Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов - Владимир Першанин

– Ты чего на ходу спишь? Фриц бы нас сжег к чертовой матери.

– Диск кончился, – оправдывался наводчик.

Чистяков прекратил свару и приказал экипажу занять свои места. Пристально оглядел Хлебникова.

– Очухался или нет?

– Очухался, – буркнул Федор, перезаряжая автомат.

Впереди горела «тридцатьчетверка» и самоходная установка, одна из шести машин, оставшихся в обескровленном самоходно-артиллерийском полку. Еще одна «тридцатьчетверка», поврежденная, с дымившимся двигателем, отползала в низину и посылала снаряды в березовый перелесок.

Проследив направление, Чистяков разглядел длинный ствол и башню «пантеры». До нее было метров шестьсот. Неподалеку от «пантеры» меняла позицию «штуга». Комбат Болотов (Саня узнал его танк по номеру) вместе с новым Т-34-85 тоже вели огонь, но высовываться не рисковали. Правее стреляли другие танковые орудия, и наши и немецкие.

Крылов оказался умелым и хладнокровным механиком. Подогнал машину точно к указанному Чистяковым месту. Самоходка Рогожкина слегка отстала и заняла позицию в низине неподалеку от подбитого танка.

– Он же ничего оттуда не увидит! – воскликнул Хлебников.

Танкисты тушили пожар, выбивавшийся из жалюзи. Рогожкин, высунувшись из рубки, давал команды своему наводчику. Его орудие открыло навесной огонь, малоэффективный при стрельбе по одиночным целям.

Между тем две «тридцатьчетверки», в том числе новая Т-34-85, несколькими выстрелами подбили «штугу». Штурмовое орудие, дымя, уходило под защиту деревьев. Несколько танков теснили немецкие машины, развернувшись в цепь. Их поддерживала самоходная установка Пантелеева. Чистяков выстрелил в «пантеру». Снаряд взорвался с недолетом. Когда дым рассеялся, она исчезла.

На склоне загорелась одна из атакующих «тридцатьчетверок». Остальные увеличили скорость и уходили под защиту деревьев. Чистяков увидел сразу три немецких танка, в том числе «пантеру». Развернули машину, ударили в головной Т-4.

В ответ получили два снаряда. Один ударил в борт, отрикошетил, запахло горелым железом. Саню опрокинуло с кресла. Рядом ворочался Федя Хлебников, зажимая ладонью шею. Между пальцев текла кровь.

– Я знал, – выплевывал красную слюну сержант. – Этот день добром не кончится… отбегался.

Манихин бегло осмотрел наводчика. В Хлебникова угодило несколько мелких осколков брони, пробило щеку, плечо, один полоснул по шее.

– Не скули, жить будешь. Вот пакет, перевязывайся.

Чистяков наводил орудие на «пантеру», которая находилась дальше, но была более опасным противником, чем Т-4. Манихин напряженно ждал выстрела, чтобы перезарядить орудие. Фугас взорвался рядом с «пантерой», которая успела поджечь еще один атакующий танк.

– Мимо, – почти простонал старший лейтенант. – Вася, давай снаряд.

Сержант выбросил в открытый люк горячую гильзу, достал из боеукладки новую.

– Михаил, – позвал радиста Чистяков. – Свяжись с Рогожкиным, пусть выползает из своей ямы…

– Готово, – крикнул Манихин, защелкивая затвор. – «Пантеру» ведь мы подковали. Дергается на одном месте. Добивай ее, Саня.

Фугас, взорвавшийся рядом с «пантерой», смял одно или два колеса, разорвал гусеницу. Лучший танк вермахта имел надежную броню, дальнобойную пушку и мощный двигатель, который не пострадал. Но смятые колеса и разорванная гусеница не давали механику-водителю сдвинуть с места сорокапятитонную машину.

Двигатель ревел, стреляя сизыми выхлопами. Пушка «пантеры» не шевелилась, видимо, экипаж крепко контузило взрывом. Но и старший лейтенант Чистяков, оглушенный попаданием снаряда, никак не мог прицелиться – перед глазами мелькали темные пятна. Все же он нажал на педаль спуска.

Внезапно вынырнул из-за деревьев Т-4. Расторопный механик-водитель Ваня Крылов, сцепив зубы, резко сдал назад, уходя из-под прицела немецкого танка. Машину развернуло на скользкой плешине, но Крылов сумел уйти от смертельного удара в лоб. Бронебойный снаряд угодил в верхнюю часть двигателя позади рубки. Вскрыл решетку жалюзи, разметав в стороны мелкие обломки. От жара сразу воспламенилось топливо.

Крылов по инерции давил на педаль газа, но двигатель замолк. Он торопливо выбрался наружу. Чистякова вытащили под руки радист Гнатенко и заряжающий Манихин. Механик помогал выбраться Федору Хлебникову, в рубку уже пробивалось пламя из моторного отсека.

Придя в себя от боли, Федор оттолкнул Крылова и выскочил из люка сам. Экипаж старшего лейтенанта Чистякова дружно отползал от горящей машины, помогая друг другу.

– Успели, – бормотал Вася Манихин. – Как курята могли поджариться. Ванька молодец, увернулся от лобового удара, а то бы горели все вместе.

Наводчик Федор Хлебников был весь в крови, Манихин кое-как ковылял, у него не сгибалась нога. Но это не мешало заряжающему хвалить Ивана Крылова, материть сволочей-фашистов и радоваться собственному спасению.

Чистякова шатало. С трудом удерживая равновесие, он остановился и смотрел на дымившуюся «пантеру». Куда он угодил последним снарядом, Саня не знал, но это было неважно. Смертельно опасная немецкая кошка была обездвижена и застыла с открытыми люками.

Горел Т-4, который поджег их самоходку. Его уничтожила новая «тридцатьчетверка» Т-34-85. Выскочив на бугор, она молодецки добивала обездвиженную «пантеру». Немецкий экипаж ее уже покинул, не желая геройски умирать в обреченной машине. Снаряды калибра 85 миллиметров крушили броню, из люков показались языки пламени.

– Испеклась сучка, – грозил кулаком в сторону загоревшейся «пантеры» Василий Манихин.

Но их собственная машина полыхала вовсю, затем ахнул взрыв, на мгновение погасивший огонь. Чистяков увидел разваленную, смятую рубку, огромную дыру на месте крыши. Затем пламя заревело с новой силой, пожирая разбитую самоходку. Лейтенант Рогожкин бежал к ним.

– Все живы?

– Выползай наверх. Не видишь, немецкие танки сюда идут?

Чистяков закашлялся, все же наглотался дыма.

– А вы как? – растерянно топтался Рогожкин.

– Отвоевались… не видишь?

Прячась за кустарником и буграми, приближались два Т-4 с длинноствольными пушками и знакомое по недавнему бою приземистое штурмовое орудие «хетцер». Все три немецких машины сосредоточили огонь на новой «тридцатьчетверке». Ее экипаж отважно отбивался, но силы были неравные. Танк получил одно, второе попадание и отступал, огрызаясь редкими выстрелами.

– Чего ждешь? Беги к машине, выручай «тридцатьчетверку».

– Там три немецких «панцера», – выдавил Рогожкин. – А у меня снарядов всего восемь или девять штук осталось.

– Торопился все побыстрее выпустить? Бегом!

Наводчик его «зверобоя», не дожидаясь возвращения командира, вел огонь самостоятельно. Взрывы тяжелых фугасов заставили немецкие машины замедлить ход, искать укрытия. Это позволило новой «тридцатьчетверке» отступить. Ее орудие молчало, видимо, вышло из строя.

Зато бегло стрелял Т-34 с поврежденным двигателем, застывший в низине. Вскоре он загорелся, выскочили трое танкистов. Рогожкин быстрыми вихляющими шагами спешил к своей самоходке. Его словно подталкивал в спину взгляд старого приятеля, а теперь командира, Сани Чистякова.

– Бегом! – снова крикнул старший лейтенант. – Совсем башку от страха потерял.

Василий Манихин тронул Чистякова за плечо.

– Уходим… там и пехота следом.

К ним присоединились трое уцелевших танкистов. Восемь человек, контуженных, обожженных, с кое-как перевязанными ранами, отходили к островку леса. Чистяков видел, как несколько раз выстрелила самоходка Рогожкина, а затем стала быстро пятиться назад.

– Куда, гад! – орал Хлебников, весь в крови, но снова оживший. – А нас кто прикроет?

Неподалеку рванул снаряд. Когда подбегали к деревьям, мимо пронеслись два Т-4, поднимая клубы пыли. Затем показалась наступающая немецкая пехота. Передовой взвод охватывал краем опушку редкого леса. Офицер, увидев группу русских танкистов, приказал одному из командиров отделений:

– Не дай им уйти. Если выскользнут живыми, снова сядут в танки и будут нас убивать.

– Так точно, господин лейтенант, – кивнул унтер-офицер. – Этих упускать нельзя.

Отделение, человек двенадцать, ускорили шаг, а затем побежали, стреляя на ходу. Сержант-танкист, успевший снять с подбитой машины пулемет, махнул рукой остальным:

– Бегите, я прикрою!

– Некуда бежать, – опустился рядом Чистяков. – У меня двое едва ковыляют.

Он забрал у запасливого Васи Манихина ППШ, кивнул радисту Гнатенко, у которого имелся трофейный автомат МП-40:

– Останешься с нами. Остальные пусть уходят.

– Пропадете вы, – размазывая копоть по лицу, тоскливо проговорил Вася Манихин. – Да и мы далеко не уйдем. Надо всем вместе ударить, может, отобьемся.

Двое солдат из немецкого штурмового взвода быстро установили на сошки легкий пулемет «зброевку» с торчавшим сверху магазином. По ним сразу открыл огонь танкист из своего «дегтярева». Короткими очередями стреляли Чистяков и Гнатенко. Еще у троих имелись пистолеты, от которых толку было мало.