Вариант "Ангола" - Игорь Борисенко

– Эка загнул. Ведь их еще привезти надо! Не утонуть самому по дороге туда и обратно…

– А в бою как? Тоже ведь могут враги в первом походе потопить, разве не так?

На это Гусаров не нашел что ответить. Видимо, в своих мыслях он начисто отметал возможность гибели "Л-16" в первом же боевом походе от немецких глубинных бомб.

– Ладно, – буркнул он наконец после паузы, и выбросил за борт окурок. – Что об этом спорить…

– Тоже верно, – поддакнул я. – Так что, сигареты возьмете?

– Ну… давай.

– Вам каких, разных дать? "Честерфилда" у меня, конечно, больше всего, но пачки по три-четыре могу и других дать.

– Без разницы. Ты, товарищ Вейхштейн… как тебя по батюшке?

– Владимир Давидович.

– Ты, Владимир Давидович, меня извини – надо идти, вопросы нашего "потопления" прорабатывать. А то час "Ч" уже не за горами.

Надо сказать, что для отделения нашей лодки от "Л-15" был придуман хитрый план. На переходе существовала постоянная опасность подвергнуться атаке врага: по сообщениям разведки, переданным нам в Датч-Харборе перед отплытием, из Хакодате в неизвестном направлении вышла немецкая подлодка. Как знать, может быть, для охоты за нами? Также всегда стоило ожидать подлости от самураев. Их лодки вели в Тихом океане войну против союзного судоходства, могли заодно и в нас стрельнуть, "за Халхин-Гол", так сказать.

Конечно, эти опасности на нашем переходе особо не сказались. Идти в любом случае нужно было в надводном положении, ибо в подводном скорость ничтожная, и аккумуляторных батарей хватает на 60 часов – всего на 150 миль. Сигнальщики смотрели в оба. На мостике постоянно находилось не менее трех человек с биноклями. Уже два раза объявляли тревогу, но оба раза оказывалось, что она ложная. Сначала увидали перископ, но не успели сыграть тревогу – "перископ" взлетел, оказавшись чайкой. Второй раз вдалеке по правому борту увидали след торпеды, а на самом деле оказалось – кит.

Гусаров решил воспользоваться этой нервозной обстановкой. Договорились, что в 11.00 11 октября на мостике "Л-15" останутся только самые доверенные лица – Комаров, коммунист инженер Нестеренко, вахтенным встанет лейтенант Жуйко и надежный матрос. Мы сымитируем гибель, погрузившись и застыв на месте без работы двигателей, Комаров вызовет комендоров и скажет, что видел торпеды и перископ, прикажет открыть огонь. В результате, наша лодка будет "потоплена неизвестной подлодкой", и "Л-15" пойдет дальше одна. Вся команда "Л-15" при случае, подтвердит легенду в полной уверенности, что так оно и было.

Но просто "утонуть" было мало. Вода очень хорошо проводит звуки, так что близкий взрыв слышит вся команда лодки через ее тонкие металлические стенки. Поэтому наши умельцы – торпедисты и минеры – соорудили из двух снарядов часовую мину в деревянном ящике. Данилов, как самый сильный, должен был выбросить ее подальше за борт, где она взорвется, дав сигнал нам на погружение. Конечно, сила взрыва будет маленькой, но кто станет разбираться в тонкостях?

Команде о настоящих планах объявили на следующий день после выхода из Датч-Харбора. Я не бог весть какой психолог, но особого потрясения на лицах матросов не видел. Страха тоже, даже скорее интерес. Мне, кстати, пришлось выступить с краткой речью, потому как Вершинин, обычно такой словоохотливый, вдруг смешался и стал мямлить. Говорят, получилось у меня довольно внушительно – вот только беда в том, что я на самом деле никакой уверенности не чувствовал.

Рано утром одиннадцатого все были на нервах. Во-первых, давно уже не погружались, так что проводили проверку – как задраены палубные люки, убрано ли лишнее с мостика. Без пяти одиннадцать Данилов, по-молодецки ухнув, выбросил "бомбу" в море метров на пятнадцать по левому борту. "Л-15" должна была держаться правее, чтобы взрыв случился от нее подальше. Все, кроме командира, ринулись вниз по лестнице, хотя тревогу не играли.

Внутри люди напряженно ждали сигналов на своих постах. Горизонтальщики на рулях, трюмные на штурвалах управления балластными цистернами. Казалось, в полутемном помещении центрального поста от сгустившегося напряжения начнут проскакивать искры. Наконец, наверху, в боевой рубке послышался грохот – туда спускался с мостика Гусаров.

– Срочное погружение! – закричал вахтенный лейтенант Касай. И началось. Мы с Вершининым скромно притулились в углу, наблюдая, как спускается, капая стекающей с дождевика водой, Гусаров. Матросы колдовали с рулями, за бортом бурлила вода, врывающаяся в цистерну срочного погружения. Потом лодка накренилась на нос и пошла в глубину.

– Тимошенко, давай радио! – крикнул командир. Радист глухо ответил "есть". Он должен был передать обрывающуюся радиограмму: "Погибаем от…".

Как-то незаметно оборвался рев дизелей. Их воздухозаборники закрылись автоматическими клапанами, чтобы вода не прошла внутрь лодки. С помощью специальных муфт, называющихся "Бамаг", на валы включали гребные электродвигатели – только пользоваться ими мы пока не собирались.

– Пять метров, – доложил трюмный, главстаршина Левушкин. Потом, через некоторое время, добавил:

– Десять. Пятнадцать.

– Так держать, – тихо приказал Гусаров. Лодку выровняли. – Тихо по отсекам!

Стало так тихо, что слышно было, как люди дышат. На самом деле, когда гибнет корабль, тихо не бывает – вода с ревом врывается во внутренние помещения, ломает переборки и корпус. Этого мы сымитировать, конечно, не могли – понадеялись, что достаточно будет шума воды, проходящей в цистерны, а потом акустику "Л-15" поможет испуг и фантазия.

– Вот мы и утонули, – пробормотал кто-то.

– Дай бог, в последний раз! – отозвался другой.

Гусаров поднял руку, призывая к тишине. Крадучись, он переступил через комингс, направляясь в коридор за центральным постом, к выгородке радистов и акустиков.

– Шумы винтов. Добавили оборотов, проходят мимо по правому борту на большой скорости, – доложил Родин, командир отделения. – Также взрывы слышны – видимо, ведут огонь из пушки.

– Нашу бомбу слыхали?

– Так точно. Слабовато вышло.

– Что поделаешь, – Гусаров прислонился к стенке. За его спиной, затаив дыхание, теснились мы – комиссар, я, Сашка и инженер Глушко. Остальным по должности не положено было толпиться.

– Все, удаляются, – прошептал Леонов. Он сидел в наушниках и слушал шумы, поэтому шепот у него вышел довольно громким.

– Прощайте, товарищи! – проникновенно сказал Смышляков.

– Ты чего! – ткнул его в бок Глушко. – Какое, к черту, "прощайте" – до свидания!

– Да, Иван, что это ты такое говоришь, – пробормотал Гусаров, отрываясь от стенки. – Ну, товарищи, можно сказать, что первый этап нашего путешествия закончен. Он был не самым трудным… наверное, даже самым легким. Впереди путь длиной в десять тысяч миль, потом столь же долгое возвращение. Наберемся сил и сделаем все, что от нас требует страна и партия.