Военный переворот - Сергей Зверев

Последнее заявление подействовало на допрашиваемого самым неожиданным образом: видимо, от страха он начал громко и часто икать. Выпучив глаза, он сотрясался в приступах икоты. Несмотря на серьезность момента, Джулиус не смог удержаться от смеха. Впрочем, многих его смех ужасал еще больше, чем грозный тон.

На шхуне начался обыск. Послышался звон чего-то металлического, звуки падения каких-то предметов, топот ног и ругательства. Люди с катера, воодушевленные присутствием шефа на корабле, старались вовсю. Они заглядывали за каждый выступ, переворачивали сети и разве что не отдирали краску на палубе. Лицо Онигминде мрачнело после каждого пустого закоулка на шхуне.

«Неужели мы ошиблись?» — думал он, посасывая сигару.

Солнце светило ему в лицо, и, почти прикрыв левый глаз, он смотрел на шкипера. Тот, прижавшись к перилам на корме шхуны, напряженно следил за тем, как солдаты переворачивали все на борту судна. Тем временем погода быстро менялась. Экваториальный морской воздух принес влажные облака, застлавшие небо над шхуной и катером. Судно раскачивалось все сильнее, небо хмурилось, но никто из повстанцев не хотел уйти отсюда с пустыми руками.

Поиск не давал результатов.

Вскоре началась гроза, возвещавшая начало влажного сезона. Как это часто бывает в тропиках, дождь начался почти мгновенно и сразу стал плотной полупрозрачной стеной. Наблюдая сквозь пелену дождя за действиями своих солдат, Онигминде недоумевал: информация, полученная им об этой шхуне, должна была подтвердиться. Подтвердиться во что бы то ни стало! Он подумал об алмазе: если найти камень, сомнений в его власти в Лагосе больше не будет ни у кого. Эта мысль будоражила и пьянила не хуже, чем доза хорошего наркотика. Только подумать — наконец-то он получит все! Эти ничтожества, которые сейчас лезут во власть, будут валяться у него в ногах. Он возьмет эту страну — всю, целиком, без остатка. Кому, как не ему, Джулиусу Онигминде, должна принадлежать Нигерия? Ведь не этим же бесхребетным слизнякам, которые, заслышав автоматную очередь, готовы забиться в мышиную норку.

Раскаты грома, казалось, разрывали небо. А оно, пробитое насквозь, извергало на людей потоки воды. Вода была сверху, вода была внизу и здесь, на палубе. Молнии сверкали в воздухе. Казалось, они метили прямо в шхуну. А напряжение на борту нарастало с каждой минутой.

Двое из повстанцев спустились в трюм. В отсеке, заваленном уловом, было скользко и остро пахло свежевыловленной рыбой. Видимость здесь оставляла желать лучшего, и один африканец сказал другому:

— Сходи наверх за фонарем, здесь же ничего не видно. Словно в заднице у дьявола! Того и гляди, поскользнешься.

— Да, сейчас принесу, — второй поднялся по узким ступеням наверх. — Эй, там, нам нужен фонарь! Внизу ничего не видно. Послушай, ты! У тебя есть фонарь? — спросил он у шкипера.

— Нет. Мы тут знаем каждый метр, зачем нам фонарь? — отвечал шкипер, и на его лице легкой тенью промелькнула почти невидимая самодовольная улыбка.

— Поговори еще у меня! — раздраженно буркнул мятежник.

Он вернулся к трюму и крикнул туда, не спускаясь:

— У шкипера нет фонаря, посмотри пока так! Трюм небольшой, а я схожу за фонарем на катер.

Его коллега, оставшийся в трюме, присоединил штык-нож к автомату и стал действовать в одиночку. Состроив зверское выражение лица, он принялся прокалывать груду рыбы, пытаясь сквозь это месиво прощупать дно шхуны. С чавкающим звуком штык проходил сквозь свежий улов.

Сверху раздался голос первого повстанца:

— Я принес фонарь. Где ты там? Держи!

Второй перестал работать штыком и подошел к отверстию в трюме, чтобы забрать фонарь.

— Господин Онигминде говорит, что если будешь плохо проверять, он тебя расстреляет, — участливо сообщила мокрая физиономия.

Подбодренный таким напутствием, солдат включил фонарь и принялся с остервенением протыкать все, что находилось у него под ногами. Теперь он хотя бы видел результаты своей работы. Конечно, занятие было малоприятным. Вонь от рыбы усилилась еще больше. Он весь был в чешуе и скользкой слизи. Хотя по сравнению с недавней расправой над одной деревней эта работа — еще ничего. После того, как позавчера они вырезали человек сто пятьдесят, он сильно устал. Поджигать хижины, слушать вой женщин, бегать и догонять тех, кто хотел спрятаться, — как это все нелегко. К тому же тогда Онигминде отдал приказ экономить патроны и в «работе» использовать штыки…

Внезапно автомат как будто застрял в чем-то непонятном. Повстанец попытался вытащить штык, но уже в следующую секунду от сильнейшего толчка он полетел в корзину с рыбой, стоявшую у его ног. Кто-то выдернул автомат у него из рук и одним ударом штыка прекратил его жизненный путь. Короткий хрип и кровавая пена на губах засвидетельствовали, что солдату больше нечего бояться своего грозного начальника. Он дернулся в последний раз и затих, теперь уже навсегда.

Незадолго перед тем, как Мазур неожиданно и впечатляюще объявился в отсеке с рыбой, его в океане подобрали рыбаки. Деньги, заплаченные ему дочерью Сытина, как оказалось, не пропали даром. Мазур щедро заплатил рыбакам и попросил доставить его к побережью Ломе. Несколько сотенных долларовых купюр творят чудеса, а в Лагосе могут спасти жизнь.

После того, как Мазур отправил незадачливого сына Нигерии к праотцам, он, завладев автоматом, выскочил на палубу шхуны и дал несколько очередей. Поток пуль пришелся в самую середину толпы повстанцев, сгрудившихся у какого-то ящика. Неожиданность такого появления ошеломила повстанцев и парализовала их на несколько секунд, оказавшихся для легионера спасительными. С ловкостью кошки он перескочил мостки и оказался на катере. Отстреливаясь, он сбросил переходные мостки в воду и устремился в кабину капитана. На пути Мишеля вырос огромный детина с автоматом. На его лице, не испорченном разумом, застыла гримаса тупой злобы. В рукопашном бою он, видимо, был незаменимым бойцом. Но задержать Мазура он не смог, отправленный на пол пулей. Оставшаяся на катере обслуга покидала судно, прыгая в воду. Теперь катер был всецело в распоряжении легионера. Оставляя пенный след, машина повстанцев помчалась в сторону берега.

Онигминде в ярости издал нечленораздельный вопль, напоминающий звук электропилы.

— Олухи! Застрелю! Немедленно в погоню! — вырвав из рук одного из подчиненных автомат, он немилосердно молотил прикладом в спины солдат.

Но заставить рыбацкую шхуну плыть со скоростью катера — дело немыслимое. Все попытки повстанцев пуститься в погоню были просто смешны, в чем через несколько минут убедился сам Джулиус.

Глава 28

Мутные воды Нигера шумели, мешая винтам катера пробираться сквозь болотистую трясину. В такие болота обычно превращаются африканские реки ближе к сентябрю. Но сезон дождей вот-вот должен был смениться сезоном засухи и жарких ветров. Они опустошают этот край на всем протяжении засухи. Именно накануне прихода засухи москиты, и без того полноценные хозяева этих мест, становились безжалостными. Даже любовь в пору засухи становится такой же безжалостной и жесткой.

Река Нигер со своими десятками рукавов готовилась к жаре. Испарения, клубившиеся над водой, делали местность туманной, а воздух слоистым и жирным.

— Ну ты даешь! — говорил солдат кому-то внутри катера. — Чуть не уморил меня! Давно я так не смеялся, точно тебе говорю! Ну-ка напомни, как этот дурак из твоего анекдота про уролога — что он сказал тому парню?

— Нет, я по два раза анекдоты не рассказываю, — донеслось из каюты. — В другой раз.

— Жаль, я бы хотел ребятам этот анекдот рассказать. Ну что тебе стоит!

— Нет, нет. И не проси! — смеялся кто-то в ответ. — Сам виноват, что не запомнил!

— Жак никогда не повторяет дважды, правда, Жак? — женский смеющийся голос послышался из катера. — Это удел немногих, да?

В ее голосе сквозило нежное кокетство. Было совершенно понятно, что этот самый Жак очень дорог женщине.

Покачиваясь на неверных сходнях, на причал спустился молодой мулат. В нем без труда можно было признать садовника, слугу Сытина. За ним следом из катера спустилась Ольга. Экипаж катера — все до единого «купленные» повстанцы — помог им вынести вещи на берег.

Сытина протянула одному из солдат несколько новеньких денежных купюр.

— Как договаривались, — сказала она сухо.

Солдат ухмыльнулся, обшаривая похотливыми глазами стройную фигурку белой девушки. Затем он медленно и плотоядно пересчитал деньги. Парочка была настолько занята собой, что влюбленные не заметили, как солдат втихомолку спрятал одну купюру. Лишь через некоторое время, боковым зрением заметив напряженное молчание солдата, девушка посмотрела на него мутным от любви взглядом и спросила, немного насторожившись: