Литературная Газета 6260 ( № 56 2010) - Литературка Газета

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Им было кого бояться

Они сражались за Родину

Им было кого бояться

КНИЖНЫЙ РЯД

Николаев Е.А. Снайперские дуэли / Евгений Николаев. – М.: Яуза: Эксмо, 2009. – 256 с. – (Вторая мировая война. Красная Армия всех сильней!).

Снайперы ценились всегда. Во все времена во всех армиях мира ценились меткие люди, которые могли сами уберечься от выстрела противника. Но особенно заговорили о снайперском мастерстве в годы Второй мировой войны. В Советской армии были созданы целые школы, готовившие бойцов, умевших в одиночку уничтожать целые взводы, роты, батальоны противника. Не в открытом бою, а с расстояния многих сот метров. По мнению специалистов, хороший снайпер заменяет взвод автоматчиков. Если во время боя он сделает всего 12–16 выстрелов, этого вполне достаточно, чтобы остановить роту.

Вот как раз к одним из самых блестящих снайперов Великой Отечественной войны относится Евгений Николаев. Уже в 22 года о нём говорили как о наиболее удачливом истребителе вражеской пехоты. В составе 154-го стрелкового полка войск НКВД он сражался в Карелии. В ожесточённых боях прошёл путь от Выборга до Ленинграда. Осенью 1941 года остатки полка влились в состав 14-го Краснознамённого стрелкового полка (21-я стрелковая дивизия войск НКВД, 42-я армия, Ленинградский фронт). Был разведчиком, затем снайпером. На его личном счету 324 уничтоженных солдата и офицера противника. Ордена Красного Знамени и Красной Звезды, несколько именных часов и именная снайперская винтовка – таковы награды отважного воина за его замечательное боевое мастерство.

Уже к началу декабря 1941 года на личном счету сержанта Евгения Николаева числилось 46 убитых солдат и офицеров противника. На цевьё своей снайперской винтовки он вывел масляной краской 4 средние и 6 маленьких звёздочек, обозначавших его лицевой счёт… В один из дней, засев в полуразрушенном трамвае, он уничтожил за 2 часа «охоты» 11 фашистов (среди них – 1 генерал, 2 полковника и несколько офицеров, приехавших на фронт из Берлина). Но вскоре его позицию засекли и накрыли огнём тяжёлой артиллерии. Разрыв снаряда завалил его землёй, и только своевременная помощь товарищей спасла снайперу жизнь. Его счёт медленно, но верно увеличивался. Соответственно росло и количество звёздочек на ложе винтовки.

В феврале 1942 года он участвовал в Первом слёте снайперов – истребителей Ленинградского фронта. К тому времени на его счету было уже 76 убитых врагов. За мастерство ему вручили орден Красного Знамени и именную снайперскую винтовку с металлической табличкой на ложе и выгравированной на ней надписью: «Истребителю фашистов снайперу Николаеву Е.А.

от Политуправления Ленфронта. 22.02.1942 год». Но он был не только блестящим стрелком, но и умелым наставником молодых стрелков. Всего он обучил около 40 бойцов – Петра Деревянко, Василия Муштакова, Анатолия Виноградова, Соловьёва, Ряхина, Дьякова, Зосю Мицкевич, Марию Митрофанову, Марию Назарову, Маргариту Котиковскую и многих других. На их счету более 600 уничтоженных фашистов. После перевода в контрразведку старший лейтенант Николаев был назначен оперуполномоченным отдела СМЕРШ своей 21-й стрелковой дивизии. Затем – прорыв блокады Ленинграда и участие в освобождении от фашистов Прибалтики, Польши, Германии.

Немцам действительно было кого бояться. Ведь только десять лучших советских снайперов Великой Отечественной войны уничтожили более 4,5 тысячи фашистов!

Светлана КЛЕПЧИНОВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Сыграть не жизнь, но приговор

Театральная площадь

Сыграть не жизнь, но приговор

ВЗГЛЯД

В Малом театре «Мольер» надломил один из самых живучих стереотипов отечественного театра

Для чего мы перечитываем любимые книги, которые можем цитировать буквально наизусть, и пересматриваем любимые фильмы, каждый кадр которых мы в состоянии воспроизвести с закрытыми глазами картографически точно? Давайте оставим в стороне хрестоматийное «чтобы в известном каждый раз открывать для себя что-то неведомое». Согласитесь, это случается далеко не всегда. А вот что неизбежно происходит каждый раз, так это погружение в атмосферу, в некое пространство, где нам по той или иной причине хочется оказываться снова и снова. Прикосновение к привычному нам порой нужнее, чем потрясение от ранее неизведанного. Так уж мы устроены. И поэтому отсутствие каких бы то ни было неожиданных режиссёрских ходов в спектакле по пьесе, которую принято считать классической, не всегда является недостатком постановки.

Атмосфера эпохи солнцеподобного Людовика при всей её театральной условности растворена в самом воздухе сцены. Всё так, как и хочется зрителю, пришедшему на спектакль «не про сегодня»: вычурные массивные люстры, тяжёлые бархатные занавесы, золочёные балюстрады, причудливая мебель… Станислав Бенедиктов «историчен» в сценографии (под стать и костюмы Валентины Комоловой) ровно настолько, насколько это не противоречит, с одной стороны, самой истории, а с другой – нашим сегодняшним представлениям о ней. Похоже, совмещать несовместимое – его любимое занятие. И музыка, написанная к спектаклю Григорием Гоберником, эту атмосферу только подчёркивает. Ненавязчиво, но убедительно. Ощущение неминуемой беды, нависшей над героями, совсем не обязательно усиливать беззаботным менуэтом. Музыка на контрасте с действием давно уже перестала быть новацией, более того – почти превратилась в штамп.

Булгаковская атмосфера, то есть сотканная им самим еле уловимая инфернальность происходящего, режиссёром Владимиром Драгуновым сохранена предельно бережно. Жаль только, что не всем актёрам удаётся существовать в ней достаточно органично. Но когда на сцене появляются Борис Клюев (великолепный в своём саркастичном пренебрежении ко всем и вся король Людовик) или Александр Клюквин (фанатично верящий в свою непогрешимость архиепископ Шаррон), об этом как-то забываешь. Ибо незримая для посторонних борьба за власть, которую ведут между собой властитель светский с властителем духовным, увлекает и напряжённостью интриги, и виртуозностью исполнения.

Но заманчивее всего попытаться разгадать, какого Мольера играет Юрий Соломин. Мы привыкли к тому, что «Кабала святош» – это в первую очередь «хроника», не историческая, разумеется, а психологическая, гибели таланта под сапогом хоть и просвещённого, но деспота. Что в каждой постановке режиссёр вместе с актёром, играющим Мольера, обязательно ставят чёткие акценты: будь то поединок творца с системой, закулисная сторона театрального бытия или муки любви и творчества. Но главное и непременное условие постановки – это отзеркаливание в той или иной степени судьбы Мольера в судьбе исполнителя. Так было и с Олегом Ефремовым, и с Юрием Любимовым, и с Сергеем Юрским, и даже, пусть и с оговорками, с Олегом Табаковым. Когда в версии Театра сатиры режиссёр Юрий Ерёмин и Александр Ширвиндт этот канон нарушили, в недоумении пребывали многие – и среди критиков, и среди зрителей, и лишь спустя несколько месяцев те и другие согласились, что ставить во главу угла конфликт человека с самим собой в контексте булгаковской пьесы столь же правомерно, сколь и конфликт художника с властью. Это, если вдуматься, и делает сатировский спектакль таким близким зрителю: он ведь в массе своей художником не является и с властью в конфликт предпочитает не вступать, а вот с самим собой, как любой нормальный человек, – регулярно.

Юрий Соломин тоже, по всей видимости, не стремился к тому, чтобы наложить судьбу Мольера на свою собственную. И скорее всего, вовсе не потому, что этот неистовый человек ему не близок или в его жизни не было коллизий, сходных с теми, что пришлось испытать его, в некотором смысле, коллеге (не будем забывать, что Мольер тоже был худруком). Может, всё дело в том, что Мольер – булгаковский персонаж отнюдь не тождественен Мольеру – историческому лицу. Второй – человек, не лишённый большинства пороков и слабостей, свойственных человеку. Первый – квинтэссенция проблемы, которая больше всего мучила Булгакова.

Михаил Афанасьевич и сам признавал, что «писал романтическую драму, а не историческую хронику». Но для романтической драмы Соломин всё-таки слишком отстранён от своего героя. Он, скорее, анализирует его поступки, чем совершает их вместе с ним. И похоже, что волнуют актёра не собственно поступки, а то, как его герой выстраивает свою жизнь, а значит, и смерть. Вот для чего актёру нужна эта дистанция. Булгаковский Мольер не мог иначе жить, не мог и умереть иначе. Но Соломин констатирует это не в экстатическом порыве прозрения, как обычно происходит в этой пьесе, а с трезвостью аналитика, закончившего сложный расчёт. За всё надо платить, за свои принципы и убеждения – дороже всего, то есть собственной жизнью.