БП. Между прошлым и будущим. Книга 2 - Александр Половец

Разумеется, встретить его мне случилось много позже его побега — здесь, в Калифорнии: мы впервые пожали руки друг другу, знакомясь после его выступления в одной из общественных организаций, основанной очень состоятельными горожанами — гостями ее бывали министры, президенты, нобелевские лауреаты и военные чины.

В этот раз Владимир читал там лекцию, после которой мы и условились встретиться с ним в нашей редакции. А теперь — собственно текст нашей беседы, в приведении которого я постараюсь быть предельно документальным.

— Владимир, многим читателям, конечно же, знакомо ваше имя — и по газетам, и по книге Дж. Баррона. Надо думать, живой разговор с вами для них будет не менее интересен, чем глава из книги Баррона, посвященная вам, — начал я нашу беседу.

— Надеюсь, тем не менее, что они еще не читали мою книгу «High Treason» («Государственная измена»). Издали ее по-английски в «Рэндом Хауз»; в книге четыреста страниц, ее тираж 150 тысяч экземпляров. Вообще-то, это художественное произведение, но основанное на моей биографии — роман, насыщенный приключениями и, простите, сексом. Книга охватывает период с 1948 года и до того дня, как я прибыл в США.

— Баррон пишет, что обстоятельства, при которых вы начали сотрудничать с американской разведкой, и подробности собственного вашего перехода на Запад до настоящего времени сохраняются втайне. Может быть, сейчас это уже не секрет, и вы можете рассказать об этом нашим читателям?

— Я разделяю свое «сотрудничество» (не люблю это выражение) с ЦРУ на два периода: первый — взаимное прощупывание — до того, как я поехал в Кувейт; и затем, когда я прибыл в Кувейт в сентябре 1970-го года — с декабря я уже работал на них. Примерно два раза в месяц мы встречались на явочных квартирах. И этот период продолжался примерно восемь месяцев… ЦРУ хотело, чтобы я работал на них дольше. Но мне повезло — у меня был очень хороший «кэйс-офицер», опекун, что ли. Когда я сообщил ему, что в июле 1971-го должен буду возвратиться в Москву и наше сотрудничество станет совершенно невозможным, он сказал мне: «Хорошо, тогда поехали в Америку».

— И была та самая романтическая история с цветами в автомобиле, как сигнал к вашему побегу, описанная Барроном?

— Все было гораздо проще. Книга Баррона перед публикацией была просмотрена ЦРУ, кое-что в ней скорректировано. Баррон, по видимому, не должен был писать, как на самом деле все это происходило.

— А перед побегом вы чувствовали, что советские «органы» следят за вами?

— Нет, совершенно нет…

— Володя, вот вы, будучи в составе советской «элиты», в студенческие годы и позже были дружны со многими сыновьями советских руководителей — с Игорем Андроповым, например, да и с другими. И даже однажды спали со своей подругой в постели самого будущего генсека (разумеется, в его отсутствие). Зная достаточно близко изнутри советскую систему, не думаете ли вы, что новое поколение советских руководителей будет не столь ортодоксальным и, может быть, даже более прогрессивным в области внутренней политики, более лояльным к странам Запада, чем нынешнее?

— Действительно, у многих советологов в связи с приходом к власти Андропова возникли ожидания каких-то перемен. Но я не могу утверждать, что знаю советскую систему лучше, чем какой-либо другой достаточно осведомленный советский человек. И я не располагаю какой-либо особой информацией на эту тему.

— Поставим вопрос по-другому: могут ли новые лидеры что-либо изменить в Советском Союзе?

— Не думаю. Например, мы были одноклассниками с Игорем Андроповым. Или другие мои приятели — Виктор Кудрявцев, Калугин, Михаил Цвигун… Мы увлекались тем же, чем и любые наши сверстники — пластинками, «Голосом Америки», девочками — словом, развлекались, как могли. На политические темы мы мало говорили. Мое впечатление о семье Андропова сложилось через мое знакомство с Игорем. Я думаю, что либеральные склонности Игоря могли быть следствием каких-либо подобных настроений в его семье.

— Мы говорим о поколении, к которому принадлежит сам Игорь. Может ли это поколение, придя рано или поздно к власти, повести страну по пути большей либерализации — ну, хотя бы в вопросах экономики?

— Живя здесь, в Штатах, — легче надеяться, что эти люди могут принести с приходом к власти какую-то либерализацию — может быть, в области музыки, театра, литературы… Но я лично так не думаю. Культура «нового поколения» — это культура очень замкнутого круга. То, что происходит внутри этого круга, — других не касается. И когда они встанут у руля — они станут такими же, как и их предшественники — вряд ли от них стоит ожидать серьезных перемен.

— Вернемся к вашей биографии — как она складывалась после того как вы оказались в Америке?

— Вначале все было очень скверно — после того как я провел год в Вашингтоне и три месяца в Афинах. Было трудно. Было трудно… Особенно в Голливуде — это было мое первое пристанище. Я не знал, что делать. Никто ничего мне не посоветовал. Я буквально чувствовал себя потерянным. Меня никто не опекал, разве что в какой-то небольшой степени ЦРУ Главной проблемой было то, что когда я был в Вашингтоне, мне предложили подписать несколько бумаг. И я их подписал. Одна из них предусматривала, что я не должен буду встречаться с «русскими», живущими здесь. Включая представителей всех волн эмиграции.

— Какой-то определенный период?

— Никогда. Они сделали из меня «немца». Хотя мой немецкий совсем слаб.

— Их (ЦРУ) заботила ваша безопасность или какие-то свои дела?

— Скорее всего — их собственные дела и меньше всего — мои.

— Представляете — кто-то из потенциальных перебежчиков в КГБ прочтет то, о чем вы рассказываете: их же это может остановить!

— Безусловно, остановит. Но все это — правда, и я предпочитаю быть откровенным. Я бы не хотел создавать каких-либо нелепых иллюзий.

— Вот как получается: вопрос-то я задал как бы в шутку, а ваш ответ меньше всего располагает шутить на эту тему. Ну, а экономически вас как-то поддерживали здесь в эти годы?

— Поддерживали — на протяжении двух лет, пока я жил в Голливуде, у меня была стипендия. Мизерная. И тогда я спросил своего «опекуна» — может быть, мне следует начать учиться, получить какой-то диплом? Мой «Вася» был славный парень, он постоял за меня в Вашингтоне — и я пошел учиться в ЮЭсСи, где защитил докторскую диссертацию. И все это время я был «немцем». Потом моего опекуна перевели на другую работу, а новые менялисъ каждый год. И однажды ЦРУ нашло мне исследовательскую работу на 6 месяцев, после истечения которых мне велено было ее прекратить.