И приходит ночь - Эллисон Сафт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прежде чем она смогла успокоиться, Хэл пощадил ее и отвел взгляд. Какой бы проблеск эмоций Рен ни видела у него, он исчез.
– Что? – спросил он.
Обвинение, заключенное в одно слово. Словно у нее была власть над ним.
– Это зрительный контакт. Или никому не разрешено смотреть в глаза его высочеству?
– Разрешение не имеет отношения к делу.
Действительно. Вот только никто другой не осмелился бы рискнуть.
– Твоя магия исчезла, – сказала она быстрее, чем смогла обдумать слова. – Не так ли?
Хэл не ответил, но воздух вокруг него потрескивал от напряжения.
– Я так думаю. – Рен приблизилась к нему. Она хотела увидеть его страх. Она хотела увидеть его стыд. Однако он не показал ни того ни другого, хотя теперь в скучающем взгляде горел вызов. – Теперь я понимаю, почему ты исчез, Жнец. В таком положении у тебя нет ни единого шанса выиграть выборы. Ты сбежал, поскольку не хотел, чтобы они поняли, что ты бесполезен. Верно?
Услышав свой титул, Хэл вздрогнул. Его голос, однако, был таким же ровным и холодным, как всегда.
– А что насчет тебя? Ни для кого не секрет, что случилось после смерти твоей матери. Хотя тебе удалось избежать изгнания, ты родилась в позоре и не можешь избавиться от него, как бы отчаянно ни старалась.
– Ты ничего не знаешь обо мне, – выплюнула она.
Рен задрожала от нерациональности своего ответа, но ярость почти лишила ее дара речи. Никто, кроме Изабель, никогда так явно не проворачивал нож в ее величайшей неуверенности. Никто, кроме Изабель, никогда не был так намеренно жесток. Не сказав больше ни слова, она встала и ушла.
Все чувства, которых она избегала, поджидали ее в тени собственной комнаты. Ее молчаливые обвинители: страх, давление, стыд. Они окружали ее до тех пор, пока она не перестала видеть что-либо за дымкой собственной неудачи. Как бы сильно она ни хотела быть лучше, быть сильнее, Хэл добрался до нее.
Она бесформенной кучей сползла на пол и заплакала.
10
В холодном свете утра в происходящем не появилось больше смысла, чем прошлым вечером.
Рен провела бессонные часы, размышляя о том, что произошло и что это значило для нее. Все, чего она добилась, – налитые кровью, опухшие глаза. Она стояла перед зеркалом в ванной, вздыхая над своим измученным отражением. Через тридцать минут у нее была назначена встреча с Лоури, и она не могла прийти к нему в таком виде.
Это был тщательный процесс, великая иллюзия – превратить себя из девушки с красными глазами в квалифицированного медицинского работника. Она умылась холодной водой, посыпала покрытые пятнами щеки тальком и аккуратно заколола волосы. В итоге она была словно рыцарь в доспехах. Ее уверенной улыбки будет достаточно, чтобы убедить Лоури, что все в порядке.
Она все еще выглядела доведенной до отчаяния – выдавала легкая злость в глазах, – но в свете того, как сильно изменилась ее жизнь, Рен начала подозревать, что слабое чувство безысходности стало ее постоянным атрибутом. Она снова включила воду и помыла руки. Горячая вода – вероятно, еще одно чудо электричества – успокоила боль в суставах. Пар поднялся вверх, посеребрив зеркало конденсатом.
Как ей не испытывать отчаяния? Хэл Кавендиш жив и находится здесь, и она совершенно не могла понять, почему Алистер Лоури вызвал ее, чтобы исцелить человека, которого она презирает. Если бы она действовала на эмоциях, все, что потребовалось бы, – это одна перерезанная артерия или нейрон, и Жнеца Весрии не стало бы. Лоури знал это так же точно, как знал, какие напряженные отношения между их странами. Сокрытие от нее личности Хэла не было незначительным упущением – или благоразумным. А значит, единственным логичным объяснением было то, что Лоури считал имя ее пациента не важным. Или он просто не знал, кто он такой.
Нет, даже Лоури не мог быть таким глупым, чтобы принять Жнеца Весрии за обычного мужчину. Впрочем, Кернос веками сохранял нейтралитет, да и само поместье скрывалось далеко в горах Драмлах. Лоури сам признался, что не следил за политикой до этого момента. Тем не менее все еще оставалось слишком много вопросов. Как Хэл попал сюда? И что он планировал, выдавая себя за слугу, в то время как его страна готовилась к войне?
Не то чтобы хоть что-то из этого будет иметь значение, когда через две недели она с Хэлом уедет отсюда. Ранее Рен набросала письмо в местную транспортную компанию, и, когда мальчик-слуга принес ей завтрак, она сунула конверт ему в руку вместе с двумя золотыми монетами. Он вернулся наполовину замерзший два часа спустя с ответом.
Р…
Сегодня из-за погодных условий слишком опасно уезжать, но через две недели мы сможем спуститься с горы. Встретимся ровно в 05:00. Счастливо оставаться.
– Эдвард Коллинз,
Транспортная компания «Алдешот След»
Все, что ей следовало делать до этого момента, – продолжать строить из себя целителя. По вчерашнему осмотру она могла сказать, что состояние Хэла критическое. Она должна вылечить самые опасные симптомы, прежде чем перевести его в другую комнату, не говоря уже о том, чтобы ехать через всю страну в снежную бурю.
«Всего четырнадцать дней, – напомнила она себе. – Ты сможешь сделать все что угодно за эти четырнадцать дней». Даже солгать самому влиятельному человеку в Керносе и вылечить самого разыскиваемого человека в Дану.
Рен вздрогнула от внезапного укола в руках. В раковине плескалась розовая от крови вода. Холодный воздух прошлой ночью высушил ее кожу, и она была так рассеянна, когда мыла руки, что, должно быть, натерла их до крови. Она закрыла кран. Кровь скользкой струйкой стекала с кончика ее пальца, затем с глухим шлепком упала в белую как кость раковину.
Как раз в этот момент чей-то стон – далекий, почти приглушенный – заставил мурашки пробежать по коже. «Что это было?» В звуке слышалась крайняя степень отчаяния.
Поспешно залечив ссадины на руках, Рен выскользнула из туалета в коридор. Из комнат не доносилось ни звука, кроме до боли знакомого тиканья часов. Воздух кипел от возмущения.
«Это место принадлежит живым, и оно больше не ваше», – подумала она.
Нет, она не будет поддаваться панике из-за такой чепухи. Привидений не существует. Она просто слышала стон дома, когда он раскачивался на ветру, а бессонница добила ее
