Маша и Позитивный мир - Анна Гаврилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот теперь я тоже замерла и даже дышать от возмущения перестала. Я? Подавальщица в кабаке? Да он офигел!
— Что не так? — видя выражение моего лица, поинтересовался клыкастый, но объяснений, конечно, не дождался. В данный момент я просто стояла и пыталась побороть шок.
Зачем Алекс пустился в откровения? Это понятно: инцидент за завтраком вызвал вопросы, главный из которых — знание языка. Но версия, озвученная соотечественником… Это же бред!
Про то, что он путешествовал — ладно, не мои проблемы. Но сделать меня подавальщицей из кабака?! То есть как о себе, так потомок бога, а как я, то…
— Убью, — сообщила тихо и с чувством.
Потом взглянула в синие глаза Ирриара и поняла — нет, убивать Алекса будет он!
Я даже набрала воздуха и открыла рот в намерении сообщить, что у нас с вождём племени Рейя было вообще всё и даже больше, но подумала и поняла — так не пойдёт. Увы, но если за дело возьмётся Ирри, то смерть Алекса будет недостаточно мучительной.
А раз так, то… соотечественника нужно поберечь.
— Хорошо. Не сестра, — в итоге согласилась я. И уточнила: — А в чём меня, собственно, обвиняют?
Вопрос задавался с единственной целью — потянуть время, чтобы придумать отмазку. Но дал совершенно неожиданный результат.
Выяснилось вдруг, что никаких конкретных обвинений нет. Только письмо и разговор на чужом языке за завтраком.
Причём разговор-то был коротким, и точно не о любви. Ну и содержания письма клыкастик не знал, хотя до последнего делал вид, будто всё-всё понял.
А я с запозданием, но сообразила — послание-то на русском! И вот когда до меня дошло…
Короче, я расправила крылья и пошла давить на презумпцию невиновности. Мол, ты сперва докажи, а уже потом предъявляй. Клыкастый оказался умничкой — вертелся ужом, блефовал по-страшному, но противопоставить ничего не мог. Ну а там, где мог, — я уходила в тотальную несознанку.
Да, есть письмо, и что? В нём рецепт яблочного пирога! Что, Алекс не печёт пирогов? Вот это точно ложь. Он же в нашем кабаке помощником шеф-повара подрабатывал! Ну после того, как мы над ним сжалились и босого-холодного-голодного с улицы подобрали. Путешественничек, блин.
И, кстати, именно этот рецепт я за завтраком и просила. Только одного не понимаю — зачем он его на другом языке написал?
Наедешь на Алекса? Ой, ну это совсем глупо. Без доказательств-то! Просто ревнивым ослом себя выставишь, и всё. Ты что же, хочешь опозориться перед племенем Рейя? Кстати, воины племени Ургар тоже не поймут. И вообще… мужчина должен быть уверен в себе, а такие наезды — признак дикого комплекса неполноценности.
Ирри, приколись! Ты — и комплексы!
Единственное, что мне не удалось — состроить из себя оскорбленную невинность. Переиграла я, переборщила. Но Ирри всё равно признал поражение и даже письмо отдал. Вернее, впихнул в руки.
— Ладно, Маша. Твоя взяла, — прищурив глаза, сказал он.
Я не сдержалась — расплылась в триумфальной улыбке. А клыкастик вдруг резко успокоился, чмокнул в щёчку и неторопливо направился в спальню. И как-то подозрительно всё это выглядело…
— Ирриар, — осторожно позвала я.
Бежать за синеглазкой не хотелось: с четвёртым размером бегать неудобно в принципе, а за мужиками — вообще преступление. Но Ирри не откликнулся и не вернулся. Пришлось стиснуть зубы и взобраться по крутой лестнице.
Вождь возлежал на кровати. Да-да, именно возлежал! Весь такой огромный, широкоплечий, спокойный. Руки закинуты за голову, взгляд упирается в потолок. Из одежды одно-единственное полотенце, обмотанное вокруг бёдер. Маленькое, тоненькое…
Я остановилась в двух шагах, спросила:
— Ирриар, что ты задумал?
— Я? — Он возмутился столь искренне, что я почти поверила, но…
Та-ак… не думать о полотенце!
— Ирриар, а давай без вот этого.
— Без этого? — Гад синеглазый взялся за край набедренной повязки и уставился на меня. Довольный такой, игривый.
— Ирриар!
Вопреки желанию голос сорвался на визг. В общем, выдала я свою нервозность по полной программе.
— Да ничего я не задумал, — со вздохом признался блондин. — Просто раз ты правду говорить не хочешь, у Лаарима спрошу. Он в информации не откажет.
Ёлки-палки.
— А с чего ты решил, что Лаарим что-то знает?
— Как это «с чего»? Вы же подружки… раз он тебе письма носит. — А вот последние слова прозвучали зло. И мне тут же вспомнились истеричные вопли Алекса, что Ирриар и убить может.
Я снова глянула на эту состоящую из мускулов громадину и поняла — да, может. Меня, конечно, не тронет, я же гриайма, а вот Лааримчику точно не поздоровится. И Хриму заодно.
А если сладкую парочку порешат, то… кто будет делать мне причёски, массаж и маникюры? Да и вообще — парни классные. Уж кто-кто, а они смерти точно не заслуживают.
В итоге я насупилась и протянула:
— За-ай…
Блондинчик нахмурил брови, насторожился весь.
— За-ай… ну ты ведь понимаешь, что он не со зла… ты же не обидишь Лаарима, правда?
Вождь уже не хмурился, глядел заинтересованно, с потаённой улыбкой. Догадался зараза, что с этого крючка не сорвусь. Однако когда заговорил, голос прозвучал серьёзно:
— Он предал своего вождя. И свой народ.
— Зай… ну какое предательство? Он же знал, что я никуда отсюда не денусь. И письмо взял из чистого любопытства.
— Что написано в письме?
Ага, так я и призналась.
— Зай… ну не будь занудой, а?
Я сложила губки бантиком, сделала шаг к кровати. И хотя внешне вождь остался спокоен, как гранитный постамент, клянусь — сердце у него замерло.
— Маша, дело очень серьёзное, — попытался возразить он.
Ага, знаем мы такие возражения! Цену себе набивает, падла. Ну и пусть. Мне ради Лааримчика ничего не жалко. Он лапочка, он мне помог, и вообще… он — единственный настоящий друг в этом мире, я его не предам!
— За-ай… ну что ты заладил? — взбираясь на постель, продолжала гнуть я.
Вождь всея блондинко замолчал и уставился выжидательно. А глазки-то потемнели, и дыхание сбилось, и полотенце… подозрительно шевельнулось.
Ох… Ну вот и всё, конец моему благочестию. Но спасение Лаарима того стоит. Думаю, ради меня Лаарим поступил бы так же.
И я на четвереньках поползла к Ирриару. Он, бедненький, аж приподнялся. Он — в смысле вождь.
Юбка была широкой, движений не стесняла, так что оседлать клыкастого вождя было просто. Села я скромно — на его ноги, а полотенчико — вот оно, только руку протяни. Но я до такой наглости ещё не созрела, поэтому не его потрогала, а себя…
«Ой, что-то сомнения грудь сдавили…» — мысленно приговаривала я, эту самую грудь «поправляя».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});