Дети Афродиты - Вера Колочкова

– Ну что, тебя подвозить или нет?

– Значит, ужинать ты со мной не будешь?..

– Не буду, Вань.

– Тогда не надо. Тогда езжай.

– Ладно, как хочешь.

Машина послушно завелась, тронулась с места. Уже выезжая со стоянки, глянула в зеркало заднего вида. Иван стоял на том же месте, глядел ей вслед сквозь капли дождя, падающие с зонта. Невдалеке от него – ребенок в плаще-брезентухе, как дополнительный грустный к Ивану фон. Странная инсталляция. Или, может, кино… У нее роль жестокосердной негодяйки, у него – печально влюбленного Пьеро. Вот и катись к добросердечной покладистой Владе, печальный Пьеро! И с ней ужинай…

На светофоре остановилась, глядя, как «дворники» гоняют дождь по стеклу. Туда-сюда. Туда-сюда. Тоскливо. И дома сейчас ужасно тоскливо. Горячий душ, кухня, диван, телевизор. Да, в кафе бы самое то сейчас посидеть, под музыку, вина красного попить… А может, и правда, в кафе? Нет, одной неохота.

Как спасение зазвонил телефон в сумке. Надо же, Полька о ней вспомнила, любимая доченька! Счастье какое!

– Мам, привет! Ты где сейчас?

– Домой после работы еду…

– А давай к нам, а?

– На дачу, что ли?

– Нет, мы дома, с дачи нас дождь выгнал. Вот я и подумала, пока мы здесь… Хоть увидеться, поговорить…

– Да, Поль, конечно. Я рада. Я прямо сейчас и приеду. Скажи, в магазин заскочить, купить что-нибудь вкусненькое? У тебя какие новые прихоти появились?

– Да нет у меня никаких прихотей. Ем все подряд, как лошадь. Скоро в дверь не войду. Давай, приезжай без вкусненького.

– Да, я уже скоро… А ты одна дома?

– Нет.

– Понятно… А это удобно, Поль?

– Ну, ты даешь, мам. Вообще-то мы все нынче родственники. Между прочим, Надежда Борисовна все время о тебе спрашивает. И удивляется, почему ты на дачу не приезжаешь. Я ж не сирота все-таки, у меня мама с папой есть.

– Ладно, Полька, будем считать, устыдила. А в магазин я все-таки заеду, как-то неудобно с пустыми руками.

Через полчаса она уже улыбалась Надежде Борисовне, уважаемой сватье, женщине, приятной во всех отношениях, тонула в ее ласковом говорке:

– Ой, ну зачем же вы торт купили, Олечка Викторовна… И вино… Полечке же нельзя ни то, ни другое! Я очень слежу за Полечкиным питанием, чтобы и витамины, и белки… Да она девочка не капризная, она все кушает, что я ей приготовлю. Просто чудо, а не девочка! Мы тут на нее не надышимся все…

Чудо-девочка Полечка выглядывала из-за спины свекрови, улыбалась, как сытая домашняя кошечка. Казалось, замурлычет сейчас. У Ольги даже ревность внутри толкнулась, не злая, не приведи господь. Так, чуть насмешливая.

– …Да, да, Олечка Викторовна, не надышимся! Мы уж и в университете все уладили, Полечке разрешат свободное посещение, пока малыш не окрепнет… А перед зимней сессией репетиторов наймем, если понадобится. А кроватку и коляску не покупали еще, примета плохая. Вчера Игорь пинетки принес, я его так отругала!

– Да мы в приметы не верим, Надежда Борисовна! – засмеялась Полька, кутаясь в тонкую цветастую шаль. – Природу никакими приметами не испугаешь, она репродуктивную функцию строго блюдет. А пинетки такие хорошенькие, прелесть просто.

Ольга видела, как обласкала Польку взглядом Надежда Борисовна. Похоже, по-настоящему девчонку полюбила, без лицедейства. Только больно уж сладко, до приторности… Но, наверное, ей, Ольге, не понять. Она сама никогда сладкого не любила, в любых ипостасях. И в детстве бабушка говорила, что сладкое ужасно вредно для организма.

– Ну ладно, я пойду, у меня там пирог в духовке… – засуетилась Надежда Борисовна, мельком глянув на Ольгу. – Полечка, веди маму к себе в комнату, вам же, наверное, пообщаться хочется. Но через полчаса я вас жду в гостиной, будем чай пить.

В комнате у молодых был творческий беспорядок. Полька вообще не любила порядка, сколько она ни приучала ее аккуратно раскладывать вещи по местам, все зря. А здесь, похоже, вообще дала себе волю, и замечания сделать некому. А впрочем, не такой уж и беспорядок, если приглядеться… Так, уютная свобода движения нужных в обиходе вещей.

– Мам, а ты не ревнуешь ли случаем? – вдруг насмешливо спросила Полька, пристраиваясь в кресло. – Так на Надежду Борисовну странно сейчас глянула. Или мне показалось?

– Нет, не ревную, что ты. Просто мне интересно… Тебе что, и впрямь нравится это облизывание?

– Да, мам, нравится. Я тебе даже больше скажу – мне всегда этого не хватало. Ты ведь меня никогда не облизывала, правда? Папа облизывал, а ты – нет.

– Это что, упрек?

– Да бог с тобой, мам… Просто мы, наверное, разные по природе, ты и я. Мне нужны тактильные ощущения, а тебе нет. Кстати, вы с папой не помирились еще?

– Что значит – еще? Мы же с тобой говорили на эту тему, Поль.

– Да помню я, помню. Ну, может, ради внука? Я бы на твоем месте папу простила, мам. Он любит тебя. А любить тебя не так уж и легко, это я как женщина тебе говорю.

– Я знаю, Поль. И тем не менее… Давай больше не будем об этом, ладно? Может, я действительно плохая мать, но…

– Я этого не сказала, мам!

– Да знаю, что плохая. Мне надо сейчас около тебя тоже приплясывать, а я, выходит, наоборот… Наверное, это у меня наследственное – проблемы некачественного материнства. Да, я согласна, есть грех. Но… Хм. Что-то много плохой наследственности в последнее время из меня повылазило…

– Не поняла… Это ты о чем сейчас, мам?

– Ладно, не бери в голову. Все у нас хорошо, Полька. Все просто замечательно. И я за тебя ужасно рада! Только бы не сглазить, тьфу-тьфу, дай по дереву постучать. Ой, а как вкусно пирогом-то пахнет… М-м-м…

– Да, Надежда Борисовна большая мастерица в этом деле. Боюсь, тонкая талия мне уже никогда не светит. Но ничего, меня Игорь не за талию любит! У них, знаешь, какая-то особая привязка друг к другу в семье… Мужчины любят в женщине сущность, а не лицо и фигуру. Наверное, это правильно, да?

– Да, Полька. Наверное, это правильно. Да, Игорь тебя очень любит, я знаю… И я спокойна за тебя, Полька.

– А вот я за тебя не очень спокойна, мам. Может, все-таки…

– По-о-оль!

– Ладно, не буду. Ну что, идем пирог есть?

– Идем.

На прощание они с Полькой обнялись. От дочери пахло тем особенным счастьем, которое аккомпанирует ожиданию скорого материнства. У Ольги вдруг перехватило тихой нежностью горло, и захотелось сказать что-нибудь… Что-нибудь облизывающее…

– Я люблю тебя, доченька. Очень люблю.

– Ой, спасибо, мам… – тихо-удивленно откликнулась Полька, ткнувшись ей носом в шею. – И я тебя тоже очень люблю. Ты прости меня, ладно? А то наговорила тебе всякого…

– Да прям. Ничего ты мне обидного не сказала. Что есть, то есть. Ладно, пока, Полька.

– Пока, мам… На дачу приедешь?