ничего не было видно уже в пятнадцати метрах. Опасаясь, что такой густой снегопад перейдет в буран, как это в Приморье случается довольно часто, я решил идти прямо в зимовье. К счастью, от задавленных подсвинков тигр пошел на север. Прикинув его путь по карте, можно было предсказать возвращение Пантелеймона через пять километров на «исходные позиции», откуда я начал поход по его следам. Так оно и вышло.

Только эти километры трудно достались мне. Поскользнувшись на каменистом склоне, я больно ушиб ногу и растянул связки. К зимовью вышел в непроглядной тьме, под порывистое завывание метельного ветра, шум тайги и тупую неуемную боль уставшего сердца, едва волоча онемевшие ноги по снегу, которого навалило уже по колено.

Потом я еще несколько раз видел следы Пантелеймона и каждый раз проходил по ним один-два километра. В начале февраля на отпечатках лап этого тигра появились пятна крови, а в его поведении заметилось что-то новое. Случалось, он покидал свой участок на три-четыре дня, потом исчез на две недели. И только в самом конце марта Андрей Ефремович раскрыл тайну Пантелеймона: рядом с его следами в самой глухомани верховьев Васильковки он заметил более мелкие и продолговатые отпечатки лап тигрицы…

Наступила весна, а с нею и мои новые заботы. Много их у охотоведа, работающего в лесу. Ходишь, считаешь, записываешь. С раннего утра до вечера, а иной раз и часть ночи прихватишь. Все внимание поглощали четвероногие обитатели тайги. Всякие: от тигра и медведя до бурундука и полевки.

И все же о Пантелеймоне я вспоминал, и не раз. Так хотелось увидеть этого царственного зверя!

Но летом мне пришлось покинуть Васильковку и переехать в другой таежный район. И вот уже несколько лет я мысленно возвращаюсь в те глухие места и всегда думаю: «Как дела твои, Пантелеймон? Жив ли?»

В черте большого города

Тиграм не свойственна жизнь стаями, как это принято, скажем, у львов, волков, гиен и прочих хищников. Амба предпочитает независимое и гордое одиночество. В первую очередь это строгое тигриное правило природой разработано для «мужей»: у каждого из них должны быть свои персональные владения — собственность гарантированная и пожизненная.

Лет семьдесят назад, когда в горах Сихотэ-Алиня уцелели от беспощадно алчного преследования человеком считанные по пальцам вековечные владыки уссурийской тайги, ходили они широко, дабы убедиться, что не последними остались, что живут еще сородичи. В сутки могли одолеть сорок, даже больше километров, а за месяц и до полутысячи. Как ни пристрастны эти гордые владыки к одиночеству, контакты с сородичами им все же кое-когда необходимы, а в определенные сроки нужны позарез, потому что каждый носит в себе пожизненно святой долг продолжения рода.

Лесов тогда было полно — владей не хочу. На одного такой участок приходился — за месяц едва обойдешь. И никаких конфликтов за территорию с соседями. А существование династий полосатых хищников повисло на волоске.

Но вот затеяли люди между собою где-то в далекой «стране заходящего солнца» жестокую войну, и стало им не до тайги и не до охоты, потому что нужно было защищать державу. А потом, когда окончились сражения, но требовалось долгое время на залечивание причиненных ими тяжких ран, запоздало, но все же вышел закон об охране тигров. И это не только спасло их от окончательного исчезновения. Год от года тигриное население стало расти, потому что все больше и больше нарождалось и достигало взрослого возраста полосатых суперкошек.