Белая тетрадь - Софья Ролдугина

— Ты!!!

Невидимый вампир завозился, и из шевелящихся кустов донеслось смущенное:

— Я не смотрел, честное слово. Просто тебя уже час нет, я забеспокоился и решил проверить…

— Ча-ас? — нехило я задумалась. Или это погружение в память матерей… Впрочем, неважно. Вопрос: сказать или нет? Ответ: да какая разница. Пусть знает.

— Ксиль… Я обращалась к памяти матерей… В общем, я знаю, как пройти второе испытание.

— Правда? — искренне обрадовался вампир. — Здорово. Я не знал, как тебе все объяснить…так, чтобы ты поняла и приняла это.

Я чуть не заплакала от обиды. Дура. Еще на что-то надеялась… На что, интересно? На то, что он прослезится и благородно пожертвует собой, заранее просветив меня насчет целей своей миссии, а на прощанье шепнет тихое «люблю»?

Ладно, хватит истерик. Раз ничего нельзя изменить — надо принять судьбу с поднятой головой. И получить от этого удовольствие.

— Если ты смотришь в мою сторону, Ксиль — а мне почему-то кажется, что это именно так — отвернись, пожалуйста. Мне нужно выйти и одеться.

В ответ послышались шорохи, и я различила в прибрежных кустах спину вампира. Он терпеливо сидел, с интересом рассматривая темный лес, и не делал попыток обернуться. Я с опаской прошлепала на берег, вздрагивая от порывов ветра. Быстро растерлась жестким полотенцем, натянула на все еще мокрое тело одежду, непроизвольно ежась, наклонилась за вещами…

На плечи мне опустился нагретый плащ из мягкой ткани. Я возмущенно обернулась, наткнувшись на нахальный синий взгляд.

— Не могу смотреть, как ты дрожишь.

— Смотреть?!

Максимилиан неопределенно пожал плечами — мол, что такого? — а потом вдруг расхохотался, подхватил меня на руки и закружил по поляне. Я бешено рванулась — безрезультатно.

— Отпусти меня! Сейчас же!

Я изо всех сил — и магических, и физических — ударила взбесившегося вампира. Уж не знаю, какая из многочисленных «подножек» сработала, но Максимилиан запнулся и полетел, не отпуская меня. Я сопротивлялась, и мы, сцепившись, покатились по траве. Подурачившись немного, он легко одержал верх и прижал мои руки к земле, нависая над самым лицом. Моим. Злобным.

— Зачем?

— Ну ты же согрелась, — со смехом отозвался вампир, наклонившись еще ниже. Его пальцы пылали ненормальной для человека, но, несомненно, обычной для охотящегося вампира температурой, в глазах плясали безумные искорки.

— А тебе-то что от этого?

— Весело, — коротко ответил князь и неожиданно поцеловал в губы. Пока приходила в себя, судорожно хватая ртом воздух, легко поднялся на ноги и отправился к чернеющей на фоне неба линии деревьев. Обернулся, почти неразличимый в темноте, холодно произнес:

— Так ты идешь?

Я с трудом встала и поплелась вслед за вампиром. Голова шла кругом. Н-да, денек…

Идти было не далеко — всего минут десять. Потом он остановился, бесцеремонно закинул меня на плечо и, как белка, взлетел по дереву. "Высоковато", — подумала я, с опаской глядя далекую землю. Тем временем меня аккуратно сгрузили в «гамак», гибкая тень скользнула следом, полог сомкнулся с краями. Ставший привычным покой «кокона», тепло, накопившаяся усталость накатили разом, утягивая в черную бездну без сновидений.

Но не тут-то было.

— Ты злишься на меня, мелкая? — виновато спросил он, проводя горячими пальцами вдоль позвоночника.

— Нет, — буркнула я, мгновенно просыпаясь. — Попробуй позлиться на такого. Не понимаю только, что на тебя нашло.

— Я сам не понимаю, — задумчиво протянул Максимилиан, продолжая выписывать на моей спине узоры. Я недовольно повела плечами, и обжигающие пальцы тут же исчезли. — Наверно, полнолуние.

— На вампиров не действует полнолуние…

— Я могу загладить свою вину? — внезапно перебил он.

— Можешь. Если дашь мне спокойно выспаться хоть один раз — будешь прощен, — неуклюже пошутила я, пряча за шуткой беспокойство. Что с ним, в самом деле? Неужели совесть мучит за мое предстоящее убийство? Что-то не верится…

— Я серьезно, — он приподнялся на локте. — Хочешь посмотреть мои сны?

Что-о? Я ослышалась? Торопливо перевернулась с боку на бок, пытливо уставилась в синевато мерцающие во мраке глаза. Похоже, не шутит.

— А…можно?

— Можно, — улыбнулся он в темноте.

— Что нужно для этого сделать? — хрипло от волнения спросила я, пока он не передумал. Увидеть его сны… За это и умереть не жалко.

Впрочем, я и умру. Завтра. Спасибо за прощальный подарок, князь…

— Тебе — ничего, — просто отозвался он. — Просто закрой глаза и доверься мне.

Я послушно сомкнула веки. Вампир притянул меня к себе, прижимая к раскаленной коже, и через мгновение я почувствовала, как чужая, незнакомая воля заполняет мои мысли.

— Спи… — выдохнул он мне в ухо. Я дернулась…и заснула.

Я стояла, опершись на каменные перила. Далеко внизу лежала долина, затянутая серебрящимся в неверном звездном свете туманом. Холодный горный ветер трепал мои волосы, забирался под плащ, пробирая до самых костей. Иногда его порывы срывались с острых замковых шпилей и, вырывая из туманного моря белесые пряди, обнажали черные верхушки исполинских елей. Я задумчиво провела рукой по шероховатому, чуть теплому камню. Такая глубокая, звенящая тишина бывает только ночью высоко в горах, когда прозрачное иссиня-черное небо наклоняется к самой земле, и звезды, похожие на хрупкие хрустальные сосуды, наполненные холодным светом, парят среди заснеженных вершин. Вокруг на тысячи километров — никого, даже этот замок кажется заброшенным. Прикрыв от наслаждения глаза, я полной грудью вдыхаю холодный влажный воздух, но не могу уловить ни запаха дыма, ни живого человеческого тепла, которое остается, даже когда дом уже давно покинут. Только пронзительная озоновая свежесть, в которую вплетаются иногда земляные ноты и острый смолистый привкус мокрой хвои.

— Конец августа — не лучшее время для визита, — вполголоса замечает Максимилиан. — Лучше было бы приехать в мае, когда в горных долинах распускаются цветы.

Осторожно скашиваю глаза в его сторону. Он с комфортом расположился в нише между разрушенными зубцами, закинув руки за голову. Глаза прикрыты, на длинных ресницах мерцает иней. На губах играет полуулыбка, а князь, покачивая босой ногой, тихо продолжает:

— Лето здесь короткое, всего два месяца, но очень жаркое. За долгую зиму земля успевает соскучиться по солнцу и поэтому все дни напролет жадно впитывает свет и тепло. Воздух становится горячим, как в печи. Зато по ночам… В юности я часто убегал из замка после заката и часами бродил по горным долинам. Это было странное ощущение: земля мягкая и как будто греет, и от травы под ногами тоже исходит чуть уловимое тепло и пряный запах — а с ледника дует холодный влажный ветер с привкусом снега… Я возвращался домой уже на рассвете, и голова кружилась от чувства свободы и абсолютного счастья. В те дни я не ощущал голода и почти не вспоминал о родителях. А если вспоминал, то рядом был Тай, и он всегда находил слова. И я снова забывал обо всем — до самой осени… Долгих семьдесят лет…