Под нами - земля и море - Сергей Курзенков

На сопке собрал цветы и положил их к подножию обелисков. Паша и Митя любили цветы, как любили они и саму жизнь.

Букет роз

Война разметала нашу семью... Я воевал в далеком Заполярье и не знал, где мать, братья, сестры. Все попытки узнать об их судьбе ни к чему не привели.

Мысль о родных не покидала меня ни на один день.

Шел 1943 год - год коренного перелома на всех фронтах. Наши наземные войска, военно-морские силы и авиация громили фашистов, нанося им сокрушительные удары. Закончилось победой советского оружия и невиданное в истории грандиозное Белгородско-Курское сражение.

С каждым днем все дальше и дальше уходил фронт на запад и все чаще салютовала войскам Москва в честь их героических побед над гитлеровскими полчищами. Смоленск! Брянск! Харьков! Полтава! Сотни и тысячи других больших и малых городов, сел и деревень были освобождены от врага.

Жарким летним днем 1943 года я оказался в Москве... С волнением и тревогой подходил к дому на улице Фрунзе, где жила моя младшая сестра... Ее комнату занимали чужие люди. Ни от них, ни от управляющего домом о сестре я ничего не узнал...

Поехал в родной Наро-Фоминск, где жили отец, мать, старшая сестра и младший братишка.

В 1941 году война докатилась и до нашего города. Линия фронта, пройдя по реке Наре, разрезала город пополам. На правом берегу были фашисты, на левом - наши войска. Гитлеровцы рвались к Москве, но им не удалось с ходу перешагнуть сравнительно неширокую реку Нару. Их остановили и, разгромив, отбросили далеко на запад,

Город был очень разрушен. От фабрики, где я работал до военной службы, остались лишь руины да коробки зданий с почерневшими стенами. Сильно пострадали и бывшие рабочие казармы.

Деревянный дом, половину которого когда-то занимала наша семья, чудом уцелел. Он находился на левом берегу реки Нары, скрытый в лощине. Его четыре маленьких окошка с резными наличниками были заколочены. На двери висел ржавый замок.

От соседей я узнал: старшая сестра в первые дни войны ушла да фронт. Когда фашисты тяжело ранили моего отца, его эвакуировали в далекий тыл... "Кажется, в Среднюю Азию", - говорили они. А мать вместе с младшим братом выехала вслед за отцом.

Из Наро-Фоминска решил поехать в село Таширово, где прошло мое детство. Села не было. Его начисто стерли с лица земли фашисты. Из двухсот дворов непонятно как уцелел на западной окраине один маленький домик.

Эта поездка принесла мне немало тяжких переживаний. Большинство наших родственников погибло от рук фашистов. Не стало многих друзей и товарищей.

Через день, на приеме у командующего авиацией Военно-Мсрского Флота генерал-полковника авиации Семена Федоровича Жаворонкова, я рассказывал о судьбе своих родных. Командующий отнесся сочувственно и еще раз порадовал сообщением о брате Саше, тоже морском летчике. Саша был жив, здоров и успешно воевал на Балтике.

Тут же генерал-полковник позвонил начальнику отдела кадров морской авиации полковнику Смирнову и сказал ему:

- Товарищ Смирнов, возьмите личное дело балтийского летчика Александра Курзенкова и зайдите ко мне.

Когда Смирнов принес папку с личным делом, я многое узнал о боевых делах Саши. Генерал перелистал страницы, улыбаясь, сказал:

- Вот посмотрите на боевые дела вашего брата. Идет двадцать третий год, а какой молодец! Отлично воюет! Начал войну сержантом и уже лейтенант. Лучший воздушный разведчик Балтики. Награжден двумя орденами Красного Знамени.

"Сашка! Мой маленький курносый братишка! Он жив! И как воюет! Два боевых ордена! Какая радость!" За такое сообщение я был готов расцеловать генерала. А тот продолжал:

- Он скоро вас догонит, товарищ майор, да, пожалуй, и обгонит. Его мы представляем к высшей награде. А что касается вашей семьи, думаю, вам следует съездить в Алма-Ату. Кстати, скоро в Ташкент полетит наш транспортный самолет "С-47". Вот на нем и отправляйтесь!

В конце беседы командующий спросил меня:

- А почему у вас такой затрапезный вид? Он имел в виду мою поношенную форму. Я рассказал, что мое офицерское обмундирование пропало в городе Николаеве во время эвакуации училища, а нового еще не получал...

- Нет, так не годится, товарищ майор! Офицер должен быть и внешне достоин своего звания.

Командующий позвонил начальнику тыла. Пришел генерал-лейтенант А. К. Купреев.

- Товарищ генерал, как вам нравится внешний вид этого офицера?

- Товарищ командующий, скажу прямо - не очень.

- Вот и я такого мнения, а поэтому дайте распоряжение в самый короткий срок пошить майору все, что необходимо.

Прошло три дня, и я был одет в новую форму, что называется, с иголочки.

Жил в гостинице "Москва" и после шумного фронта понемногу привыкал к мирной тишине.

Стояла на редкость теплая и солнечная погода. В те дни я обошел много улиц и площадей любимой столицы. Все в ней оставалось близким, родным сердцу. И хотя война наложила на Москву свой суровый отпечаток, все же в целом мало изменила ее.

Днем на улицах бурлила жизнь. Москвичи спешили. Неслись машины, звенели трамваи, шурша резиной катились усатые троллейбусы. И только с наступлением вечера, когда все погружалось в таинственный мрак затемнения, уличная жизнь затихала. Однако она не замирала в домах, театрах, кино, концертных залах и клубах.

Все свободные вечера отдавал театру. И с необыкновенным интересом смотрел спектакли, балеты, слушал оперы.

На исходе десятого дня безмятежной жизни мне позвонили из наградного отдела Наркомата Военно-Морского Флота и передали:

- Завтра к одиннадцати часам явиться в Кремль для вручения ордена Ленина и Золотой Звезды Героя Советского Союза.

В ту ночь я спал плохо и встал очень рано. Открыв плотные оконные шторы, с высоты своего четырнадцатого этажа увидел яркую зарю и первые ласковые лучи солнца. На утреннюю зарядку, рекомендованную госпитальным врачом, и завтрак ушло полчаса. До одиннадцати оставалось много времени. Чтобы незаметно скоротать его, покинул номер гостиницы...

Москва еще не проснулась. Было тихо и безлюдно, если не считать дворников, старательно наводивших чистоту на асфальте.

В эти ранние часы августовского утра по-новому открылась красота столицы. Тонул в тени Охотный ряд. Громадное здание гостиницы "Москва" закрывало улицу от ранних лучей солнца. От высоких домов улицы Горького на асфальт падали большие косые тени...

Зато просторная Манежная площадь блестела под лучами восходящего солнца.

Я ходил долго, и когда куранты Спасской башни пробили половину одиннадцатого, был на Красной площади. Сжимая в руке пропуск, миновал часовых у Спасской башни.

Не помню, как вошел в здание Верховного Совета Союза ССР и очутился в просторном круглом зале, освещенном ярким солнечным светом. Поразила тишина, хотя зал был полон людей. Все сидели в креслах... Я тоже сел, а сам подумал: "Неужели опоздал?"