Братишки - Александр Афанасьев

Днепропетровск же был всегда на особенку тем, что, с одной стороны, в нем было немало лихого рабочего люда, чего говорить – громадный металлургический завод, не менее огромный прокатный, с другой стороны – в городе всегда была сильна мафия. ОБХСС можно было расстреливать всем отделом – это был рассадник мафии. А одним из выходцев из днепропетровского ОБХСС и был Горегляд. Он как раз зацепил излет советской империи, когда, с одной стороны, открывались кооперативы, а с другой – в Уголовном кодексе оставалась статья, по которой любая частнопредпринимательская деятельность являлась уголовным преступлением. На этом он заработал немало, а потом и вовсе перешел на полное содержание кооператоров, ставших бизнесменами и рейдерами. И тот факт, что ОБХСС превратился в ГУПБОП, УССР в Украину, красный флаг сменил жовто-блакытный, ничего не изменило по сути своей…

Но и кооператоры, а потом и заговорщики, привлекая Горегляда в свои ряды, делали ошибку. Кем он оставался? Да никем. Человеком, предавшим интересы службы, присягу, которую он давал, и народ Украины. Службистом с гибким позвоночником, готовым организовывать и заносить… организовывать свадьбу для дочери начальника, а заносить долю от своих доходов. Он не был ни солдатом, ни ментом, он никогда ничего не создавал, и для него ничего не было свято. Готовить переворот с такими людьми было подобно тому, как строить каменный дом на песке без фундамента…

И умер он, сам не понимая за что. Просто он спускался к своей машине по лестнице в подъезде, в котором была новая его квартира, и получил удар ножом. Нашли его через несколько минут спешащие на работу соседи, но он уже не дышал. Дело почему-то возбудили по статье «Тяжкие телесные, повлекшие смерть» – возможно, чтобы не вешать себе на шею нераскрытое убийство – и начали отрабатывать версию ограбления, хотя ничто не указывало на это. Профессионала насторожило бы то, что майор Горегляд убит с одного удара – далеко не каждый так владеет ножом, чтобы убивать с одного удара…

Но профессионалов в милиции больше не было.

В отличие от МВД СБУ в этом деле особо не светилось. Хотя и вело партию…

Низенький, плотный, как гриб-боровик, человек, увидев тормознувшую у тротуара «Вольво», в два скачка пересек газон и ввалился в открытую дверь. Машина моментально набрала ход, встраиваясь в поток.

– Ну? – спросил сидящий впереди человек, не оборачиваясь. – Обделались?

– Никак нет, – недовольно сказал низенький.

– Обделались. Ты в курсе, что в Киев уже запрос пришел по вашим… художествам?

– Товарищ полковник, группа наблюдения мне не подчинялась, так? И в город они полезли по собственной инициативе. Не зная броду…

– Еще и огрызаешься. Ладно. Можно сказать – вину за Шахты ты искупил. Да и исполнитель… уцелел каким-то чудом. Кстати, кто он?

– Профи.

– Да я уж вижу.

– Не похож он на уголовника.

Человек на переднем сиденье замолчал. Машина шла через мост, перекинутый через могучий Днепр. Мощь реки и мощь перекинутого через нее моста, по которому могли ходить железнодорожные составы, поражала.

– Мы закончили его пробивать по братве в Ростове. Нет никаких признаков того, что он подставной. Знают многие, и по милиции, и по братве, и в Союзе афганцев. Вроде как отошел в последнее время, но с девяносто второго он однозначно был в движении. И он не подставной, все фотографии соответствуют.

– Может, долгосрочное внедрение?

– Может – не может! – психанул начальник. – Все умные, как утки, когда не надо! Свое бы дело делали, как надо!

Молчание.

– Как он выжил? Интересно, как он выжил?

– Он профессионал. Воевал в Афганистане.

– Афганцы тоже разные бывают. Ты ничего там не заметил?

Низенький задумался.

– Было что-то… чувство неприятное, как будто бы следят.

– Чувство – это хорошо.

– Я серьезно, Виктор Павлович.

– Пишешь?

– Нет, конечно. Как вы…

Человек на переднем сиденье сухо сказал:

– Шучу. Главное – исполнитель по-прежнему у нас. А вот доказы – доказов мы лишились. Съемок у нас больше нет – с концами. Да и… шустрика нашего не мешает все же… проверить окончательно. Заодно и базу восстановить, а?

– Как?

– Проверить – есть только один способ.

– Какой?

– Как блатные проверяют. Повязать кровью.

Низенький эсбэушник потер подбородок.

– Можно, конечно. Но если он и в самом деле подставной – какая им разница от одного убитого хохла.

– А от МВД?

– Виктор Палыч… вы чего? Война же будет.

Один из организаторов, из высшего уровня заговорщиков, отставной кагэбэшный подполковник, отправленный из органов в связи с декоммунизацией, заговорил собранно и зло, с дребезжащим от ненависти голосом:

– Нет, это вы у себя в Большом доме охренели, Дима, от безнаказанности. Жора ни хрена не сделал, организовал все фигово, нас подставил под молотки, запорол все, засветился и нас чуть не засветил, а ты его живым оставлять хочешь?

– Он из центрального аппарата. Если его убьют здесь, в моей зоне ответственности…

– Так замочи его не здесь! На дороге замочи! Или там – в Киеве. Но он – уже мясо. Гнилое мясо. А знаешь, что с мясом делают?

…

– Запаивают в банки и сверху пишут: говядина.

Полковник опустил окно машины и плюнул на дорогу.

– Короче, решай вопрос. Это приказ.

…

– Останови здесь. Заодно и… шустрого подвяжешь. Терминатора нашего. Москали прислали киллера, он сначала подполковника МВД завалил, потом и Папу. Киевский терминатор. Звучит как, а…

Машина замигала поворотником.

Украина, близ Киева

Дача

30 ноября 2001 года

Обдумай стезю для ноги твоей, и все пути твои да будут тверды.

Так и не понял, что произошло. А понимать надо – если хочешь выжить.

Из Днепра меня вывезли в Киев. Было так: сначала отвезли на квартиру в Днепропетровске, типичную, кстати, конспиративку, но почти сразу же оттуда забрали. Меня и Бандеру раздельно. Рванули, как я понял, в Киев – на трех машинах, в том числе и на моей. Судя по манерам, я понял – это уже не менты, как те, кто организовал провально-идиотскую «подготовку» в России. Это круче будет.

Контора…

И вроде бы мы уже разные государства, но Контора все же одна. Общая…

Одна на всех.

Вывезли на какую-то то ли дачу, то ли пансионат – и вот тут-то режим ужесточили, немного, но ужесточили. Комната без окон, стальная дверь, запирающаяся на ключ, – похоже было на какой-то следственный изолятор для важных персон. Ну и допросы. Два следователя, меняются по очереди. Методика простая – один и тот же вопрос задается два, пять, десять раз в различных вариациях. Ответы сравниваются, и выявляется замаскированная ложь. Для того чтобы выдержать такой допрос, надо иметь специальную подготовку.

У меня ее не было, поэтому я принял решение – как можно ближе к правде. Правду тоже можно преподнести очень по-разному.

Чем интересовались? А всем. Что произошло в Восточном Донбассе, как себя вели мои охранники. Часто повторялся вопрос, не работаю ли я на ФСБ.

А через два дня появился еще один допрашивающий, третий. Тот самый, низенький, плотный – только одет он был намного лучше и на работягу уже не был похож. И вот с ним разговор наш с самого начала пошел совсем по-другому.

– Вы понимаете, что мы вам не доверяем? – в лоб спросил он.

Я смотрел на него… и видел человека уже нового поколения. Знаете, чем отличается старое поколение от нового? Старое выполняет приказы. Сверху донизу. Новое – принимает решения. Вот потому и прикинуто это новое так, что раньше ЦК КПСС с их синими финскими костюмами не снилось…

– Понимаю. И? Как мне заслужить ваше доверие? Прыгнуть с парашютом?

– Напрасно иронизируете. Вы понимаете, что в вашей ситуации недоверие может означать только одно?

А вот это ты зря. Научился у уголовников, а этому не стоит учиться…

– Понимаю.

Низенький бросил на стол карточку.

– Знакомое лицо?

Ну как же? Тот самый офицер, что был на границе. Подполковник.

– Да. Главный…

– Он тоже больше не заслуживает нашего доверия. Понимаете, о чем я?

Да… а ведь говорил – убью я тебя, подполковник. Говорил – вот так оно и вышло. А все почему – есть одно правило по жизни. Если ты живешь по беспределу, то и с тобой поступят по беспределу.

Так вот…

– Итак? – не выдержал низенький.

– Где?

– Здесь. Заодно и… попрактикуетесь. Промаха по главной цели быть не должно, не так ли?

– Так. Но есть одно условие.

– Вы не в том положении, чтобы ставить условия.

– В том, в том. Вы отпускаете Наталью.

– Простите?

– Липчинская Наталья Валерьевна. Проживает…

По реакции – а реакции я смотреть умею, – я понял: и в самом деле не знает. Это очень может быть, учитывая, что в деле участвуют двое – милиция и Контора. Похитить бабу – это почерк скорее милиции, там всегда беспредельщиков хватало. Контора работает тоньше – например, запишет, как ты этой бабе изменяешь, и начнет тебя шантажировать.