Резервация разума - Сергей Самаров

– Мне одному легче, товарищ майор. Привычка.

– Как хочешь, тебе виднее. Я думал, ты с солдатами своими привык. Удачи тебе, Троица.

– Спасибо, товарищ майор. Конец связи.

– Конец связи.

С солдатами я, конечно, привык. Но одно дело с солдатами, которыми я командую, отправляться на сложное задание, и совсем другое дело с офицером, который, во-первых, старше меня по званию, и, естественно, пожелает командовать, а, во-вторых, когда капитан Волков посмотрит своим волчьим взглядом, у меня рука интуитивно ищет спусковой крючок автомата. Трудно в такой обстановке сохранять хладнокровие. А оно при таких действиях необходимо.

– Троица, – снова начал разговор майор Медведь, хотя я думал, что он уже все сказал.

– Слушаю, товарищ майор.

– Эта группа «матрасников», что под горой копалась, собрала все, что можно унести, несколько вьюков солдатам на спину взвалили, и унесли. Двинулись в сторону своего лагеря. Идут нагло, ни передового, ни бокового охранения не выставляют. Как будто дома по пляжу гуляют. Будто пустые бутылки собирали.

– Они везде и всегда такие же наглые. Мне рассказывали, товарищ майор, что в Донбассе их за это же сильно наказывали. Нарвутся, попросят, придется и нам наказать.

– Лучше обойтись без этого. Ты уж постарайся.

– Обязательно. Но днем они и в лагере часового не выставили. Ходит там один, то ли офицер, то ли сержант. И больше никого нет – только повар и трое из ученой братии. Какими-то приборами пользуются. Что-то измеряют, и данные на компьютер перебрасывают. Я вот и думаю, не забрать ли с собой их ноутбук? Может, сгодится профессору Вильмонту?

– Виталию Витальевичу любые данные будут интересны. Только идти на банальное воровство – не слишком достойно. У тебя же есть, кажется, сканер, который с ноутбука все данные спишет. Не забыл, как им пользоваться?

– За два дня даже при желании забыть сложно. Так, пожалуй, и сделаю. Кстати, товарищ майор, уже темнеть начинает. Солнце за горы заходит. Мне пора собираться.

– Мотай. – согласился Медведь.

В принципе, собираться мне было нечего. Я просто снял с плеч свой рюкзак, вытащил из него сканер, обладающий функциями RFID-ридера, то есть, умеющий в принудительном порядка считывать закрытую информацию. Потом переложил из рюкзака в кармашки на боках бронежилета пару гранат «Ф-1», прихватил с собой на всякий случай моток темно-зеленой лески – это на случай, если будет преследование, и мне понадобится установить у себя за спиной «растяжку», переменил магазин автомата, и все. Я был готов. Посмотрел на небо. На глазок определил, когда наступят густые сумерки, а когда придет настоящая ночная темнота. На мой взгляд, подошло время выступать. И, забросив ремень автомата за плечо, но ствол выставив вперед, чтобы всегда иметь возможность дать очередь от пояса, я резко и решительно шагнул между двух валунов.

Так автомат во всем взводе носил только я один. Солдаты предпочитали носить оружие, как их учили, в том числе, и я учил и обязывал – на коротком ремне, переброшенном через шею. Так приклад сразу упирается в плечо, и на произведение очереди требуется меньше времени. Но так оружие носят специально для прицельного выстрела или прицельной очереди от плеча. Стрелять на ходу с пояса, как правило, предпочитают солдаты, вооруженные ручным пулеметом. Но в случае с пулеметом очередь имеет функцию не столько прицельной стрельбы на поражение, сколько функцию прижимания противника к земле с невозможностью вести встречный огонь, что дает преимущество своим в перемещении и подготовке к активной фазе боя. Я же с короткой дистанции из автомата стреляю с пояса почти так же, как от плеча, что не умеет делать большинство солдат. Это моя особенность. Как говорят, дар Божий. И потому позволяю себе такое ношение оружия. При этом не позволяю солдатам. Впрочем, я проверял. Как правило, кто любит автомат на поясе носить, стрелять с пояса точно не умеет. Чувствовать себя исключением слегка приятно.

К сожалению, светошумовых мин, которые так выручили меня минувшим вечером, меньше суток назад, не только у меня, во всем взводе больше не осталось. Две последние из рюкзака взводного сапера рядового Сани Глумковского, я и израсходовал. Но израсходовал с толком. Такие мины мне в новой операции весьма пригодились бы. Лучше временно ослепить и оглушить противника, с которым официально не воюешь, чем воевать по-настоящему, если придется вообще воевать. Но, если уж придется, значит придется.

Я хорошо запомнил путь, который рассматривал в светлое время суток в бинокль, И тогда же наметил ориентиры для перемещения в темноте, и мне не требовалось заглядывать в карту своего «планшетника», чтобы свериться с навигатором. Я был уверен, что иду по продуманному маршруту. И подтверждением тому стали две вертикальные скалы, выветренные ветром до толщины стволов старых деревьев. Эти две скалы я рассматривал в бинокль, и внутренний головной компас не подвел меня. Шел я правильно. Теперь предстояло обогнуть по полудуге скопление неровно колотых природой камней, на которых в темноте легко и ноги переломать. Я обогнул, и сделал ровно столько шагов в сторону, сколько сделать мне было необходимо. Не больше и не меньше. Для проверки я все же поднял свой бинокль с тепловизором, и посмотрел в нужном направлении. Именно так. Я не искал нужное направление, я сразу посмотрел туда, куда следовало, и сразу нашел палаточный лагерь «матрасников», где уже догорел, но еще давал тепло прогретыми камнями и не остывшими полностью углями, костер, на котором готовили ужин, похоже, совмещенный с обедом. Эти камни хорошо смотрелись в тепловизоре. Людей видно не было. Должно быть, с наступлением темноты все разбрелись по своим палаткам. Я, признаться, не знаю, какие в американской армии армейские палатки. Российские армейские палатки я бы сразу выделил. Здесь предстояло гадать. Но, в принципе, пока это и не имело для меня никакого значения. Я точно знал, в какую именно из палаток мне необходимо заглянуть, и шел именно туда.

Я убрал бинокль в футляр, и снова двинулся вперед, теперь уже больше обращая внимание не на направление, потому что ошибиться в направлении я уже не мог, а на дистанцию. И в нужном месте, уже преодолев значительную часть открытого пространства, залег, чтобы дальше передвигаться ползком. При этом я чувствовал неопределенное беспокойство, хотя и не понимал, чем это беспокойство вызвано. По большому счету, я давно уже разучился волноваться в критических ситуациях. Значит, мое беспокойство не было элементарным волнением. Чем тогда оно было вызвано. Я полз, чтобы не терять время, и только тогда, когда до остывшего костра оставалось метров пятнадцать, понял. В палаточном лагере не было часового. Я не поверил, что спецназовцы, даже американские, настолько пренебрегают очевидными мерами безопасности, что не выставляют на ночь часового. Когда они могут часового не выставить или, попросту говоря, намеренно убрать? Вывод был очевиден. Только тогда, когда они считают противника дураком, и пытаются заманить его в простейшую ловушку.

Я кожей ощутил опасность. Да, несомненно, меня сейчас рассматривали в бинокли и, вероятно, в оптические прицелы. Меня держали на мушке. То есть, меня здесь ждали. И дураком оказался именно я. С этим я готов был согласиться, хотя вполне могло оказаться и так, что я просто перестраховываюсь. И опасаюсь того, чего на самом деле нет. Однако своим ощущениям доверять я привык. И потому всегда, как и в данный момент, на них полагался. Если кожа чувствует, что она на прицеле, значит, так оно и есть. При этом я полагался на свою подготовку российского спецназовца, который знает, что не бывает безвыходных ситуаций. Сложные – бывают, даже чрезвычайно сложные, почти катастрофические, но именно в одном слове таится вся правда – в слове «почти». Это слово, это понятие всегда оставляет шанс на успех. Какой шанс оставлен мне, я тоже хорошо знал – Это небывалая дальность стрельбы новой винтовки Ассонова.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

И потому я мысленно попросил шлем соединить меня с моим смартфоном:

– Слушаю! – сразу отозвался старший лейтенант Епиханцев. – Хорошо, что ты позвонил. Я не знаю, видишь ты или нет, но за тобой наблюдают. Двоих дальних, что со снайперскими винтовками были, я ликвидировал. Выстрелы слышно не было?

– Нет. Не слышал.

– Хорошо. Глушитель мощный. С такого расстояния выстрел и не должен быть слышным. Но работает робот отлично. Снимать оставшихся четверых?

– Не надо. Но на прицеле держи. Меня, скорее всего, поведут в погранотряд. Для выяснения личности. Когда ефрейтор Ассонов сообщит тебе на смартфон, что он меня видит, стреляй по сопровождающим. Сержанта лучше оставить в живых. Для допроса. Ассонов пусть тебе поможет. Задачу ты ему поставишь. А я пока загляну в палатку, в которую и хотел заглянуть. Там меня, скорее всего, и поймают. Только сначала с Ассоновым свяжусь. Да, еще. Ты грузинский язык, случаем, не знаешь?