Серпентес - Аллен Дуэль

– У тебя есть девушка?

– Была.

– Что случилось?

– Пожар.

Эйлин не спросила больше ничего. Она ценила открытость, хоть и считала Мейсона кретином. Эйлин обвила руками его шею и уткнулась в нее носом.

Мейсона тоже начало трясти. Ему нужна была помощь, и она стала его спасательным кругом. Эйлин обняла его так крепко, как только смогла. Вот так случайно, из-за ужасного стечения обстоятельств два человека помогли друг другу обрести безопасность и покой. Они делились теплом своих тел и создавали вокруг себя щит, барьер от внешнего мира из света, чего-то чистого и настоящего.

Дверь в лазарет открылась, и в проеме показались Томас, Стилла и Трикс. Увидев ребят, они так и остались у дверей. Мейсон разомкнул объятия, и Эйлин резко почувствовала груз внешнего мира.

– Руки от нее убрал! – злобно произнес Томас.

– Пошел ты… – тихо ответил Мейсон.

– Может, вы померяетесь своим эго в другой раз? – Стилла стрельнула взглядом в обоих парней.

Эйлин почувствовала, как к горлу подступает тошнота, а голова начинает болеть еще сильнее. Ребята продолжали что-то кричать, стоя у двери. Пытаясь подняться с постели, Эйлин услышала голос: «Серпентес. Серпентес рядом», – повторял шепот в голове.

Эйлин встала с кровати и посмотрела на друзей. Ее слух пропал, она просто наблюдала за их действиями. Сознание начало проваливаться. Последнее, что она увидела, – как друзья бегут к ней.

«Серпентес рядом. Серпентес ждет», – услышала она и повалилась на пол.

– С ней все будет хорошо?

– Конечно. Она многое перенесла, но состояние уже приходит в норму.

Эйлин приоткрыла глаза. Голова болела меньше, а слабость ощущалась не так сильно. От долгого лежания ныли мышцы. Эйлин казалось, что она проспала год и только сейчас очнулась.

Первым, что увидела Эйлин, были белые и темные волосы. Трикс и Стилла стояли к ней спинами и разговаривали с врачом.

– С пробуждением! – Мисс Дэви взглянула на Эйлин.

Девушки обернулись и с радостью посмотрели на нее.

– Сколько я спала? – В горле пересохло, и хотелось пить.

– Несколько дней. Мы так за тебя испугались! – В карих глазах Трикс читались страх и небольшое облегчение, что Эйлин наконец-то очнулась.

– Ого! Зато выспалась. – Шутки получались такими же вялыми, как и состояние Эйлин.

– Эйлин, ты помнишь что-нибудь? – Стилла села на край кровати.

– Смутно. Помню Вилда. Темное помещение и… – Она запнулась.

Она резко подумала о том, что в глазах подруг будет выглядеть ненормальной, если расскажет о светящихся глазах и стае змей, которые покусали Вилда. Может быть, ей просто показалось после удара об батарею.

– Эйлин, Вилд мертв. Все говорят, что причиной смерти стал змеиный яд в огромных дозах.

«Значит, не галлюцинации».

– Я смутно помню. Он говорил, что я разрушила его наркобизнес.

– Больной ублюдок! – выругалась Стилла. – Я бы убила его второй раз, если бы могла. Прости! Это все из-за меня.

– Ты здесь ни при чем. – Эйлин взяла подругу за руку.

– Давайте мы опустим это ужасное событие и поговорим о чем-то более приятном. Ты помнишь обнимашки с Мейсоном? – Беатрикс приподняла уголок рта.

– Что? Обнимашки? – Эйлин с ужасом взглянула на подруг.

Ее начинало раздражать, что она многое забыла. Она помнила тепло, приятное чувство и аромат сигарет.

– О… Боже! Я обнималась с Мейсоном?

– Тс-с… – зашипела одна из медсестер.

Трикс и Стилла тихонько захихикали. Эйлин улыбнулась им в ответ. Она не понимала, можно ли вообще улыбаться после всех произошедших с ней событий.

– Стилла! – На пороге лазарета показались «Гадюки».

– Я сказала вам, что занята! – Та даже не обернулась.

– Мы быстро. Хотели тебе сказать, что ты больше не наш капитан.

Взгляд Стиллы резко опустел. Она выглядела так, будто по ее оголенной спине ударили хлыстом.

– Повторите… – Стилла обернулась к «Гадюкам».

Глава 15

Мейсон

– Лив, перестань! Это мой пятнадцатый день рождения, и все будет как обычно. – Мейсон лежал в гамаке и смотрел на солнце, которое просачивалось сквозь листву.

Лето. Мейсон любил это время года. На каникулы родители отправляли его к бабушке с дедушкой, в их роскошный трехэтажный особняк со своим лесом и прудиком около дома. Соседей было мало, но рядом жило семейство Митчелов. Семья, которая владела несколькими заводами по производству автомобилей.

Глава семьи, мистер Брайн Митчел, был очень суровым мужчиной. Его густые брови были приближены к переносице, отчего казалось, что он вечно недоволен. Бабушка рассказывала, что до обретения своего состояния мистер Митчел был приятным молодым человеком. Видимо, должность обязывала его быть строгим всегда. Даже со своей супругой и дочерью.

Жена мистера Митчела любила выходить в свет. Ее днями, а иногда и вечерами не было дома. Светские мероприятия, вечеринки, банкеты – все это нравилось и поглощало мадам Митчел.

И только их маленькая дочка была всегда дома. Иногда с ней оставляли няню, но бывали дни, когда малышка находилась одна в большом и тихом особняке. Слишком тихом. Она выходила на улицу и изучала окружающий мир. Пение птиц, насекомые, растения – ей было интересно все. Когда весь участок был обследован, она начала засматриваться на соседний. Так Мейсон в восемь лет и познакомился с Оливией Митчел.

Она была непохожа на других девочек. Внешность ее была просто ангельской: аккуратные черты лица, светлые волосы, голубые глаза, густые брови и маленький вздернутый носик. Но не внешность привлекла Мейсона, Оливия излучала тепло и свет, какого он еще не чувствовал.

Мама всегда говорила, что у сына божий дар, он мог даже в самом гнилом человеке разглядеть что-то светлое. Но Оливия была будто соткана из света, из чего-то нежного и воздушного.

Своим смехом она могла развеселить и вытащить любого из самой глубокой депрессии, а взглядом согревала сердца окружающих. И больше всего – сердце Мейсона.

С восьми лет Мейсон благодарил судьбу за самого важного человека в своей жизни. Они часами напролет могли рассматривать облака и выдумывать, что напоминали огромные воздушные силуэты. Ребята лазили по деревьям, набивали шишки, бегали по полю, усыпанному цветами, и наслаждались каждым летом, проведенным вместе.

Мейсон влюбился. Он никогда не испытывал подобного чувства раньше, но ему казалось, что оно должно быть именно таким. Когда ноги становятся ватными, когда внутри все сжимается, а от улыбки хочется растаять, как пломбир на июльском солнце.

До восьмилетия Мейсон ненавидел свои дни рождения. Родители никогда не приезжали, и он сидел в своей комнате с яблочным пирогом, который пекла бабушка